Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941 - Михаил Семиряга

Численность армии мирного времени, тыс. чел.: Эстония – 16, Латвия – 25, Литва – 24. Все республики – 65.

Танки, шт.: Эстония – 30, Латвия – 40, Литва – 30. Все республики – 100.

Самолеты, шт.: Эстония – 125, Латвия – 175, Литва – 100. Все республики – 400.

Подводные лодки, шт.: Эстония – 2, Латвия – 2, Литва – нет. Все республики – 4.

(В оригинале – таблица. Прим. составителя fb-книги)

Накануне и в первый период второй мировой войны Прибалтийские государства вызывали экономический и политический интерес ряда ведущих европейских держав, которые рассматривали их как объект большой политики или, по выражению германского историка Г. Мейера, как «крестьян на шахматной доске»[556]. Что же касается советских руководителей, то их внимание к Эстонии, Латвии и Литве имело преимущественно военно-стратегическую окраску, причем для обоснования этого использовались различные аргументы. Если до заключения советско-германского договора о ненападении речь шла о предотвращении германской военной угрозы этим странам, что было вполне реально, то с августа 1939 г. – уже мифической угрозы со стороны англо-французского блока и, конечно же, ни словом не упоминалось об агрессивных устремлениях Германии.

Так, в книге «Внешняя политика Советского Союза», посвященной 50-летию В. М. Молотова, отмечалось, например, что заключение договоров о дружбе и взаимопомощи с Прибалтийскими странами «усилило оборонную мощь Советского Союза и предотвратило возможность вовлечения Прибалтийских государств в орбиту англо-французского военного блока»[557]. Журнал «Большевик» осенью 1939 г. обращал особое внимание на то, что «до заключения пактов о взаимопомощи с Эстонией и Латвией у нас главной военно-морской базой на Балтике был Кронштадт, расположенный вблизи Ленинграда, на острове Котлин. Теперь наш флот, получая новые базы, в огромной мере расширяет свои операционные возможности»[558].

На политических переговорах с Англией и Францией Советский Союз выразил готовность предоставить странам Прибалтики гарантию безопасности. 1 июля партнеры по переговорам дать такую гарантию согласились только в случае прямой агрессии. Но советские представители выдвинули предложение распространить гарантию и на случай «косвенной агрессии» против Прибалтийских стран. Это новое понятие на языке международных отношений советское руководство представляло себе как возможный внутренний государственный переворот или поворот к политике в пользу агрессии. Западные партнеры по переговорам сразу же поняли, что скрывается за этой формулировкой, и отвергли ее. Советский полпред во Франции Я. 3. Суриц 19 июля 1939 г. докладывал в Москву, что там это предложение рассматривается как попытка предоставить «нам практическую свободу действия в Балтике, и притом не только в момент реальной германской угрозы, но в любой желательный для нас момент»[559]. Еще раньше, в мае 1939 г., суть советского предложения раскрыл министр иностранных дел Эстонии К. Сельтер, назвавший его «превентивной агрессией» со стороны Советского Союза. От советских гарантий отказались и правительства Латвии и Финляндии.

Великобритании и Франции становилось все более очевидным, что выдвигаемая Советским Союзом идея гарантий Прибалтийским республикам понималась им как шанс держать в них свои вооруженные силы. Ясно, что в Лондоне и Париже считали, что, во-первых, это слишком дорогая цена за создание советско-англо-французского военного союза и, во-вторых, подобная ситуация в корне изменила бы соотношение политических сил в бассейне Балтийского моря. Это противоречило бы традиционной для Лондона концепции статус-кво в Европе. Что же касается Гитлера то, как позже оказалось, он готов был заплатить любую цену, лишь бы только обеспечить в данное время нейтралитет Советского Союза.

Вопрос о судьбе Прибалтийских стран советским руководством был поставлен и перед Риббентропом во время его посещения Москвы 23 августа 1939 г. Имея широкие полномочия от Гитлера, германский министр согласился на нечто большее, чем гарантии: вообще рассматривать Прибалтику как сферу государственных интересов Советского Союза, предоставив ему здесь полную свободу действий и заявив о незаинтересованности Германии в этом регионе. Гитлер и Риббентроп были так щедры на подачки за счет чужих земель, потому что были уверены: через несколько лет эти земли все равно окажутся во владении Германии. Как было правильно отмечено в «Заключении рабочей группы Комиссии Верховного Совета Латвийской ССР по оценке политических и правовых последствий тайного соглашения между СССР и Германией 1939–1940 гг.», «…Балтия из объекта возможной агрессии превратилась в объект торга между Германией и СССР»[560].

Какие же шаги применительно к Прибалтике предпринял Сталин в последующем?

Нет, он не ринулся стремглав реализовывать свое «право» на владение территориями своих северо-западных соседей. 17 сентября 1939 г., когда советские войска перешли польскую границу, Молотов, опасаясь серьезной реакции западных стран, в ноте дипломатическим представителям 24 государств, в том числе Латвии, Литвы, Эстонии и Финляндии, подчеркивал: «В отношениях с ними СССР будет проводить политику нейтралитета»[561].

Но 25 сентября 1939 г. Сталин заявил Шуленбургу, что он намерен «решить проблему Прибалтийских стран в соответствии с секретным протоколом» и в связи с этим ждет поддержки со стороны германского правительства. И Сталин «карт-бланш» на Прибалтику получил. При пассивности западных держав Германия еще раз заявила о признании свободы рук Советского Союза в зоне его интересов. Немецкие посольства в Прибалтике по указанию Риббентропа рекомендовали литовцам, латышам и эстонцам пойти навстречу пожеланиям советских властей. Когда же Берлин потребовал от них прекратить торговлю с Англией, то Молотов, в свою очередь, посоветовал, например, литовцам, также пойти немцам навстречу[562]. Более того, Гитлер уступил Советскому Союзу Литву, относившуюся, как уже говорилось, на первых порах к сфере интересов Германии, взамен на Люблинское и часть Варшавского воеводства.

Намерение Сталина в Прибалтике Гитлер понимал так, что эти страны непременно будут включены в состав СССР. Ибо чем иначе можно объяснить тот факт, что на географических картах, изданных 1 апреля 1940 г. в Германии, но изготовленных еще в начале марта, территории Эстонии, Латвии и Литвы значились как составные части Советского Союза?

Однако это не означало, что Германия отказалась от своих Притязаний в будущем на Прибалтийские земли. Она имела явно выраженные экспансионистские намерения, особенно в отношении соседней Литвы, президент которой А. Сметона поддерживал эти планы и решил содействовать их осуществлению. Директор департамента безопасности министерства внутренних дел Литвы А. Повилайтис ездил в Берлин, чтобы по поручению президента известить Гитлера о его решении переориентироваться на Германию и что Литва готова стать протекторатом рейха. Ответ Берлина гласил, что это возможно лишь после завершения войны[563].

На территории этой республики под различными прикрытиями существовали такие немецкие фашистские организации, как «Культурфербанд», «Гитлерюгенд», «Союз немцев рейха», «Союз немецких девушек» и другие. Пользуясь территориальной близостью Литвы к Восточной Пруссии, германские власти содействовали активному внедрению немцев в литовскую экономику, на транспорт, в энергетическое хозяйство. По некоторым данным, к концу 1939 г. в Литве имелось около 300 немецких предприятий, 88 торговых точек и т. п. Немецкое землячество развернуло сеть культурно-просветительских учреждений, спортивных и религиозных обществ. Немецкие специалисты внедрялись в государственный аппарат, литовскую армию и полицию. Они вели не только активную профашистскую, но и шпионскую деятельность в пользу Берлина. По данным контрразведки генерального штаба Литвы, в 1934 г. было выявлено более 400 немецких агентов. Они продолжали действовать и ко времени вступления в страну Красной Армии[564].

Как же характеризовала обстановку в Прибалтике и вокруг нее советская дипломатия?

В целом не всегда объективно. Так, советский полпред в Латвии И. С. Зотов в донесении от 21 августа 1939 г. так отзывался о настроениях в республике в связи с советско-англо-французскими военными переговорами: «Поездка военных делегаций Англии и Франции в Москву широкими кругами расценивается положительно и видят в этом рост международного авторитета СССР. Кулацкая верхушка деревни и буржуазия города ждут провала переговоров, чтобы сказать, что СССР не хочет мира – лицемерит, и этим усилить запугивание масс». В том же документе утверждалось следующее: «Речь тов. Молотова, тов. Жданова, разъяснение ТАСС нашли горячий отклик в латышском народе (курсив мой. – М. С.), что свидетельствует об одобрении нашей внешней политики, направленной на сохранение независимости Латвии от агрессии»[565].