Белая гардения - Белинда Александра

— Господи! — засмеялась Ирина. — Я в этой стране не выживу!

Вернувшись из леса, мы подошли к своему дому и замерли, услышав крики на разных языках, доносившиеся изнутри. Толкнув дверь, мы увидели Эльзу, молодую венгерку с коротким черными волосами и Аимку, которая стояла между ними.

— Что случилось? — спросила Ирина.

— Она говорит, что Эльза украла у нее ожерелье, — пояснила Аимка.

Молодая венгерка, которая фигурой больше походила на мужчину, чем на женщину, замахнулась на Эльзу кулаком и закричала, но пожилая немка совсем не выглядела испуганной, как можно было бы ожидать, и лишь надменно покачивала головой.

Аимка повернулась к нам.

— Ромола говорит, что Эльза всегда наблюдала за ней, когда она снимала ожерелье и клала его в карман чемодана. Я не раз повторяла: не оставляйте драгоценные вещи в бараке.

Я посмотрела на свою матрешку, стоявшую на деревянной полочке (эту полочку я смастерила своими руками из доски, найденной на свалке), и подумала о драгоценностях, которые были зашиты в подол платьев, сложенных в чемодане. Я и не думала, что здесь дойдет до воровства.

— Почему она решила, что это я взяла его? — спросила Эльза по-английски, наверное, чтобы и я поняла. — Я тут живу уже несколько недель, и до сих пор ничего не пропадало. Пусть лучше спросит у русских девушек.

Кровь прилила к моему лицу. Я с самого первого дня старалась подружиться с Эльзой и теперь поверить не могла, что они способна на такое. Повернувшись к Ирине, я перевела слова немки. Начальница блока не стала объяснять, что сказала Эльза, всем остальным, но молодая венгерка, которая тоже понимала по-английски, решила-таки перевести. Все повернулись к нам.

Аимка пожала плечами.

— Аня, Ирина, давайте осмотрим ваши вещи, чтобы все успокоились.

От гнева, охватившего меня, застучало в висках. Только сейчас я поняла, почему здесь так ненавидели Эльзу. Я подошла к своей кровати, сорвала с нее одеяло и простыню и отбросила в сторону подушку. Все, кроме Ромолы, Эльзы и Аимки, отвернулись — им было неприятно смотреть на то, что меня заставили сделать.

Я открыла чемодан и жестом показала, что любой желающий может порыться в моих вещах. Но про себя я подумала, что теперь стану хранить платья на работе. Воодушевленная моим негодованием, Ирина тоже распахнула свой чемодан и стянула с кровати покрывала. Когда она снимала наволочку с подушки, что-то блестящее скользнуло на пол. Мы с Ириной одновременно посмотрели вниз и остолбенели, увидев, что у наших ног лежит серебряное ожерелье с рубиновым крестиком. Ромола бросилась на пол и, не скрывая радости, схватила украшение. Потом она медленно перевела взгляд на Ирину.

Эльза покраснела. Ее руки, которые она держала под подбородком, напоминали когтистые лапы.

— Это вы положили туда ожерелье! — крикнула я, поворачиваясь к ней. — Лгунья!

Глаза немки расширились, и она засмеялась. Этот мерзкий смех напоминал смех человека, довольного тем, что он всех перехитрил.

— Не думаю, что я тут самая большая лгунья. Разве не вы, русские, славитесь тем, что всегда лжете?

Ромола шепнула что-то Аимке, которая, похоже, была удивлена не меньше нас. Тень, промелькнувшая по ее лицу, не предвещала ничего хорошего.

— Ирина, — строго произнесла начальница блока, беря ожерелье из рук Ромолы. — Что это значит?

Ирина молчала и лишь переводила растерянный взгляд с Аимки на меня.

— Она не брала этого ожерелья, — вступилась я за подругу. — Это сделала Эльза.

Аимка покосилась на меня и выпрямилась. Выражение ее лица изменилось. Теперь на нем легко можно было прочитать разочарование и отвращение. Она указала на Ирину тонким пальцем пианистки и сказала:

— Нехорошо получается. От вас я такого не ожидала. — Окинув взглядом притихших женщин, наблюдавших за нами, Аимка добавила: — У нас с этим строго. Собирайте вещи и идите за мной.

Ирина замешкалась. У нее был такой потерянный вид, какой обычно бывает у честных людей, которых обвиняют в чем-то таком, что им и в голову не пришло бы сделать.

— Куда вы ее ведете? — спросила я у Аимки.

— К полковнику Брайтону.

Услышав имя полковника, я немного успокоилась. Этот здравомыслящий человек обязательно докопается до истины. Я присела на корточки, чтобы помочь Ирине собрать вещи. Много времени на это не ушло, потому что до сих пор у нее еще не было времени их распаковать.

Когда защелкнулись замки на чемодане, я свернула свои одеяла и стала укладывать вещи в чемодан.

— Что вы делаете? — поинтересовалась Аимка.

— Я тоже пойду, — ответила я.

— Нет! — Она подняла вверх раскрытую ладонь. — Вы не пойдете, если хотите и дальше работать с полковником. И если вы вообще рассчитываете когда-нибудь найти работу в Сиднее.

— Не иди, — шепнула мне Ирина. — Не нарывайся на неприятности.

Я проводила Ирину взглядом. Она пошла вслед за Аимкой и ни разу не обернулась. Эльза, зыркнув в мою сторону, стала застилать постель. Меня взяла такая злость, что я чуть было не накинулась на нее с кулаками. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я взяла с полки матрешку и начала складывать оставшиеся вещи в чемодан.

— Идите вы к черту! — крикнула я Ромоле и ее англоязычной подруге, которые не сводили с меня глаз. Затем я взяла чемодан и выбежала в ночь, изо всех сил хлопнув на прощание дверью.

Темнота — плохое средство для успокоения нервов. Что будет с Ириной? Не могут же ее в самом деле отправить в тюрьму, Я представила себе, как она с несчастным лицом сидит в зале суда и растерянно озирается по сторонам. «Стоп!» — приказала я себе. За это в тюрьму не посадят, хотя могут наказать каким-то другим способом. Но ведь Ирина этого не заслужила! Здесь, в лагере, могут внести соответствующую запись в ее дело, и по этой причине моя подруга впоследствии не сможет найти работу. Из барака, мимо которого я проходила, донесся смех. Какая-то женщина рассказывала по-русски что-то смешное, а другие женские голоса отпускали комментарии. Господи, ну почему нас не поселили туда?

Я услышала, как у меня за спиной хлопнула дверь. Обернувшись, я увидела, что ко мне бегут обе венгерки. Я подумала, что ими хотят догнать меня и поколотить, и подняла чемодан, приготовившись защищаться, но девушка, которая понимала по-английски, сказала:

— Мы знаем, что твоя подруга не брала ожерелье. Это все Эльза. Тебе нужно пойти к полковнику и попробовать помочь подруге. Мы тоже напишем письмо, только подписывать не станем, хорошо? И еще… — Девушка замялась. — Не доверяй Аимке.

Я поблагодарила и бросилась к административному зданию. И почему я позволила Аимке остановить себя? Неужели работа для меня важнее, чем Ирина?

Когда я добралась до кабинета полковника, там все еще горел гнет. Ирина и Аимка как раз выходили. Ирина была вся в слезах. Я подбежала к ней и прижала к себе.

— Что случилось? — спросила я.

— Ей придется переселиться в палатку, — сообщила Аимка. — И в яслях она больше работать не будет. Ей сделали предупреждение. Если такое повторится, наказание будет более суровым.

Ирина попыталась что-то сказать, но слезы душили ее, и она промолчала. Я не ожидала от Аимки такого холодного отношения к нам. Мне уже начинало казаться, что ей доставляет удовольствие видеть несправедливое унижение Ирины.

— Что с вами такое? — обратилась я к Аимке. — Вы же знаете, что моя подруга не виновата. Вы сами говорили, что от Эльзы одни неприятности. Я думала, вы наш друг.

Аимка хмыкнула.

— Правда? А почему ты так решила? Я с вами знакома всего несколько дней. Ваши соотечественники разворовали все, когда пришли освобождать мою страну.

Я не нашлась, что ответить ей. Маска постепенно сползла с лица Аимки, но я еще не понимала, что было под ней. Что собой представляет эта женщина, пианистка, которая сначала казалась такой умной и доброй? Всего несколько дней назад она жаловалась на людей, которые, приехав в Австралию, привозят с собой старые межнациональные конфликты. Теперь же, суди всему, ее больше всего раздражало в нас то, что мы были русскими.

— Она сказала, что если ты хочешь, то можешь перебраться в палатку вместе со мной, — утирая слезы, пробормотала Ирина.

Я посмотрела на подругу. Ее глаза покраснели от слез.

— Конечно, я тебя не брошу, — заверила я Ирину. — Эта стерва не будет начальницей ни над тобой, ни надо мной.

Первый раз в жизни я употребила бранное слово, но почему-то вместе с изумлением почувствовала и гордость, что сделала это.

— Я знала, что вы одного поля ягода. — Аимка надменно посмотрела на нас, выпятив нижнюю губу.

Дверь в кабинет полковника открылась, и в просвете показалась голова Брайтона.

— Что тут за шум? — спросил он, почесывая ухо. — Уже поздно, а мне нужно еще поработать.