Западня - Рафаэль Сабатини

— Я плохо представлял, — в завершение сказал он, — чем все это могло закончиться, и не знаю, допустил бы я, чтобы капитана Тремейна расстреляли, если бы до этого дошло. Я был одержим лишь желанием подвергнуть его тяжелому испытанию, в которое он, как я полагал, попадет, оказавшись перед выбором: сохранить молчание и покориться своей судьбе или признаться, что казалось не менее мучительным, чем сама смерть.

— Вы глупец, О'Мой! Редкий, законченный — да у меня просто нет слов какой! — обрушился на него Веллингтон. — Грант слышал из-за ворот в ту ночь гораздо больше, чем вы можете себе представить, и его выводы оказались очень близкими к правде. Но я не поверил ему — не смог поверить в такое о вас.

— Понимаю, — хмуро произнес О'Мой, — я сам до сих пор не могу в это поверить.

— Когда мисс Армитидж вмешалась со своим заявлением об алиби Тремейна, я поверил ей, имея в виду то, что мне рассказал Грант, и решил, что это он спустился из ее окна. Поэтому же я пришел проследить, чтобы дело не закончилось для него плохо. В случае необходимости Грант сообщил бы все, что ему было известно, и, таким образом, предоставил бы вас вашей участи. Но мисс Армитидж избавила нас от этого и оставила меня в убеждении, что Тремейн невиновен, но я все еще не понимал вашей роли в этой истории. А теперь появился Ричард Батлер, чтобы сдаться на мою милость, с другим рассказом, опровергающим сообщение мисс Армитидж, зато подтверждающим ваше.

— Ричард Батлер! — воскликнул О'Мой. — Он сдался вам?!

— Полчаса назад.

Сэр Теренс опустил голову и покачал ею, издав короткий смешок, больше похожий на рыдание.

— Бедная Юна! — прошептал он.

— Ситуация просто потрясающая — ложь, ложь везде, даже там, где ее меньше всего ожидаешь! — Веллингтон не мог сдержать своего гнева. — Вы понимаете, что вас ждет в результате этого вашего безумия?

— Да, сэр, потому я и подал вам свое прошение об отставке. Нарушение общего приказа, наказуемое для любого офицера, непростительно и для вашего генерал-адъютанта.

— Но это наименьшее прегрешение из того, что вы натворили, глупец несчастный!

— Я знаю. Уверяю вас, я это прекрасно понимаю.

— И вы ко всему готовы?! — Веллингтон был вне себя.

Он разрывался между необходимостью следовать своему долгу главнокомандующего и дружеским отношением к генерал-адъютанту, а также памятью о прошлом, когда преданность О'Моя своему командующему едва не стоила ему жизни.

— Разве у меня есть выбор?

Веллингтон прошелся по комнате, опустив голову и сжав губы. Неожиданно он остановился и посмотрел на своего хранившего молчание офицера разведки.

— Что теперь нам делать, Грант?

— Это решить можете только вы, милорд. Но, если бы я осмелился…

— Осмельтесь же, черт вас побери!

— Служба связи представила причину смерти Самовала как общую вину союзников, и это может компенсировать тяжелый проступок О'Моя.

— Да разве это возможно? — раздраженно бросил Веллингтон. — Вы не знаете, О'Мой, что на теле Самовала были найдены кое-какие бумаги, адресованные Массена. Если бы они попали к нему, или если бы Самовал осуществил свои намерения, согласно которым он подстроил эту ловушку для вас — нет сомнения, рассчитывая на свое мастерское владение шпагой, он проник сюда, чтобы убить вас, — то все мои планы по уничтожению французской армии рухнули бы. Да, можете теперь удивляться. Это другой момент, когда вы проявили полное отсутствие осмотрительности. Вы прекрасный организатор, О'Мой, но я не думаю, что смог бы найти себе менее благоразумного генерал-адъютанта, даже если бы для этой цели собрал всех генералов армии. Самовал был шпионом — и одним из самых ловких, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться. Только с его смертью выяснилось, насколько он был опасен. За то, что вы его, так сказать, обезвредили, на самом деле вы заслужили благодарность от правительства его величества, как полагает Грант. Но до того, как вы ее получите, вам предстоит предстать перед трибуналом за то, при каких обстоятельствах вы его убили, и вас, вероятно, расстреляют. Я не могу вам помочь. И надеюсь, что вы этого от меня не ожидаете.

— Такая мысль даже не приходила мне в голову. Но то, что вы открыли мне, сэр, снимает некоторую тяжесть с моей души.

— Да? Но ничего не снимает с моей, — последовал недовольный ответ.

Некоторое время Веллингтон размышлял, затем резко взмахнул рукой, словно отбрасывая мешавшие ему мысли.

— Я ничего не в силах сделать, — сказал он, — ничего без того, чтобы не изменить своему долгу и не попасть в такое же скверное положение, как вы, О'Мой, причем у меня бы не было причин для оправданий, даже таких, которые имеются у вас. Я не могу позволить замять, утаить ваше дело. До сих пор я не давал никому повода обвинять меня в чем-либо подобном, и на этот раз также не хочу брать грех на душу. О'Мой, вы совершили преступление и теперь должны ответить за него.

— Если вы помните, я не просил вас помочь мне, сэр, — возразил сэр Теренс.

— И не подразумевали этого, полагаю?

— Нет.

— Что ж, я рад, если так.

Веллингтон редко впадал в гнев, но сейчас был как раз тот самый случай, когда он не смог сдержаться.

— Полагаю, вы не считаете, что я издаю законы для того, чтобы потом спасать людей, их нарушающих, от ответственности. Вот ваш шурин, этот парень, Батлер, который столько сделал, чтобы поставить под угрозу наши отношения с союзниками — а ведь я почти обещал забыть это приключение в Таворе. Ваша же ситуация совсем иная, О'Мой. Как ваш друг, я дьявольски зол на вас за то, что вы поставили себя в такое положение. Как ваш старший офицер, я могу только объявить вас под арестом и созвать трибунал для разбирательства этого дела.

Сэр Теренс склонил голову, несколько удивленный столь взвинченным состоянием его светлости.

— Этого я и ожидал, милорд. И я не могу понять, почему вы изводите себя подобным образом.

— Да потому, что меня связывает с вами давняя дружба, О'Мой. Потому, что я помню, каким верным товарищем вы мне были. И потому, что я должен сейчас забыть все это и помнить только о своем суровом и неумолимом долге. Если я прощу вас и прекращу расследование, то долг и честь обяжут меня подать правительству его величества собственное прошение об отставке. Мой же долг сейчас состоит в том, чтобы всецело отдаваться не чувствам, а подготовке к грядущему наступлению французов, которые со дня на день перейдут Агеду и вторгнутся в Португалию.

На лице сэра Теренса появился румянец, его взгляд просветлел.

— Я благодарю вас за то, что вы находите время, чтобы заниматься моими делами в такое время.