К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество - Наталия Львовна Адаскина

Летом в Хвалынске гостила семья Масловских с пятью детьми. С С. Д. Масловским (псевдоним С. Мстиславский) Петров-Водкин дружил с 10-х годов. Жена Масловского Софья Павловна была врачом. В 20–30-е годы почти в каждый приезд в Москву художник останавливался в их гостеприимном доме. В 1929 им был написан портрет С. Мстиславского, в 1928 — портрет его дочери Ирины (оба в ГТГ).

Лето, осень провел в Хвалынске, в новом доме на Красулинке.

«Вернулся из Красулинки. Это единственный отдых проводить там несколько времени в лунные вечера. Может быть, это от нервности, всякий раз просто плачу от окружающей меня красоты одиночества и полного воспоминаний спокойствия, можно сказать, что закончен один период моей жизни и что подобного счастья уже не будет, возможно, что счастье придет и будет еще большее, чем сейчас, но тихое счастье в этом маленьком уголке — счастье среди дикости, пропитанной нашими радостями и горестями, поэзией и хозяйственными мелочами нашей жизни — это счастье ушло чтобы никогда больше не вернуться»[515].

В октябре в Хвалынске умер отец К. С. Петрова-Водкина Сергей Федорович.

«23-го октября состоялись похороны моего отца, это был один из самых молчаливых и трогательных моментов моей жизни: его смерть. Впервые в жизни видел я „смерть“, особенно же смерть существа, ставшего таким дорогим. Это был день, полный солнца: лучи его ласкали умирающего; когда папа испустил последний вздох, когда страданья от него отступили, он стал, каким был раньше, добрым, готовым всякому помочь, и лицо его опять сделалось спокойным и ласковым. Как хорошо, что в эти священные минуты при нем не было никого постороннего, и что он умер у меня на руках»[516].

В конце октября — ноябре участие в «Выставке этюдов, эскизов и рисунков „Мира искусства“» в Петрограде, где экспонировал картины «Девушки на Волге», «Жаждущий воин», «Скрипка», «Купающиеся мальчики», «В саду» и др.

В конце октября[517] мобилизован, с декабря 1916 по июнь 1917 проходил военную службу в лейб-гвардии Измайловском полку. Так как служба проходила в тыловых войсках, художник жил дома, в казарму являлся утром. По распоряжению начальства были написаны две картины, изображающие парады полка. Продолжал начатую ранее работу над картиной «На линии огня».

10/23 декабря А. Бенуа записал в дневнике: «Вечером неожиданное появление Петрова-Водкина, очень плюгаво выглядящего в солдатской форме. Рассказывал про свои мытарства с самого лета из-за призыва на военную службу. Его забрали на родине (в Саратове?) местные власти, вовсе не пожелавшие считаться с тем, что он „знаменитый художник“. Да и здесь его мотают из одного учреждения в другое. Естественно, вследствие этого полная перемена во взглядах на войну. Куда пропало его боевое настроение? Даже не пытается скрыть своего ужаса перед тем, что его могут послать на фронт. Самые пацифистские речи!»[518]

С 26 декабря 1916 по 2 февраля 1917 участие в очередной выставке «Мира искусства» под названием «Выставка этюдов, эскизов и рисунков» в Москве в «Художественном салоне». Экспонировал картины «Пейзаж»[519], «Две девушки», «Портрет М. Ф.», натюрморты «Скрипка», «Камни», «Яблоки».

Юноша (Купающиеся мальчики). 1916. Холст, масло. Картина уничтожена автором. Репродукция из журнала «Аполлон». 1917. № 1

«У Петрова-Водкина я особенно люблю его пейзажный этюд, в котором помимо острого чувства природы просто прекрасна общая, такая живописная и редкая гармония сырых и сизо-зеленых и серых тонов. В этом этюде прекрасно и исполнение прямо „классически“ выдержанное, без тех уклонений в сухость, которые вредят иногда цельности впечатления от произведений прекрасного мастера. Из остального вклада его на выставку выделяю еще его „Яблоки“ и особенно этюд к прошлогодней картине, изображающей целую группу таких же бледных, одетых в отменно яркие костюмы девушек на берегу реки. Отношение телесных тонов и лазури неба достигает здесь силы и тонкости фресок итальянского примитива»[520].

«К. С. Петров-Водкин дал превосходный, полный воздуха, пасмурный пейзаж и любопытных по гармонии, напоминающих старые фрески блеклых и в то время каких-то едких тонов „Двух девушек“, приобретенных в Третьяковскую галерею»[521].

1917

19 февраля в Петрограде открылась выставка «Мир искусства», на которой экспонировалась картина «На линии огня», на нее были многочисленные отклики. Наиболее существенной была статья Л. Андреева.

«На первый взгляд краски неприятны и режут глаз, но когда проходит время, и картину не видишь, а вспоминаешь — все становится гармонично и незабываемо — выпукло. Быть может, в этом вообще разгадка колорита этого, все еще спорного, художника: смотреть на картину не долго, а вспоминать годами, ибо последний красочный синтез совершается не в глазах, а в мозгу зрителя. Естественный центр картины — фигура умирающего прапорщика. <…> Он жив, он смотрит, он стоит — и в то же время вы ясно видите, что он мертв, убит, что земля уже не служит опорой его ногам, что он — весь в воздухе, без поддержки, как луч, что в следующее мгновенье он рухнет, навсегда прильнет к сырой земле. <…> Есть в этой картине, в этом дивном лице и другое: правдивое, глубокое и чистое разрешение вопроса о нашем, русском отношении к войне…»[522]

Смотр Измайловскому полку перед отправлением на фронт. 1916. Холст, масло. Фото (РГАЛИ)

А. Н. Бенуа записал в дневнике 21 февраля: «Полная потеха вышла с военным цензором, который уже было повелел удалить „Войну“ Петрова-Водкина, но, разумеется, не за ее плохое качество, а за то что, он узрел в ней „проповедь пацифизма“. Все же потом смилостивился и оставил. Еще забавнее, как этот афронт принял сам автор картины, писавший ее <…> в самом боевом настроении, а ныне, томясь в солдатской шинели и рискуя попасть в окопы, приглашает видеть в ней же совершенно иные чувства. Потому что он „обвинение“ в пацифизме принял за высшую похвалу. Истолковать же сюжет можно действительно на обе стороны»[523].

27 февраля/12 марта свершилась Февральская буржуазно-демократическая революция.

«Обо всем потом целые книги напишутся, дети в школах изучать будут каждый из прошедших дней Великого Переворота, а нам покуда трудно разглядеть все свершившееся, — так