Призрачный свет - Мэрион Брэдли

— Ну и дела, — произнес Карадок, и Труф, забыв на мгновение о его присутствии, посмотрела на него. — Тебе повезло, что ты не оказалась рядом с этим шедевром. Он прихлопнул бы тебя как муху, — сказал он. — Я как раз шел на завтрак, слышу — грохот. Вначале мне показалось, это гром, но уж слишком сильный. — Он ухмыльнулся. — Я даже подумал, не стали ли ненароком разверзаться могилы.

Труф непроизвольно посмотрела в окно: небо было чистым и безоблачным.

— Это только пока, — заметив ее взгляд, сказал Карадок. — Увидишь, вечером тут такое начнется.

Он помолчал. Уходить ему явно не хотелось, но и уверенности в необходимости своего присутствия у него тоже не было. Видя нерешительность Карадока, Труф удивилась. Какое же впечатление она произвела на него в первый день, что он повел себя так вызывающе? Сейчас Труф как никогда требовался друг и союзник, ей надоело быть в роли отверженной. Выиграть в одиночку надвигавшуюся битву невозможно, а времени на поиски единомышленников уже не осталось.

Труф никогда не искала новых знакомств, всегда сторонилась теплых, дружеских отношений, считая, что они только отвлекают от дела, но сейчас она решила принять предлагаемое участие.

— Карадок, — сказала она, решив выяснить его позицию, по возможности найти ответы на свои вопросы и попытаться сделать его своим единомышленником, — не упоминал ли здесь кто-нибудь о тайных переходах, дверях в стенах, спрятанных коридорах и тому подобное?

Карадок пожал плечами.

— Была одна дверь, она вела из кухни в амбар, но вот уже лет сто, как его нет. Когда Блэкберн купил этот дом, дверь заделали. Стены кухни укрепили, и ничего там больше нет. Так говорил Джулиан. Правда, я знаю точно, что есть тайные проходы из спален третьего этажа в башни, я видел их на плане дома, — ответил Карадок, загадочно глядя на Труф.

— А здесь? — спросила она.

— Здесь их не может быть. Сама посуди, тут и барабанная комната, залы, коридоры. Им просто негде разместиться.

— Барабанная комната? — переспросила Труф.

— Да, храм. Кое-кто называет его так. Комната круглая, и, когда на улице буря, в храме стоит такой грохот, будто находишься внутри барабана. Разве что перепонки не лопаются.

— Вот как? — Ноги Труф перестали дрожать, она встала со стула, растерла носком туфли попадавшую со стены штукатурку, нагнулась и подняла болт. Повертев его в руке, Труф покачала головой, удивившись блестящему идеальному срезу. Никаких следов излома, ни единой зазубринки.

Да, но если болт был срезан, картина упала бы сразу, а не висела в воздухе, терпеливо дожидаясь, когда Труф окажется поблизости. И кто его смог так срезать? Похоже, что духи во Вратах Тени имеют на вооружении лазеры.

Труф решила переменить тему разговора.

— Послушай, Карадок, что ты думаешь об идее Джулиана попытаться открыть врата через две недели? "И что ты вообще обо всем этом думаешь?" — хотелось ей прибавить.

Карадок нахмурился.

— Может быть, у него что-то и получится. Хотя ты знаешь, иногда добиваешься каких-то результатов, но узнаешь об этом только через несколько недель. С магией всегда так.

"Да нет, если что-то получается, ты моментально узнаешь об этом". Труф не понимала, откуда у нее вдруг возникла такая уверенность. Еще она почувствовала, что Карадок не представляет существа работы, в которой участвует. Для него магия — это смесь иносказаний и мистики, а не могучая, необузданная сила.

— Магия — это способность к перевоплощению и не имеет ничего общего с трюкачеством Дэвида Копперфильда, — продолжал Карадок. — Я верю в то, чем здесь занимался Блэкберн, и не думаю, что можно найти лучшее время для открытия врат между мирами, чем сейчас. Человеку нужна помощь, не правда ли?

Труф перестала рассматривать болт и перевела взгляд на Карадока. Его глаза светились радостным светом, словно он видел все болезни мира и мог своими знаниями помочь человечеству. Труф видела, что ему безразлична своя собственная жизнь, Карадок готов принести себя в жертву ради достижения избранной цели.

Труф усмехнулась, столь явный идеализм раздражал ее.

— Как ты думаешь, что произойдет, когда врата между мирами будут открыты? — спросила Труф, пытаясь от общих слов перейти к более конкретным вопросам. Ей было небезынтересно, что Карадок ей ответит. Кроме собственных выводов о конечном результате работы Блэкберна, ей было необходимо знать и другие суждения.

— Как говорил сам Блэкберн, некогда боги и люди жили вместе. Сохранился миф об изгнании людей из рая, но на самом деле все произошло как раз наоборот — ушли боги, отвергнув людей. Тогда-то, в доисторические времена, и возникли два царства — царство богов и царство людей. — Карадок говорил бесцветным, унылым голосом, словно читая давно выученную наизусть лекцию.

Труф напряженно ждала.

— Контакты между царствами возможны, и установить их можно только с помощью магии. После того как врата были закрыты, человек перестал посещать мир богов. Они могут посещать наш мир, но мы их — нет.

— И Торн Блэкберн собирался устранить эту досадную несправедливость? — спросила Труф. Такая попытка говорила о большой самонадеянности, ведь Торну, когда он умер, не было и тридцати лет.

— Не Торн, а его работа. — Карадок мягко поправил Труф. — Блэкберн верил в то, что ритуал открытия врат — а это целая серия действий, длящаяся около двух недель, хотя все, кто говорит об этом, имеют в виду только его последнюю стадию, — даст цепную реакцию, в результате которой царства богов и людей вновь соединятся. И тогда мы сможем наконец спросить их, почему они нас покинули.

В тихих словах Карадока Труф услышала плач и печаль ребенка. "Папа, мама, зачем вы бросаете меня? Не оставляйте меня, не уходите!"

— А сами боги позволят открыть врата? — спросила она таким же тихим, ровным голосом. Свое суждение о вере Карадока у нее уже было. По ее мнению, он не понимал одного — боги, если это действительно они, будут бесстрастно наблюдать, как людей придавит той стеной, через которую они попытаются пробиться.

— Согласно философии Блэкберна, человек имеет право делать то, что может. Разум человека должен быть независим от религии и воли государства. Конечно, такие вещи, как воровство и убийство, прощать нельзя, — прибавил Карадок извиняющимся тоном.

Труф подозревала, что он выступает с этой проповедью довольно часто.

— Все ясно, — сказала Труф, хотя поняла она только одно — философия Торна Блэкберна позволяла человеку быть непочтительным к кому угодно, потворствовала любым его инстинктам, разрешала быть отпетым мошенником, то есть прощала все ради служения ему одному известной высшей истине. Даже если быть очень снисходительным к Торну, цели его благородными назвать никак нельзя, человечество неспособно выжить с таким размытым пониманием морали. Пока Труф собиралась с мыслями и искала подходящие слова, чтобы возразить Карадоку, объяснить ему ошибочность его мыслей, удобный момент прошел.