Врата Изгнанников - Кэролайн Черри

— Лио…

— Пойми, он — опасность, — твердо сказала она на языке Карша. — Там, сзади, ворота. Неужели ты забыл?

— У них не было времени!

— Тогда скажи, сколько времени для этого нужно. У них наверняка было много раненых.

— Нет, это Чи! Неужели какой-нибудь кел пришел бы и спросил, куда делся его брат? Неужели кел, только что вышедший из ворот, первым делом спросит о Броне?

— Возможно ты прав. Но есть и еще одна опасность. Кровная месть.

— Месть? Бог в Небесах, лио, неужели ты думаешь, что он хочет отомстить мне? Хотел бы я, чтобы он захотел — чтобы хоть что-нибудь захотел…

— Когда пришел, когда ничего не знал — да. Но сейчас, когда он знает, когда первоначальный шок прошел, он не может не думать о мести. Я не хочу, чтобы он был с нами, за твоей спиной — или моей.

— Ради божественной любви, лио! Я отказываюсь верить в это, и никогда не поверю.

— Мы дали ему возможность, но всему бывает конец. И этот конец — здесь и сейчас. Он уйдет, Вейни.

— Мое мнение?

— Ты, как всегда, волен выбирать.

Вейни в ужасе посмотрел на нее и застыл. Старый ответ. Всегда верный. А здесь, на равнине, около ворот — настоящий ультиматум. И он вынужден подчиниться, иначе ее доверия не вернешь.

— Ты уйдешь, сейчас, — жестко сказала Моргейн Чи.

— Леди—

— Я дарю тебе жизнь. Используй этот момент.

— Но вы взяли жизнь моего брата!

— Да, и пожалели твою. Ты не останешься здесь даже для того, чтобы отдохнуть. Бери свою лошадь и иди. Немедленно.

— Вейни…, — жалостливо сказал Чи.

— Я не могу, — сказал Вейни, заставляя себя произносить каждое слово. — Я не могу, Чи.

На мгновение Чи замолчал. Потом стал тяжело вставать. Вейни протянул ему руку, чтобы помочь, но Чи отбросил ее в сторону, встал и ухватился за поводья коня.

— По меньшей мере, — сказал Вейни Моргейн, — дай ему отдохнуть здесь.

— Нет.

Чи, не глядя на него, сел в седло и исчез в тенях между менгирами.

Он уехал, не сказав ни слова, только несколько раз остервенело ударил плетью истощенного коня. И каждый удар Вейни ощутил на себе.

— Лио, — сказал он Моргейн, не глядя на нее, — я знаю, почему ты так поступила. Я знаю все, что ты можешь сказать. Но, о Матерь Божья, почему мы не могли дать ему отдохнуть, почему не попытались—

— Жалость, — сказала она, — вот что тебя погубит. Я сделала это. И избавила тебя от необходимости. Ради тебя — и ради себя. И я дала ему повод возненавидеть меня. Это мой лучший подарок. И он уже потерял все свое желание присоединиться к нам — прежде, чем оно его убило. Вот так я пожалела его. И — самое лучшее — эта жалость пришла от меня, а не от тебя. Большего я для него — и для тебя — сделать не могла.

Вейни уставился на нее, почти не видя в темноте, на грани между подавленностью и гневом. Она дала волю своему раздражению. Но полностью высказалась и успокоилась. И, возможно, она права. — Да, — сказал он, и резко опустился на землю, решив, что лучше ни о чем не думать, этой ночью, и, возможно, еще многими, многими ночами.

Боль вернулась, на этом раз возникнув где-то за глазами. Он опустил голову на руки и попросил ее уйти из-за глаз, или, если не хочет, из сердца, и унести с собой страх, который леденил желудок. Но боль не послушалась, и от нее не было лекарства, разве только Моргейн, которая знала ее, которая все еще с ним, которая погрузилась в собственное мрачное молчание и которая несла в себе — тут она сказала правду — всю жестокость, на которую он сам был неспособен.

Под светом звезд Дорога простиралась все дальше и дальше, бесконечный ночной кошмар, и Гаулт-Киверин упрямо шел по следу, который они оставили ему. Бок весь промок, рана опять открылась, хотя он тщательно перевязал ее, а аллюр чалого только увеличивал боль.

— Вернитесь назад, милорд, — сказал ему капитан. — Мы продолжим и догоним их. А вы — вы возвращайтесь назад. Мы не можем потерять еще и вас.

Да, правда: в его доме в Морунде слишком много таких, которые жили при дворе и убежали к нему, спасая свою жизнь — и они бояться потерять его, боятся того, кто придет на его место.

Но в конце концов его раны не смертельны, хотя кровь бежит по боку и спине. Он останется жить, что разобраться со всем этим кошмаром, и еще он сказал вслух кое-что, скомпрометировал себя перед свидетелями; оправдаться будет не просто, и только самому: нет, милорд, я никогда не собирался предавать вас. Я только искушал их, чтобы узнать их намерения. Все, что я обещал им, ложь, ложь от начала и до конца.

В Манте придавали огромное значение форме, даже если Сюзерен знал настоящие цели.

А сейчас настоящая, самая главная — месть. И спасение репутации: Гаулт никогда не делал ничего просто так, но всегда с двойной цель; даже, как сейчас, когда речь идет о мести за лучшего друга. Есть много способов добиться одной и той же цели, и месть будет только слаще, если заодно поможет и в чем-либо другом.

Мысли охладили кровь и сформировали цель: никаких договоров с чужаками, он добьется своего без них, сам — и выживет, и уничтожит врагов, своих и Пиверна.

И пару из них своими руками; а покончив с ними, займется Мантом и Скаррином — но здесь грубой силой ничего не сделаешь, понадобятся изощренные интриги. И это цель его рейда.

Внезапно на дороге перед ним что-то появилось: одинокая, быстро приближающаяся тень.

— Что это? — спросил один из его отряда. — Кто это? — потому что позади остался Теджос, где двое гонцов вошли в ворота, неся с собой послание и просьбу о помощи войсками. И это не мог ответ из Манта — не с того направления.

Одинокий всадник приближался, всадник на усталой, шатающейся от изнеможения лошади.

— Лорд Гаулт! — крикнул всадник. — Лорд Гаулт!

Гаулт вонзил шпоры в бока чалого. — Ты кто? — закричал он в ответ.

И получил ответ, когда бледноволосый всадник поскакал прямо к нему, завывая ни как кел, ни как человек.

— Гаулт…

В свете звезд сверкнул меч. Он выхватил свой собственный, и металл зазвенел об металл, когда этот дурак попытался сбить его на землю. В другой руке дурака появился нож. Он прорезал его броню, кончик воткнулся в живот, и Гаулт закричал от неожиданности, когда рукоятка его меча отлетела в сторону и он остался беззащитным, сражаться больше было нечем, а враг воткнул нож до конца прежде, чем его люди могли оказаться рядом и оттащить безумца.

— Милорд, — опять крикнул человек, схватил его обеими руками и поднял из седла, а он схватился руками за живот и глядел сверху вниз на безумца, которого уже схватили и крепко держали его люди.