Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941 - Михаил Семиряга

Преемник Паасикиви на посту президента Финляндии Урхо Кекконен, который в начале 50-х годов участвовал в переговорах в Москве, вспоминая о беседе с Молотовым, отмечал: «Я высказал сожаление, что события прошлого приняли такой оборот, и сказал, что не знаю, была ли в этом вина только Финляндии, и что, возможно, Финляндия явилась главным виновником. Молотов ответил, что и мы тоже были виноваты. Следовательно, обоюдное подозрение вызвало не лучшие действия обеих сторон»[538].

Как показал более чем 40-летний послевоенный опыт, обе соседние страны постоянно расширяли и углубляли свое сотрудничество на благо обоих народов. Миролюбивый внешнеполитический курс Финляндии вошел в историю под названием «линии Паасикиви – Кекконена».

Таковы были политические уроки, извлеченные государственными деятелями и народами обеих стран из этой злополучной войны.

Но эта война преподнесла, и в первую очередь нашей стране и ее Вооруженным Силам, немало поучительных военно-оперативных уроков. Правда, в официальной пропаганде действия советских войск преподносились в мажорной тональности. В печати, особенно в «Красной Звезде», публиковались репортажи о массовых подвигах советских воинов, о высоком уровне советского военного искусства и т. д. Целые газетные полосы занимали списки Героев Советского Союза и награжденных высшими государственными орденами.

Но вместе с тем по служебной, закрытой линии принимались срочные и радикальные меры по исправлению выявленных пороков в нашем военном строительстве, по совершенствованию боевой и политической подготовки войск. Главное командование Красной Армии сделало серьезные самокритичные выводы как из самого факта советско-финляндской войны, так и из того влияния, которое она оказала на международную обстановку в Европе. По докладу Ворошилова итоги войны были обсуждены на внеочередном Пленуме ЦК ВКП(б), проходившем в марте 1940 г. сразу же после прекращения военных действий. Затем в середине апреля 1940 г. состоялось расширенное заседание Главного военного совета с участием руководящего командного состава действующей армии вплоть до командиров дивизий.

Было признано, что в ходе войны Красная Армия приобрела опыт прорыва мощного укрепленного района в условиях суровой зимы, который послужил дальнейшему развитию тактики и оперативного искусства Красной Армии, улучшению организационной структуры, вооружения, совершенствованию управления войсками.

Вместе с тем отмечалось, что война стоила лишних жертв, которых можно было избежать, выдвигались предложения коренным образом улучшить качество вооружения, организацию, обучение и воспитание войск. Весьма громоздкими для данного театра оказались стрелковые дивизии с трудноуправляемыми тылами. Не существовало специальных лыжных подразделений – они стали создаваться лишь в ходе войны. Пехота не умела вести бой на лыжах, и в этом она во многом уступала финским солдатам. В ходе боев обнаружились серьезные пробелы в снабжении войск, в неудовлетворительном состоянии оказалась автомобильно-дорожная служба. Командный состав плохо знал противника, его организацию, вооружение, тактику. Командиры практически не понимали реальной опасности, которую представляла собой линия Маннергейма.

«Война с Финляндией показала, что уровень подготовки командного состава, его представление о войне и бое оказались не вполне отвечающими действительным требованиям и реальным условиям современности. Это привело к лишним потерям, вскрыло низкую тактическую и стрелковую подготовку войск, неподготовленность некоторых командиров и начальников к управлению войсками в современном сложном бою и неумение правильно использовать технические средства борьбы»[539] – так докладывал в ЦК партии начальник политического управления Красной Армии армейский комиссар I ранга Мехлис 23 мая 1940 г. Причинами этих отрицательных моментов автор считал неправильное освещение интернациональных задач, такие установки в воспитательной работе советских воинов, как непобедимость Красной Армии, армия героев, абсолютное техническое превосходство Красной Армии и др. Мехлис с удовлетворением воспринял восстановление в армии в 1940 г. дисциплинарных (штрафных) частей, упраздненных в 1934 г.

Было признано, что способы использования танковых войск оказались неудовлетворительными. Отсутствовало массированное применение танков. С учетом этого опыта уже в мае 1940 г. было принято решение о создании шести танковых корпусов, затем еще трех, а с февраля 1941 г. началось формирование еще 20 танковых корпусов. Это были крупные соединения. Каждое из них по штату должно было иметь 36 тыс. человек, 1 031 танк, 268 бронемашин, 358 орудий и минометов, 352 трактора и 5 165 автомашин. Но их формирование шло медленно, не хватало техники и офицерского состава. Поэтому к 22 июня 1941 г. ни один из этих корпусов полностью укомплектован не был.

Война с Финляндией потребовала серьезно заняться производством минометов. В этом деле были достигнуты неплохие результаты. Если на 1 января 1939 г. Красная Армия имела более 3 тыс. минометов, то к 22 июня 1941 г. – уже 57 тыс.[540] Неоправданными оказались некоторые нормы снабжения войск, не хватало спецобмундирования для лыжников. Опыт первых недель советско-финляндской войны показал нецелесообразность создания ударной и сковывающей групп боевого порядка, так как сковывающая группа некоторое время бездействовала. В последующий период войны подобная тактика была отменена.

Была дана высокая оценка действиям авиации, которая наносила удары по железнодорожным объектам, военным заводам, портам в Ботническом заливе и правительственным зданиям в Хельсинки. Но отмечалась слабая подготовка штурманского состава, что влияло на точность бомбовых ударов.

Обеспеченность финских войск автоматическим оружием, которое применялось весьма эффективно, подтолкнула советское командование серьезно заняться этой проблемой. К началу гитлеровской агрессии было произведено 100 тыс. автоматов, что было крайне мало для многомиллионной армии. Слабым местом в действиях советских войск было неумелое взаимодействие между наземными силами и авиацией, а также между соединениями и частями.

В морально-политическом плане слабой стороной было то, что рядовые воины не понимали целей войны, а политработникам трудно было обосновывать эти цели.

Опыту войны были посвящены и письма ее участников, адресованные Ворошилову. В них высказывались мнения не только о действиях наших войск, но и финской армии. Так, в одном из таких писем командарм II ранга Н. Н. Воронов отмечал, что финские войска отличаются высокой одиночной тактической и стрелковой подготовкой. Они умело владеют лыжами, превосходные снайперы, для освещения местности часто используют ракеты, четко ориентируются на местности. Хорошо продумана экипировка солдат. Вместе с тем финны, будучи сильны в обороне, слабо подготовлены к наступательным действиям. Основной вид таких действий – это просачивание мелких подразделений в наши фланги и тылы. Финская армия располагает устаревшей артиллерией при острой нехватке снарядов[541].

Анализу действий Красной Армии в советско-финляндской войне большое внимание было уделено в акте приема-сдачи Наркомата обороны СССР в мае 1940 г., когда наркомом обороны вместо Ворошилова был назначен Маршал Советского Союза Тимошенко. В этом документе говорилось, в частности, что представления командного состава Красной Армии о войне не вполне отвечают действительным требованиям и реальным условиям, в которых протекает современная война.

Ссылаясь на опыт советско-финляндской войны, авторы документа пришли к выводу: «Глубоко укоренился вредный предрассудок, что якобы население стран, вступающих в войну с СССР, неизбежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии, что рабочие и крестьяне будут нас встречать с цветами… Война в Финляндии показала, что мы, не ведя политической разведки в северных районах, не знали, с какими лозунгами идти к этому населению и как вести работу среди него. Мы часто обращались в своей пропаганде к финским крестьянам северных районов, как к труженикам, а оказывается, этот крестьянин шюцкоровец – крупный кулак. Столкновение с действительностью нередко ошарашивало нашего бойца и командира, знавшего население зарубежных стран по трафаретным лозунгам и упрощенной пропаганде»[542].

Действительно, высшее советское военное руководство было дезориентировано старыми стереотипами о готовности всего «рабочего класса капиталистических стран» встать на защиту Советского Союза. Так, в оценочном докладе генштаба Ворошилову от 10 ноября 1939 г. о положении в Финляндии утверждалось, будто «рабочие массы и беднейшие слои крестьянства выражают скрытое недовольство политикой правительства, требуют улучшения отношений с СССР и угрожают расправой всем, кто ведет политику, враждебную Советскому Союзу…»[543].