Собеседник. Выпуск 6 - Юрий Михайлович Лепский

что там всех ждет смертная казнь или тюрьма — в Австро-Венгрии хорошо знают, что в плен мы пошли по собственной воле. Вся надежда на Францию — корпус надо перебросить туда и на Западном фронте сделать то, чего не удалось сделать на Восточном — разгромить Германию и войти в Злату Прагу с развернутыми знаменами и под грохот барабанов, если только не помешают большевики. А раз так — корпус должен оставаться крепкой боевой единицей, готовой к боям с врагами свободной Чехословакии. Кто эти враги, стало совсем непонятно, особенно в феврале 1918 года, когда Германия, нарушив перемирие, начала наступление, а командование корпуса, воспитанного в духе ненависти к немцам, отказалось сражаться с ними. Это было постыдное зрелище — противник наступает, а готовый к боям корпус бежит от него, чтобы погрузиться в вагоны и ехать во Францию — вот уж там мы разобьем врага! А только что созданные отряды Красной Армии, плохо вооруженные, необученные, полуголодные, останавливают немцев. И рядом с питерскими рабочими и украинскими шахтерами, вставшими на защиту молодой Советской Республики, было немало венгров, австрийцев, немцев, югославов, чехов и словаков, разобравшихся в обстановке, понявших, что борьба за свободу революционной России — это и есть единственный правильный путь к свободе собственных стран. Немало, но и не так уж много…

И все-таки именно в этот момент легионеров стал тревожить вопрос — почему против немцев за царя драться можно, за Временное правительство — можно, за Францию — можно, а за Советскую Россию — нельзя? Разве противник не один и тот же? И куда все-таки нас ведут командиры?

А командиры в это время вели переговоры с Советским правительством об отправке корпуса из России и одновременно готовили антисоветский мятеж. Требования нашего правительства были просты — в сложных условиях 1918 года мы не могли разрешить свободного передвижения по своей территории вооруженных сил иностранного государства. Этого вообще не может разрешить ни одно уважающее себя правительство. В то же время следовало обезопасить бывших военнопленных от всяких случайностей. Поэтому в конце марта было решено, что корпус продвигается на восток не как боевая единица, а как группа свободных граждан, везущих с собой известное количество оружия для самозащиты от покушений со стороны контрреволюционеров (на 1000 человек 100 винтовок и 1 пулемет). Генерал Шокоров с этим требованием согласился, но одновременно отдал приказ — оружия не сдавать. Солдатам говорили о том, что вдруг придется пробиваться к Владивостоку силой, а руководству Антанты сообщили: «Целью этих эшелонов является не путь во Францию через Владивосток, а подготовка Восточного фронта по Волге».

Приказ есть приказ — в вагонах делались двойные стенки, между которыми складывали разобранные винтовки и пулеметы, патроны прятали в мешки с мукой, оружие переносили в те эшелоны, которые были уже проверены — корпус не выполнял распоряжений Советской власти. К маю эшелоны с чехословацкими солдатами растянулись по железнодорожной магистрали от Поволжья до Восточной Сибири. И на всей этой территории корпус был единственным организованным и дисциплинированным войсковым соединением, командование которого имело в своем распоряжении не только 45 тысяч солдат и офицеров, но и связь и транспорт. Нужен был повод, а в такой обстановке за ним дело не встанет. 25 мая корпус начал мятеж. В 3 часа дня был захвачен Мариинск, ночью — Новониколаевск (Новосибирск) и Чулым. 26 мая был вновь захвачен Челябинск, 28 — Нижнеудинск, 29 — Канск и Пенза, 30 — Сызрань… 30 июня капитан Радола Гайда — будущий фашист, гитлеровец, казненный в Чехословакии в 1958 году, писал:

«Мои эшелоны наступают на Иркутск. Положение наше самое благоприятное. У нас всего 4 убитых, 3 раненых, потери советских войск велики. Обезоружены все советские войска по этой линии. Взято много тысяч винтовок, много пулеметов, патронов, орудий и военного снаряжения. Сегодня покончу с Томском».

Вот теперь все стало ясно — корпус есть белогвардейское соединение, его солдаты и офицеры, как писал бывший солдат полка имени Яна Гуса Ярослав Гашек, есть «предатели всемирной революции», и «им никогда чешский народ на Родине не позволит вернуться в свободную Чехословакию».

С помощью мятежников на Волге, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке была временно восстановлена власть буржуазии, а затем создана диктатура Колчака. Образовался Восточный фронт Советской России. И тогда — к чести и славе простых чехословацких солдат — корпус как боевая единица начал распадаться. Если в 1915—1916 годах чешские солдаты не хотели воевать против русской армии и сдавались в плен, то теперь они не желали сражаться против Красной Армии и — хотя и малыми группами — начали переходить на сторону красных. Кто-то сделал это еще до начала мятежа, очень многие — в первые дни мятежа, некоторые — во время дальнейших событий. Последними из таких событий была выдача 15 января 1920 года адмирала Колчака Политцентру и передача 7 февраля 1920 года представителям Советской власти золотого запаса Республики — свыше 350 тонн золота, захваченного еще в Казани.

Каждый решал свою судьбу сам и, конечно же, принять решение было нелегко. Решение Иосифа Лауды уже известно — он перешел к сибирским партизанам. Предполагаю, что произошло это в первой половине 1919 года где-то между Омском и Тайгой, но предположения эти держатся на очень шаткой основе. Нелегко — даже, пожалуй, невозможно установить, что толкнуло его на этот шаг, скорее всего, Иосиф пришел к мысли о необходимости перехода к партизанам, видя происходящее.

Он не мог не знать о том, что еще в апреле 1918 года в Екатеринославе было повешено 17 чехов-военнопленных, решивших вступить в Красную Армию. Он не мог не знать, что во время взятия Пензы легионеры организовали массовый расстрел красноармейцев, попавших в плен, особенно красноармейцев-интернационалистов — немцев, австрийцев, венгров, что их самих заставили выкопать себе могилы. Он наверняка слышал, как были повешены у села Липяги около Самары бывшие легионеры — артиллеристы, перешедшие в Красную Армию, как белогвардеец-палач с иезуитской улыбочкой спрашивал каждого, надевая петлю на шею: «Вам не жмет?» и как Алоиз Скотак, избитый, окровавленный, за минуту до смерти крикнул: «Братья! Желаю вам добиться свободы. Я также бился за свободу, но мне уже до нее не дожить. Я умираю за свои убеждения. То, что вы сейчас совершаете, рассудит история». Он не мог не знать, как по приказу Гайды в Тайге и Новониколаевске, в Мариинске и Чулыме легионеры расстреливали безоружных рабочих, расстреливали женщин… Он не мог не знать, что в Самаре 6-й и 7-й полки чуть ли не полностью перешли на сторону Красной Армии, что командир 1-го полка Й. Швец, не сумев объяснить солдатам, за что им предстоит драться и не сумев отправить полк в бой