Путь к Эвенору - Джоэл Розенберг

Не то чтобы я ощущал большую потребность в оружии, когда занимаюсь любовью, — просто у меня не было времени его снять.

Напряжение совершенно оставило ее — что и неудивительно. Даже если это делается не совсем так, оно все равно расслабляет, а я, хотя не оценивал процесс, не почувствовал, чтобы кто-то из нас делал что-то не так. Что меня удивило — так это что меня тоже покинуло напряжение. В частности, в плечах и в правой руке. (В левой, наверное, тоже, но сейчас она онемела, и в ближайшее время мне ее не проверить.)

— Что мне полагается сказать? — спросила она неузнаваемым со сна голосом. — Спасибо, мне это было нужно?

Сказать, что именно так оно и было, было бы бестактно — даже если смягчить оное подтверждение объяснением, что для взрослого человека, привыкшего вести активную половую жизнь, не самым лучшим будет резко от нее отказаться, как мог бы я проиллюстрировать своим примером.

Или я мог бы сказать, что тоже нуждался в этом. Нет, не просто для расслабления: в конце концов, я — нечто большее, чем привесок к собственным гонадам. Что мне было нужно — и нужно до крайности, — это прикосновение женщины, которая не содрогается, когда я касаюсь ее.

Но...

            — В общем, да — сказал я. — Было бы неплохо.

Я вам скажу, чем хорошо, когда рядом старый друг.

Можно сделать нечто, с точки зрения морали в лучшем случае сомнительное, а потом, когда об этом спросят, ответить пожатием плеч и дурацкой шуточкой, и все, что тогда случится, — это что друг на миг замрет в твоих объятиях, потом обмякнет и положит тебе на грудь голову, а потом со смехом в голосе заявит:

— Уолтер, ну ты и зараза! — И быстро добавит: — Нам лучше одеться, пока не вернулся мой сын.

А потом можно стоять у ограждения несущегося в ночи корабля, любуясь сумасшедшей пляской фейских огоньков на горизонте и отражением их в бегущей пенной воде — и другой старый друг подойдет и положит тонкую руку тебе на плечо, прижмется головой к руке и ничего, ничего не скажет.

Глава 22,

в которой мы встречаемся с тремя ворчащими работорговцами, двумя ожидающими магами и одной задумчивой целительницей — только куропатки на грушевом дереве не хватает

Тот, кто влюблен — коль он не ожидает Любви своей успехом завершенья. Подобен он тому, кто в море вышел Затем, чтоб ощутить лишь тошноту.

Нет хуже геморроя, чем давление коллектива.

Солнце только что село, окрасив небо и воду полосами и потеками золотого и багряно-алого, — и тогда на горизонте возник Эвенор, подмигивая нам огнями из-за островов.

Холодные седые воды, омывающие Эвенор, усеяны скалистыми, изрезанными водой островами. Иные грозят небу, выставив из-под воды каменные пальцы — глядя на них, невольно начинаешь думать о подводных копьях, готовых пронзить брюхо корабля. Другие, покрытые илом и гнилью, лишь на несколько футов поднимаются над водой. Их темные туши смутно вырисовывались под волнами, угрожая «Делените» мелью.

Они все время лезли нам под днище.

В жизни так оно чаще всего и бывает.

Эрол Линеан вел «Делениту» к опасно узкому проходу меж двух островов, но вроде бы он знал, что делает, и я только надеялся — он это действительно знает.

— Там, на другой стороне, пристань. Ближе в эти дни я к Эвенору подходить не хочу.

Глаза Андреа вспыхнули — поверьте, это не фигура речи — и она положила руку на плечо капитана,

— Нет. Есть другая пристань. Дальше, за каналом. Плывите к ней.

Она сказала это грудным контральто, почти пропела.

Я взглянул на Ахиру, он — на меня, но никто из нас ничего не сказал.

Эрол Линеан начал было возражать — но жест колдуньи заставил его умолкнуть.

— Плывите к ней.

Пристань оказалась уступом, вырубленным в скале. Лестница, извивисто взбегая по боку утеса, тремя пролетами выводила оттуда на вершину.

«Деленита» тихонько покачивалась на якоре — а ветер безнадежно пытался швырнуть ее о скалы и попусту хлопал парусами. Мы быстро выгрузили свои пожитки, Джейсон и Тэннети спустились в шлюпку первыми, мы с Ахирой побросали с борта узлы и тюки четверым гребцам.

Я высаживался последним. Повернулся, чтобы поблагодарить Эрола Линеана — но он ведь вывозил нас из Брэ не по доброте душевной, а в обмен на тайну, стоящую куда больше трюма, битком набитого золотом. Или не стоящую ничего — если я попросту начну распространять ее дальше, рассказывая всем, кому сочту нужным, как и из чего делать порох.

Разумеется, для меня она не представляла особой ценности — а вот Линеан воспринимал ее как бесценное сокровище. А потому ему и в голову не пришло, что я могу распространять секрет и дальше — зачем бы мне раскрывать то, что я столь тщательно скрывал все эти годы?

Я улыбнулся.

— Счастливого плавания, Эрол Линеан, — сказал я, переваливаясь через борт.

Несколькими минутами позже мы и наш багаж были уже на низком причале, а моряки торопливо гребли назад к «Делените».

Ахира взглянул на огни, озаряющие небо над нами, и повернулся ко мне.

— Уолтер! — сказал он. — Действуй.

Большей частью любые предпринимаемые предосторожности пропадают втуне — но их все равно приходится принимать.

Моя однокашница по колледжу — она оканчивала его, когда я был на первом курсе — вышла замуж тут же после диплома. Она сразу постаралась завести детей, и тут выяснилось, что у нее бесплодие, и все деньги, все волнения, за много лет потраченные на контрацепцию, пропали зря. Я не хочу считать, сколько раз я входил в комнату через окно или потайную дверь, сколько раз прежде, чем войти, всовывал туда голову и быстро озирался. А уж вспоминать, сколько раз я вооружался до зубов, чтобы за весь день — или всю ночь — не прикоснуться ни к ножу, ни к пистолету, мне и вовсе не хочется.

И все же всякий раз, поступая так, вы поступаете верно.

Я медленно, осторожно крался вверх по лестнице, сперва ощупывая каждую ступень руками — не прогибается ли — и только потом наступая на нее всем весом. Глаза мои внимательно всматривались в ступени впереди — нет ли чего необычного, и я радовался, что они из камня, а не из дерева. Есть тысяча способов превратить в ловушку деревянную лестницу, но сделать это с лестницей, выложенной из камня, куда сложнее, а с вырубленной в скале — и вообще почти невозможно. Но именно почти.

Очевидно, проще всего было бы устроить ловушку па вершине, где любой болван выставит над краем голову и торс, превратившись в отличную мишень. Поэтому я остановился на последней площадке и осторожно выпрямился.