Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

И Леон, и Руал Амундсен смотрели на литературную и ораторскую деятельность с точки зрения предпринимателей. Они оказались способны учитывать национальные особенности разных стран. Для немецкого издания братья согласились приглушить хвалу в адрес Хокона VII на равнине его имени, дабы не отпугнуть тех из читателей кайзеровской Германии, кто придерживался социал-демократических взглядов. Они также пошли на переговоры с американцами о том, как лучше приспособить Руалову лекцию для требовательной публики Нового Света.

Дело в том, что американский импресарио полярного путешественника, Ли Кидик, получил тревожные сигналы из Австралии: его предупреждали, что норвежец — никуда не годный оратор.

Кидик тут же написал Леону и велел лектору нанять себе преподавателя английского. Кроме того, американец советовал полярнику воздержаться от слишком частого употребления научных терминов и побольше прибегать к юмору: «Шеклтон так и делал, что принесло весьма удовлетворительные результаты».

Брать уроки английского Руалу Амундсену не хотелось, в остальном же у него не было возражений: «Если удастся выжать из доклада что-нибудь смешное, я всегда пожалуйста. Пускай себе хохочут!» Как замечает Леон, все распоряжения из Америки делаются исключительно «в интересах лекционного турне; в отличие от Англии, они не продиктованы крохоборством или завистью».

В Англии возникли другие проблемы. Там братья приготовились к самому худшему — в частности, что англичане не признают за районом полюса название «Земля Короля Хокона VII», поскольку эта территория составляет часть Земли Короля Эдуарда VII, как ее давно нарек Шеклтон. Тут, однако, Руал Амундсен получает поддержку у немцев, на картах которых уже значится: плато Хокона VII. «Англичане скорее всего воздержатся от такого названия, что мы наблюдали и прежде. Ну да ладно. Путь, проделанный "Йоа", на английских картах тоже не указан».

Тем не менее в голове полярника зреет территориальный конфликт между продуваемой всеми ветрами равниной Хокона VII и столь же необитаемой землей его тестя Эдуарда VII (помимо всего прочего, уже скончавшегося). Леон, по своему обыкновению, запрашивает совета экспертов. Херман Гаде уже раньше согласился выверить английское произношение Руала. Теперь выясняется, что оставшийся не у дел дипломат имеет собственное мнение по поводу политических конфликтов. «Гаде считает, что в Англии тебе следует отстаивать свои права и что это произведет хорошее впечатление на Америку, а если в газетах поднимется скандал, он послужит для тебя дополнительной рекламой».

На это странствующий полководец отвечает — из швейцарского Санкт- Галл єна — одним из типичных для себя метких изречений: «Я полон решимости бороться в Англии за свои права. Тот, кто теряет права, теряет самого себя и лишается уважения и симпатии со стороны всех». Чувствуя собственную силу, норвежец прибавляет: «На Англии свет клином не сошелся. В данном случае она наверняка останется в одиночестве».

Леон Амундсен захотел обсудить с Херманом Гаде еще один вопрос. Известно, что 15 декабря бывшему министру иностранных дел Вильхельму Кристоферсену исполняется 80 лет и что праздновать юбилей будут на Ривьере, в Ницце. Туда, в частности, собирается с семьей брат новорожденного — дон Педро. Там необходимо присутствовать и Руалу Амундсену. По многим соображениям.

2 октября Леон излагает брату новый дерзкий, далеко идущий план: «Похоже, у фрекен Карменсии не сложилось романтических отношений ни с Нильсеном, ни с кем-либо еще, и мы с Гаде пришли к выводу, что она как нельзя лучше подходит тебе. Разве не хитро было бы начать теперь обделывать это дело? Нельзя упускать такое милое семейство и такую блестящую партию, а если б тебе удалось добиться успеха, к твоему возвращению тебя ждал бы собственный уютный дом». Гениальный ход — вполне в духе Леона Амундсена. Одним ударом Руал навсегда разрешил бы свои личные и денежные проблемы. А устроить это можно было бы за пару солнечных дней на Лазурном Берегу.

Руал Амундсен понимает, что ему действительно следует быть на юбилее. Почтить своим присутствием дона Педро всегда имело смысл и окупало себя. Руал, кажется, готов даже согласиться с рассуждениями Леона. «Пожалуй, ты прав, хотя не знаю, надолго ли я смогу задержаться в Ницце», — пишет он из Бремена 12 ноября. Леон явно ожидал большего энтузиазма. «По-моему, ты сглупишь, если не станешь ковать железо, пока горячо. Семейство тебя знает, момент теперь самый что ни на есть благоприятный, и я сомневаюсь, чтобы тебе попалась более подходящая невеста». Это весьма серьезное заявление со стороны Леона, который всегда вел себя предельно тактично и не вмешивался в личные дела брата. Сейчас в нем говорит предприниматель.

Ничего зазорного в том, чтобы, по выражению Леона, «сделать хорошую партию», не было. Оба брата Гаде вступили в выгодные браки, сам дон Педро дважды заключал такой брак. Выгодно жениться не означало поставить крест на собственной жизни. Напротив, дело происходило в эпоху двойной морали. У Руала Амундсена всегда была тяга к двойственному: ему нравилось иметь два имени, два адреса, две жизни. У Земли было два полюса. И Руал вполне мог покорить оба.

Тем не менее у полярника не лежала душа к предлагаемой стратегии. При всей своей расчетливости, жестокости, бесчувственности, даже циничности, в глубине души Руал Амундсен был романтиком — романтиком действия.

Конечно, у него складывались раздвоенные отношения с женским полом. С одной стороны, он бывал участником купли-продажи, предприятия чисто физиологического свойства. С другой — хотел видеть в избраннице свою самую красивую, самую бескомпромиссную мечту. После долгих месяцев и лет в забытых Богом краях Руал Амундсен не утратил ни веры в Господа, ни тем более твердой веры в великую любовь.

До Ниццы на очереди стоял Лондон, который тоже отличался двойственностью. С одной стороны, это был театр военных действий, город, где Амундсену предстояло бороться за свою честь и настаивать на своих правах. С другой — это было место развлечений. Руал страшился первого и предвкушал второе. Херман Гаде оповестил его о своем присутствии в английской столице. Это было многообещающе… для второго.

Глава 20

БОГИНЯ СЧАСТЬЯ

«Уважаемый господин Амундсен! Позвольте выразить радость по поводу Вашего прибытия осенью в Лондон и пожелать Вам тут самого радушного приема. Здешние норвежцы были бы счастливы, если бы Вы нашли время встретиться с нами, желательно как-нибудь вечером, за ужином. Не будете ли Вы любезны назвать удобный для Вас день?»