Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы - Андрей Андреев

Впрочем, общеизвестны слова М. В. Ломоносова о том, что это он сам «подал первую причину» к учреждению Московского университета[600]. Активное общение Ломоносова с Шуваловым началось в Петербурге в 1750– 52 гг., и, следовательно, уже тогда они могли обсуждать вопрос об университете. Заметим, что именно в это время обозначилась неудача в попытке открыть полноценный университет при Академии наук, после того как в 1749 г. первый проект его Регламента, составленный академиками, после негативных отзывов И. Д. Шумахера и Г. Н. Теплова был отвергнут президентом Академии наук К. Г. Разумовским как несоответствующий текущему состоянию «учащих и учащихся»[601].

Появление университетской темы в разговорах Шувалова и Ломоносова, несомненно, было связано с этой неудачей. Действительно, в доношении в Сенат Шувалов писал о недостаточности Академии наук «для учения высшим наукам желающим дворянам… и для генерального учения разночинцам».[602] Но между взглядами Шувалова и Ломоносова с самого начала существовало немаловажное различие. Ломоносов, который включился тогда в активную борьбу за создание российского университета, «правильного» с точки зрения немецких традиций и необходимого для развития отечественной науки, увидел в «фаворе» питавшего к нему искреннее расположение Шувалова средство к реализации своих планов. Однако Шувалову в идее университета была дорога прежде всего возможность через это учебное учреждение повысить образовательный уровень дворянства, воспитать новый слой просвещенных государственных людей.[603] Таким образом, если Ломоносов в своих проектах выступал как проводник корпоративного университетского начала, представление о котором сформировалось у него в Германии, то Шувалову были более близки утилитарные взгляды на высшее образование с точки зрения его «модернизации», приспособления к нуждам государства.

Намеченное противоречие не замедлило обозначиться при начале совместной работы Ломоносова и Шувалова над проектом университета. Вскоре после возвращения двора в столицу, состоявшегося 19 мая 1754 г., Шувалов «словесно» объявил Ломоносову о принятом им решении «предприятие подлинно в действо произвести», а затем прислал ему черновик своего доношения в Сенат, очевидно, чтобы узнать мнение ученого. В ответ Ломоносов направил ставшее знаменитым письмо с кратким планом Московского университета, точнее той его части, которая касается организации факультетов и кафедр. Более подробно Ломоносов в письме не писал «за краткостью времени», обещая, впрочем, «ежели дней полдесятка обождать можно», предложить «целой полной план». Не сомневаясь в способностях самого Шувалова составить проект («при сем случае довольно я ведаю, – писал Ломоносов, – сколь много природное ваше несравненное дарование служить может, и многих книг чтение способствовать»), ученый тем не менее настаивал на своем участии в этом именно как знатока европейских университетов, которому «их учреждения, узаконения, обряды и обыкновения в уме ясно и живо как на картине представляются».[604]

После этого удивительным кажется мнение современных исследователей А. М. Сточика и С. Н. Затравкина, которые, претендуя на новое прочтение событий, утверждают, что «летом 1754 г., отправив письмо И. И. Шувалову, М. В. Ломоносов ждал реакции своего покровителя, ждал, что ему по крайней мере пришлют для просмотра или редактирования окончательный вариант проекта университетского «плана», но… этого не удостоился»[605]. Такое мнение столь же необоснованно, сколь и прежнее стремление советской историографии целиком приписать дело учреждения Московского университета одному Ломоносову. Между тем научно доказанным является факт совместной работы обоих деятелей над проектом, в основе которого лежал развернутый текст, представленный Шувалову Ломоносовым.[606] Это подтверждает и записанный И. Ф. Тимковским рассказ самого Шувалова о том, что «с ним (с Ломоносовым — А. А.) он составлял проект и устав Московского университета. Ломоносов тогда много упорствовал в своих мнениях и хотел удержать вполне образец Лейденского с несовместными вольностями».[607]

Суть споров, как и «образца Лейденского с несовместными вольностями», становится ясной из сопоставления проанализированных выше проектов Ломоносова для Академии наук, в которых выражалось его понимание корпоративной организации университета, и итогового текста «Проекта об учреждении Московского университета».[608] «Вольности» по Ломоносову – это традиционные привилегии университета. Первой из них являлось дарование членам корпорации «академической свободы» (т. е. автономной юрисдикции, Selbstgerichtbarkeit), о которой многократно говорилось в различных российских университетских проектах, начиная с Привилегии Московской Академии 1682 г., проекта Регламента Академии наук 1725 г. и до текста привилегий Академического университета, написанных Ломоносовым. Именно наличие этого ключевого права, которым Московский университет обладал с момента основания в 1755 г., доказывало юридическую состоятельность его статуса. Нежелание государства утвердить эту свободу ранее, при попытках создания «Академического университета», могло дать Шувалову повод называть ее «несовместной», но Ломоносов в этом вопросе победил, и уже в первых строках проекта говорилось о том, что Московский университет не подвластен никакому государственному учреждению, кроме Сената, а «профессоры и учители, так и прочие под Университетскою протекциею состоящие без ведома и позволения Университетских кураторов и директора неповинны были ни перед каким иным судом стать кроме Университетского» (п. 2.3)[609].

Надо сказать, это право университетской автономии было действительно настолько непривычным в системе управления Российской империей, что для введения его в жизнь потребовались целых два дополнительных указа императрицы Елизаветы Петровны, подготовленных Шуваловым, – от 5 марта 1756 г. и 22 декабря 1757 г. Первый из них еще раз подтверждал, что университет «кроме Правительствующего Сената никакому месту не подчинен» и по статусу в делопроизводстве приравнивался к Коллегиям. Причиной же появления второго был отказ некоторых государственных учреждений признавать автономию и права университетского суда, и, в частности, попытка московского магистрата арестовать одного из университетских учителей за долги, в ответ на что было предписано «всем присутственным местам впредь оного университета учителей без сношения с тем университетом отнюдь собою по делам до них касающихся не брать под опасением взыскания за то по указам».[610] Но даже и после принятия этих мер университетский суд не в полной мере заработал как самостоятельная инстанция, на что обращали внимание кураторы Московского университета в 1770—80-е гг.

Другой привилегией, полученной Московским университетом и намеченной Ломоносовым также и для Академического университета, было освобождение домов всех членов университетской корпорации «от постоев и всяких полицейских тягостей, тако ж и от вычетов из жалования и всяких других сборов» (п. 2.4). Однако на этом список привилегий Московского университета кончался. В нем не хватало очень важного права – присуждать ученые степени, которым (как это ясно выразил Ломоносов в проекте привилегий Академического университета) должны соответствовать определенные классные чины по Табели о рангах. Здесь Ломоносов, несомненно, натолкнулся на сопротивление Шувалова, который с осторожностью полагал, что до введения этой «вольности» Россия еще не доросла, и на государственной лестнице чинов для ученых степеней нет места.[611] Ломоносов же настаивал на том, чтобы университет мог производить в ученые степени доктора, магистра и лиценциата. Прямое доказательство этого находится в предварительном штате университета, прилагавшемся к проекту, в конце которого упоминались доходы, «которые должны в казну платить новопроизведенные Докторы, Лиценциаты и Магистры за даемые им грамоты».[612]

Здание университета в Гельмштедте, построено в 1592—1612 гг.

Виттенбергский университет, кафедра для диспутов с изображениями М. Лютера и Ф. Меланхтона

Коллегия иезуитов в Майнцском университете, построена в 1615—1618 гг.

Привилегия Виленской академии, выданная Стефаном Баторием в 1578 г.

«Северная Падуя» – Замостье, рыночная площадь

Памятник братьям Лихудам перед собором Богоявленского монастыря в Москве

Двор Киево-могилянской академии (в центре – братский Богоявленский собор, слева – здание академии)