Неистовый маркиз - Миранда Невилл

При этих его словах Джулиана побледнела.

— Кейн, неужели люди поверят гнусным наветам?

Он пожал плечами:

— Трудно сказать… У меня не очень-то хорошая репутация. Но ты еще не знаешь самого ужасного, — добавил Кейн, нахмурившись.

— Самого ужасного?! — воскликнула Джулиана.

— Видишь ли, я узнал, почему Эстер плакала в тот день. Она разрыдалась, увидев, что отец бьет мою мать. А я ушел от них. Я оставил мать и сестру — и ушел, весьма довольный собой. Сбежал, оставив их во власти безумца.

Глава 21

Дорожная карета Кейна стала их домом на несколько дней, и им было очень уютно в этой маленькой бархатной пещерке — так хорошо в тесноте экипажа могли чувствовать себя только любовники. И только люди, ставшие по-настоящему близкими, прекрасно друг друга понимающие.

И сейчас, сидя напротив Кейна и временами касаясь его коленями, Джулиана почти физически ощущала то чувство стыда, которое он испытывал из-за того, что покинул мать и сестру.

— Но ты ведь их никак не подвел, Кейн, — сказала она, пытаясь его утешить.

Он тяжко вздохнул и молча уставился в пол. Минуту спустя, снова вздохнув, проговорил:

— Пойми, я должен был знать… Да, должен. Наверное, он бил ее часто, очень часто. Бил в течение многих лет.

— Ты не можешь этого знать, — возразила Джулиана. — Возможно, такое случилось только раз. И потом… Если даже это так, то он наверняка принимал меры предосторожности — чтобы ты не узнал об этом.

— Я слишком редко видел мать. Ведь она большую часть времени проводила в своих комнатах, в бесконечных молитвах. А за мной ухаживали слуги. К тому же мать часто бывала беременной…

— Беременной? — с удивлением переспросила Джулиана. — Но вас с сестрой только двое…

— Просто выжили только мы с Эстер. Мать потеряла, должно быть, полдюжины детей — некоторых при родах, других до родов. Я часто задаю себе вопрос: а может, отец наказывал ее именно за это? Я должен был знать, должен был что-то сделать.

— Но ты был ребенком, Кейн. Ты оставался мальчишкой даже тогда, когда покидал дом. Как мог ты остановить его?

— По крайней мере я должен был попытаться… Между прочим, сестра утверждает, что он продолжал ее бить до самой своей смерти. Проживи он подольше, мог бы взяться и за Эстер. Такое вполне могло произойти. Я-то возмущался из-за того, что отец ужасно обращался со мной. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, как он обращался с матерью. В Лондоне я наслаждался всеми радостями жизни, а мать в это время жила в аду. — Кейн поднял голову и, выпрямившись, прошептал: — Я столь же гадок, как и мой отец.

— Перестань! — воскликнула Джулиана. — Если я что-то и знаю о тебе, то лишь одно: ты не способен обидеть женщину. Ты по-настоящему уважаешь женщин. Я провела большую часть жизни среди мужчин, поэтому могу с уверенностью заявить: никто и никогда не относился ко мне с таким вниманием и уважением, как ты. Ты никогда не считал меня глупой и невежественной лишь потому, что я — женщина.

— Я сам был бы невежественным болваном, если бы вел себя таким образом. Если я чему-то и научился в своей жизни, то лишь одному: я понял, что женщины ничуть не глупее мужчин. К тому же намного лучше их.

— У меня не слишком много знакомых женщин, — пробормотала Джулиана. — Так что мне трудно судить об их качествах. Что же касается мужчин… — Она внезапно умолкла и пожала плечами.

— Я слушаю тебя, дорогая. Что же ты знаешь о мужчинах?

— Наверное, не так уж много. Но мне кажется, что мужчины абсолютно уверены: женщины должны им подчиняться.

Кейн с усмешкой кивнул:

— Совершенно верно. Этого требуют и наши законы. Ведь не могла же мать пожаловаться на отца властям.

Джулиана едва заметно поморщилась.

— Да, конечно. Но ты, Кейн, совсем не такой, как твой отец. Любая женщина, окажись она, согласно закону, под твоей властью, была бы в безопасности. И я знаю, что ты сделал много хорошего для некоторых женщин. Впрочем, не только для женщин.

— Неужели? Что же именно ты знаешь?

— Твоя экономка, миссис Дюшан, кое-что рассказала мне однажды утром, когда я одевалась.

Кейн нахмурился и проворчал:

— У Мел слишком длинный язык.

— Так вот, я узнала, что ты помогаешь многим женщинам, оказавшимся в беде. Кроме того, ты отдал значительную сумму, чтобы твои бывшие слуги не оказались на улице.

— Я не желаю об этом говорить, — проворчал Кейн. — И я буду тебе очень благодарен, если ты об этом забудешь.

— Но почему ты скрываешь это? Да, между прочим, я видела один из… объектов твоей благотворительности. Однажды я пришла к твоему дому, чтобы передать тебе книгу, и увидела эту женщину.

— В самом деле? И меня не было дома?

— Возможно, был. Но видишь ли… Когда я увидела эту молодую особу, выходившую из твоего дома, я решила не заходить к тебе.

— Решила не заходить? — удивился Кейн. — А… кажется, я понимаю, что тебя так смутило. Полагаю, ты делаешь те же ошибочные заключения, что и все мои соседи в течение этих трех лет. Они считают, что я обладаю мужской силой Геркулеса.

— Очень печально, если они ошибаются в этом, — заметила Джулиана.

— Весьма двусмысленное заявление, моя дорогая, — с улыбкой ответил Кейн. — Но если ты имеешь в виду то, что под этим подразумевается, то я постараюсь не разочаровать тебя.

Джулиана густо покраснела. И тут же поняла, что пикантные намеки Кейна очень ей по душе; она даже почувствовала, как по телу ее словно пробежала горячая волна.

— Похоже, ты снова стал самим собой, — сказала она, стараясь сохранить строгое выражение.

— Прошу прощения, дорогая. Не сдержался. За долгие годы у меня выработалась привычка отпускать весьма двусмысленные шутки.

— Пожалуйста, не извиняйся. Нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие. Мне это в тебе нравится. Я люблю твои шутки и… некоторую непочтительность.

— В самом деле?

— А ты удивляешься? Неужели не понимаешь?.. Видишь ли, это делает тебя… В общем, мне с тобой весело.

Кейн изобразил удивление.

— Ты считаешь меня комиком, клоуном?

— Вовсе нет. — Она покачала головой. — Но твои шутки делают тебя необыкновенно приятным собеседником. С тобой действительно очень весело. Не помню, чтобы мой дед или Джозеф так острили и смеялись.

— Они не позволяли себе никаких шуток? Что ж, вероятно, у них были чрезвычайно важные дела, так что им было не до шуток.

— Знаешь, Кейн, я начинаю думать, что шутки — это очень важно. И вообще, нельзя ко всему относиться серьезно. Полагаю, что порой некоторое легкомыслие даже на пользу.