Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси - Александр Асов

– Илюша, как ты относишься к чаю? – задается невинный вопрос, и добавляется соблазняюще: – С мя-ятой!..

Ему протягивают чашку, он принимает ее, как чашу с цикутой. И понимает, что он пропал отныне и навеки, и что отказаться невозможно, как невозможно выбраться из омута, если тебя уже закрутило, и остается одно – нырнуть поглубже, – ведь только представить, что произойдет, если начнешь барахтаться и откажешься от этой чашки…

Что произойдет – что произойдет… Да ничего не произойдет! Ну, отказался человек, ну – бывает. Потом одумается – прибежит: «Дайте еще чашечку, ну пожа-а-алуйста, и заварочки… и кипяточку… Нет-нет, спасибо, – сахар не употребляю!» Не прибежит? Э… это как же? Да… тогда это серьезно! Это нельзя так просто оставить! Так сказать, на произвол случая! А если так каждый… кто же тогда чай пить будет? А? Разве так поступают порядочные люди? Все собрались, дела побросали, а один выискался – не хочу! Коллектив уважать нужно! Да! Моральный климат превыше всего! Нет, нет, это – неспроста. Вот с таких якобы мелочей все и начинается. Что начинается? А – все! Сначала человек отказывается пить чай, ставит себя вне коллектива, потом – что ему остается? Начинает употреблять более крепкие напитки. И пошло-поехало: вытрезвитель, профком, местком, партком, – товарищеский суд! Катится человек по наклонной, падают производственные показатели, рушится семья… А потом с коллектива же и спросят: куда коллектив смотрел? почему меры не принял? почему не отнесся со всей чуткостью к опускающемуся в нравственном отношении товарищу? почему не выслушал его на открытом собрании?

Нет-нет, что вы! Илья не такой! Смотрите – он пьет чай… Морщится, но пьет… Ничего – привыкнет! Молодой еще! Всем поначалу нелегко было…

Илья выпил, и тут он понял: дальше все так и будет идти, день за днем. Постепенно нальются от сидения и безделья жиром члены, заплывет жиром мозг. Чай войдет в обмен веществ, отравит весь организм, – он выступит желтыми пятнами на руках и ногах, и кожа набухнет, сморщится…

Где же выход, где прорыв от серости к свету? И тут чей-то голосок, прожужжавший в ухе, шепнул: стань кандидатом! Поскольку знания – это свет!

Кандидатство… Кандидатство… В последнее время эта мысль стала для Ильи неотвязной и мучительной.

Почему, собственно говоря, я не кандидат? Ну кто я по сути? Как это понимать – мэ-нэ-эс (младший научный сотрудник)? И звучит-то, как комариный писк! И оклад комариный, и носки драные, а в кармане – три копейки! А стану я кандидатом – другой коленкор! а у коленкора – другой колер! Совсем другой! И я уже не простой человек с улицы… Да-с! Уважение! Ты меня уважаешь, и я тебя соответственно… твоей степени и окладу! А как обо мне говорить будут: вот, мол, такой-то – достиг! добился! головой поварил, лоб поморщил – и что-то такое умное, полезное открыл, и ничто перед ним не устояло… а ну-ка, милый, расскажи что-нибудь… чтоб дух захватило!.. ну хоть о турбулентности… или там – об уравнении Шези-Меринга (что-то слишком напоминает шизофрению и мерина…).

Кандидатство… ах как хочется! даже пальчики дрожат: так бы и ухватил за хвост Жар-птицу, и выдрал бы золотое перышко, и положил бы его в нагрудный кармашек… Ну пустите! Ну что вам стоит? Я только на секундочку – подбежал, выдрал и быстро-быстро обратно: никто ничего не поймет и не заподозрит! Но, конечно-конечно, понимаю-с… Нельзя так сразу! Нельзя-с… Придется сначала и попотеть, не одну пару обуви переменить, пока пробираешься через леса темные, через овраги да болота, пока взбираешься на научный олимп, не одни брюки сотрешь, пока отполируешь свой стул до зеркального блеска, пока высидишь золотое яичко, из которого вылупится та птичка, у которой нужно будет потом вырывать золотое перышко… Понимаю-с! Но что может быть важнее этой цели? Будет трудно, знаю, придется перелазить через рогатки, препоны, утверждать свои прерогативы, пусть, – я не пойду на попятный двор (да и нет у меня ни кола ни двора)! С легким сердцем, с ясною мыслью встаю на этот путь. Твердо и решительно. Отныне неукоснительно буду шествовать к поставленной цели! Шаг за шагом. Сантиметр за сантиметром. Помаленьку, полегоньку – капля камень точит.

Нда… а пока, до времени, придется исполнять отправление должности, осуществлять самые естественные отправления организма нашего института. Ничего не поделаешь… Но цель поставлена, но цель ясна: засучим рукава и – за кандидатскую!

Для начала Илья просмотрел все диссертации, которые защитили в его институте… и ничего не понял. Эти диссертации походили одна на другую, будто были написаны одной рукой на одну и ту же тему, даже заглавия были похожи: все турбулизация, да турбулизация, – что означало это слово, Илья не знал, но часто слышал его еще на кафедре – ученое, умное слово! Через строчку эти диссертации делали ссылки на различные работы, опубликованные в разные годы, начиная с восемнадцатого, кончая нашим столетием в Академиях наук многих стран, и было непонятно: а что в этих диссертациях нового? Впрочем, все новое – это хорошо забытое старое и дряхлое… да-да, конечно же! Ничего нового нет и быть не может! Все возвращается на круги своя… Хм! А если попробовать вырваться из этого круга? Открыть что-нибудь свое… Не выходя, разумеется, из известных рамок (очень широких, как уверяют: ведь и верблюд как-то раз прошел через игольное ушко, не споткнувшись и не взбрыкнув)… что-нибудь такое… наш институт экологический, вот я по экологии и напишу и опубликую… например, по возможным экологическим последствиям строительства новой плотины где-нибудь! А что – проведу эксперимент: налью в банку воды, поставлю отстаиваться, пока не протухнет, измерю время протухания, помножу на масштаб – и всем-всем на пальцах покажу, что вода-то от неподвижности – протухает! Они плотину строят, а я их статеечкой – плотина-то и рухнет!.. прославлюсь!

Илья налил в банку воду, поставил ее на подоконник и пошел к Татеву излагать смысл поставленной задачи.

– Что ж… ново-ново, – обрадовался Татев, потирая руки, – Работа предстоит важная и интересная! – Он похлопал Илью по плечу, – Не побоюсь этого слова: пионерская! Я сердцем, – он ткнул себя в грудь, – чувствовал, что вы сразу, без раскачки включитесь в работу института и принесете много, много пользы! Но, согласитесь… – Татев подошел к Илье близко, и вкрадчиво, на полушепоте, будто сообщая нечто архиважное, советуя прислушаться к голосу разума, намекнул, – на первых порах вам будет крайне необходим чуткий знающий руководитель…

Илья тоже перешел на полушепот.

– Я понимаю…

– …остерегающий от возможных ошибок и уклонений…

– Согласен…

– …дающий в руки путеводную нить…

– Я ее возьму…

– Ну и отлично! отлично! – Татев в возбуждении потер руки. – А теперь за работу! Только знаете что, – тут Татев наклонился к уху Ильи, – поверьте моему опыту, тему вам лучше несколько изменить – самую малость…

– Да-да, конечно…

– Вода у вас должна не протухать, а… – тут Татев сделал умильное лицо, словно он собрался сказать о приятной, но несущественнной мелочи, – становиться свежее…

– Но…

– Вы хотите со мной спорить?

– Но она же протухнет! Как… так?

– Ладно-ладно. – Татев сделал примирительный, успокаивающий жест, будто оттолкнулся ладонями от чего-то невидимого, напиравшего на него. – Пусть не свежее… это все равно…

Илья облегченно вздохнул.

– …пусть остается такой же… Но большего я вам не уступлю, – Татев шутливо погрозил пальчиком, – ни-ни!

Илья вышел от Татева несколько ошарашеный, сел за стол, посмотрел на банку, в которой становилась свежее вода, и задумался.

– Да-да… безусловно, вода протухает, но с другой стороны: вода протухает не сразу, а постепенно, для этого ей нужен срок – иногда очень значительный. Итак, исходим из того, что вода никогда не может протухнуть до конца, – в каком бы состоянии вода ни была, мы можем утверждать, что она может протухнуть еще сильнее. Делаем вывод, что для того, чтобы вода протухла окончательно, нужен бесконечный отрезок времени. Возьмем любой мыслимый ограниченный отрезок времени – время наблюдения за банкой – и делим бесконечность на этот отрезок… Что получаем? Ту же бесконечность! Значит, по сравнению со временем, за которое вода должна протухнуть, этот отрезок пренебрежимо мал. Так? Логично. Значит, все равно: берем мы очень маленький, ограниченный отрезок или довольно значительный… Но за маленький-то отрезок времени банка не успеет протухнуть! Следовательно, она не успеет протухнуть и за большой отрезок времени! Вот! Вот! Значит, Татев был прав!

– Можно, конечно, доказать – и что вода становится свежее… Но… – Илья с опаской посмотрел на банку, – в данном случае имеем два решения, выбираем из них то, которое лучше отражает наблюдения…

Илья принялся делать расчеты, обложился грудами книг, чем удивил и испугал сослуживцев. Эразм Багратионович подходил к нему и говорил: «Ты эта-а… не сильно напрягайся… да… Поработал-поработал и дай мозгам отдохнуть, сходи покури… Сегодня не получилось – завтра получится». Эсмеральда ничего не говорила, но, когда проходила мимо его стола, пускала особенно изящные кольца сигаретного дыма. Морозильников садился прямо к нему на стол, смотрел долго и безмолвно на то, что Илья пишет, потом нервно усмехался, чесал затылок и отходил, пожав плечами: чудак! Боженькина и Одуванчикова смотрели на него с обожанием и страхом: боялись даже подходить к его столу.