Пасынки судьбы - Уильям Тревор

— Не знаю даже, как и начать, миссис Лейси. — Он замолчал, улыбка стала меркнуть. Взгляд его блуждал по мебели в гостиной, по картинкам, по хламу, который она никак не соберется выбросить, и лицо его делалось все серьезней. Потом произнес: — Норме было совсем плохо, когда я с ней познакомился, миссис Лейси. Она жила в приюте «Добрые самаритяне», так я о ней и узнал. Я работаю в муниципальном совете. Социальная помощь и консультации. Это моя работа.

— Понятно.

— Норма была в депрессии, чувствовала себя бесконечно несчастной, миссис Лейси. Она попала к «Самаритянам», потом ее направили к нам. Я сумел помочь ей. Я расположил ее к себе, она прониклась ко мне доверием — я помогал ей советами. Я люблю Норму, миссис Лейси.

— Конечно.

— Такое не часто случается. Консультант и клиентка.

— Ну да, конечно. — Она перебила его, потому что ясно было — он собирается продолжать эту тему, распространяться насчет их отношений, которые ее не интересуют. Она так сказала себе. Шесть лет тому назад, сказала она себе, Норма вторглась в ее жизнь, бросила на нее ребенка. Она девочку удочерила, сказала она себе, по настоянию Нормы. «Вы чудесная женщина, миссис Лейси», — твердила тогда Норма.

— Я не могу до нее достучаться сейчас, — втолковывал муж Нормы. — С позавчерашнего дня она замкнулась в себе. Все наши успехи, миссис Лейси, все, что было достигнуто в наших отношениях за это время, все может пойти насмарку.

— Мне очень жаль.

— Она ведь к «Самаритянам» попала потому, что была близка к самоубийству. Совсем была никудышная, миссис Лейси. Ее и человеком-то назвать трудно было.

— Но Бетти, поймите, Бетти теперь мой ребенок.

— Да знаю я, знаю, миссис Лейси, — он энергично понимающе закивал. — «Самаритяне» вернули Норме человеческий облик, потом муниципалитет дал ей жилье. Когда она стала поправляться, мы полюбили друг друга. Вы понимаете, миссис Лейси? Норма и я полюбили друг друга.

— Да, я понимаю.

— Мы вдвоем отремонтировали квартиру. По субботам покупали что-нибудь из мебели, постепенно, то, что по карману. Мы свили себе гнездо, ведь у Нормы никогда не было своего дома. Она росла без родителей, не знала их — вам это известно? Норма — из самых низов, не получила практически никакого образования. Когда я познакомился с ней, она и газету-то не могла толком прочесть. — Он вдруг улыбнулся. — Сейчас, конечно, все гораздо лучше.

Бриджет чувствовала, что вот-вот опять наступит молчание, так несколько раз было в день их первой встречи. Она первая его нарушила, заговорила как можно спокойнее, безуспешно пытаясь поймать взгляд своего гостя, потому что он снова стал блуждать глазами по комнате.

— Мне жаль Норму, — сказала она. — Я ее и тогда жалела, потому и взяла Бетти. Мы с мужем настояли, чтобы все было оформлено как полагается, по официальным каналам. Нам так посоветовали на тот случай, если потом возникнут неприятности.

— Неприятности? А кто же вам посоветовал, миссис Лейси? — Он моргнул и нахмурился. Его голос звучал почти глупо.

— Мы были у адвоката, — ответила она, вспоминая адвоката, маленького, с усами, которого порекомендовал им отец Гогарти. Он очень им помог, все подробно разъяснил.

— Миссис Лейси, не хочу казаться навязчивым, но этот случай мы можем рассмотреть под двумя углами — исходя из интересов Нормы или исходя из ваших интересов. Вы заметили, как переменилась Норма. Поверьте мне на слово: малейший толчок, и она снова заболеет. Теперь посмотрим, миссис Лейси, как обстоят дела с вами в этой ситуации, то есть как они представляются, к примеру, мне, лицу постороннему, сотруднику, изучающему условия жизни неблагополучных семей, стороннему наблюдателю, если угодно.

— Для меня это не «случай» и не «дело», и не могу я на все это под разными углами смотреть. Правда, не могу. Оставьте меня в покое.

— Понимаю, вам нелегко, сочувствую. Но когда девочка вырастет, станет подростком, вам трудно будет с ней справиться, миссис Лейси. Я часто сталкиваюсь с подобными ситуациями — одинокая женщина, дом без отца. Я знаю, у вас нежные отношения с Бетти, миссис Лейси, но факт остается фактом: вы дни напролет с ней с глазу на глаз. Я ведь говорю только то, что любой другой специалист, мой коллега, мог бы сказать.

— Еще мисс Касл.

— Простите, миссис Лейси?

— У меня жиличка, мисс Касл.

— У вас жиличка? Еще одна одинокая женщина?

— Да.

— Она молодая?

— Нет, мисс Касл не молодая.

— Пожилая женщина, миссис Лейси?

— Мисс Касл еще работает на метрополитене.

— На метрополитене?

— Да.

— Видите ли, миссис Лейси, в качестве довода могут привести тот факт, что у ребенка нет друзей-сверстников. Только вы и женщина, которая работает на метрополитене. Повторяю, миссис Лейси, речь не идет об отсутствии ласки и внимания к малышке. Я даже и помыслить об этом не могу.

— Бетти счастлива. Послушайте, мне бы не хотелось, чтобы вы здесь появлялись. А сейчас мне надо…

— Простите, если обидел вас, миссис Лейси.

Она поднялась, вынуждая его тоже подняться. Он терпеливо кивал и улыбался ей, она понимала теперь: это у него профессиональная манера, он ведь консультант.

— Я просто думал, что вы хотели бы узнать, как Норма себя чувствует, — сказал он перед уходом; на пороге он вдруг стал неловким, улыбка и чистосердечность исчезли, их заменила торжественность. — Речь идет о возрождении личности. Вы понимаете меня, миссис Лейси?

На кухне Бетти писала печатными буквами свое имя на животе кита. Она слышала голоса в прихожей, но не обращала на них внимания. Спустя минуту хлопнула дверь, и на пороге появилась мама.

— Смотри-ка, — сказала Бетти, но мама почему-то не посмотрела. Мама схватила ее на руки, шепча ее имя. — Ты что, лицо мыла? — спросила Бетти. — У, холоднющая!

Днем Бриджет прибиралась у Виннардов, как обычно прихватив с собой Бетти. Она размышляла — поделиться или не стоит с миссис Виннард, что у нее произошло с Нормой и ее мужем, может, та посоветует, как ей быть, чтобы покончить с этой историей. Миссис Виннард, миловидная женщина в очках, добрая, молодая, отзывчивая, была сегодня сама не своя: ее двое шумных мальчишек — близнецы двух с половиной лет — задали ей перцу, так что Бриджет ничего не рассказала. Она прибралась в холле, ванной комнате и четырех спальнях, заглядывая время от времени на кухню, где Бетти играла в кубики маленьких Виннардов. Пора собираться домой, а она так ничего и не рассказала, впрочем, она даже рада была, что промолчала: ни с того ни с сего поймала себя на том, что представляет выражение лица отзывчивой миссис Виннард, на котором написано — человек гуманный не станет отметать с порога доводы Нормы и ее мужа. Бриджет знала, что миссис Виннард так напрямик не скажет, но подумает обязательно.

Наблюдая в парке, как Бетти катается с детской горки, она продолжала терзаться. А если она поговорит с отцом Гогарти, то же самое будет? Может, на его костлявом, землистом лице тоже мелькнет тень, может, он тоже решит, что Норму нельзя сбрасывать со счетов? Не всякому пришлось столько горя хлебнуть, сколько Норме. И самое тяжкое — отчаяние, что отдал свое единственное дитя, потому что больше тебе не суждено иметь детей, да, это в тысячу раз тяжелее, чем просто быть бездетной.

Как-то само собой получилось, что Бриджет вспомнила, какой казалась ей судьба, когда она была девочкой: прежде всего судьба зависит от характера. «Мы жадные, — говорил Лайем про себя и ту женщину. — Наверное, мы так уж устроены, ничего не поделаешь». Та женщина жадная, хотел он сказать, но ему легче было сказать, что и он тоже.

Она смотрела, как Бетти катается. Помахала ей, Бетти в ответ помахала. Норму не назовешь жадной, вернее, она не такая, как та женщина, она, конечно, наломала дров, а потом стала помощи просить: у тех, кто воспитал ее ребенка, которого она, не подумав, родила, у «Самаритян», у мужчины, который женился на ней. В конце концов Норме жизнь улыбнулась, она уцелела, и все, что было в ней от природы хорошего, дало о себе знать. А помогли ей любовь мужа, его благородство и искренность. Не надо ей ни в чем завидовать. Судьба подбросила ей козырей, как Лайему и той женщине.

— Смотри, мам! — закричала Бетти, взобравшись на горку, и снова Бриджет смотрела, как девочка катится вниз.

Бриджет все-таки поделилась с миссис Виннард и отцом Гогарти, потому что трудно свою беду в тайне держать и потому что она устала гадать, что ей на это скажут. Миссис Виннард сказала, что посягательствами этой парочки должна заниматься полиция. Гогарти вызвался пойти и вразумить их, если известно, где они живут. Но до того, как миссис Виннард и священник начинали говорить, Бриджет видела, нет, она не могла ошибиться, как на секунду мимолетная тень, которой она больше всего боялась, набегала на их лица Нерешительность и сомнение и — быстрее, чем мысль, — чувство, что ребенку куда естественнее жить у молодой семейной пары, чем у одинокой пожилой женщины и стареющей служащей лондонского метрополитена. Когда Бриджет обсуждала все это вновь и вновь с мисс Касл, она могла голову дать на отсечение, интуиция ее не обманывала: за гневом и яростью мисс Касл скрывались все те же сомнения.