Возлюбленный враг - Регина Грез
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А мне срочно надо обсудить с ним какие-нибудь дальнейшие планы, хоть что-то обсудить, только бы с ним. Я должна его остановить, он никуда больше не денется от меня, я не позволю. Быстро одеваюсь, забегаю к Францу в ванную комнату, а потом по лестнице спускаюсь на первый этаж, чтобы поговорить с одним ненормальным немцем.
Даже забыла постучать, просто зашла и остолбенела, - Отто стоял посреди своей комнаты полуголый, натягивал брюки, похоже, только что принимал душ или обливался прохладной водой, он часто делает такое по утрам, мне рассказывал Франц.
Я оторопела и не сразу догадалась отвести глаза, а потом, поняла, что веду себя как идиотка, отвернулась и прижалась лбом к стене, рядом с приоткрытой дверью. А Грау холодно спросил:
— И зачем ты сюда пришла?
— Как пришла, так и уйду. Ты уже оделся?
— Можешь смотреть, мне нечего стесняться.
— Еще бы, ты сложен как древнегерманский бог, - я не удержалась от едкой иронии. - Уж постараюсь справится с таким искушением.
Наконец он усмехнулся по-доброму, кажется, мои слова ему немного польстили.
— Я бы не справился.
— Значит, хорошо, что это я к тебе ворвалась, а не ты ко мне.
— Да-а, ты бы сразу подняла визг! Девчонка... А какого именно германского бога ты вспоминала?
— Локи, естественно, - я улыбалась его мальчишескому любопытству.
— Бог хитрости и обмана? Разве я на него похож, - обиделся Грау.
— Ну, прости, для Одина ты еще молод и глуп, а для Тора недостаточно могуч... Ух, сама не знаю, что говорю. Я просто пришла мириться.
Он приблизился ко мне, продолжая застегивать рукава рубашки, волосы у него были мокрые и на распахнутой груди блестели капельки воды. Я отступила на шаг, задыхаясь от странного волнения.
— Ты нарочно не вытираешься?
— А тебе не все ли равно?
Стоял напротив и смотрел пристально, без улыбки. Мне стало чуточку жутко, вид у него был сейчас суровый и какой-то уж слишком взрослый… слишком мужской. Я опустила глаза и смущенно залепетала:
— Грау, нам надо поговорить! Надо что-то делать, пора отправлять меня обратно, до августа осталось ровно две недели, надо срочно искать книгу.
Отто молчал, развязно упираясь руками в бока. Меня начала раздражать эта высокомерная поза.
— Скажи правду… передумал мне помогать? Ты злишься… Но я же призналась, что не имею никакого отношения к шелковой тряпке в кружевах, я ни в чем не виновата. Хватит выдумывать про меня всякую чушь!
— Поцелуй меня и тогда прощу, - процедил он сквозь зубы.
— Простишь? Ты… меня… простишь? Грау, ты в своем уме? Что ты собираешься мне прощать, фашист несчастный? Тьфу на тебя! Видеть больше не хочу!
Он не дал мне выскользнуть из комнаты, схватил и прижал к себе. Я закричала, начала вырываться:
— Пусти! Слышишь, немедленно отпусти! Я так не играю, это подло. Я была о тебе лучшего мнения, правильно Вальтер сказал, что ты ничем не лучше его, такой же моральный урод.
Отто тяжело вздохнул, еще сильнее меня стискивая, потом потерся щекой о мои волосы, упавшие на лицо.
— Вытянула из меня всю душу, чертовка, что тебе еще? Успокоить свою русскую совесть, ну, давай, давай, я подскажу, как это сделать, давай…
Он дотащил меня до кровати и кинул на нее грубо, а сам достал со стула связку черных ремней, расстегнул кобуру и вытащил маленький пистолет. Повертел его в руках, щелкнул и начал совать мне в руки.
— На, возьми... бери, тебе сразу же станет легче, исполнишь свой русский долг, убьешь хотя бы одного проклятого немца!
Он тыкал мне в ладони холодную металлическую штуковину, а потом поднес ее к своему лбу, держа также и моими руками:
— Ну что же ты, нажимай, - это просто и быстро… раз и все… ты сама говорила - убить легче, чем полюбить. Надеюсь, второго пришествия не будет.
По лицу у меня текли слезы, я дрожала, как осиновый лист, мне было страшно, что из-за своих расшатанных нервов он все- таки нажмет курок и случится непоправимое.
— Нет, Отто, лучше сделаем по-другому… Умрем вместе, только не так, не здесь - давай убежим на Рейн, и там ты разобьешься в лодке о скалы, а я прыгну за тобой в воду и тогда все у нас кончится хорошо. "И мы обнявшись уснем, уже не расставаясь..." Хочешь, я тебе песенку спою, только, прошу - убери оружие, я очень боюсь.
Он медленно опустил руки и освободил мои пальцы, потом уронил пистолет рядом на постель и обнял меня. Первый раз в жизни я увидела, как плачет мужчина - это было неправильно… много чего есть неправильно в самом неправильном мире. Но другого-то у нас нет, значит, надо примиряться с реальностью и пытаться ее хоть немножечко перестроить.
А потом мы поцеловались по-настоящему и целовались бы еще долго, если бы не постучали в дверь и Вита не пропищала своим противным тоненьким голоском:
— Герр офицер будет завтракать? Ах, простите...
— Да, мы придем через полчаса… через час, накройте в столовой! - срывающимся голосом пробормотал Грау.
Когда мы снова остались одни, я попыталась подняться, но Грау не отпускал, притягивая к себе.
— Ляжем вместе. Ты ведь тоже этого хочешь, я знаю, я вижу.
— Много ты знаешь! А что от совместного лежания порой случаются дети, тебе известно?
— Дети… да-а, я согласен.
— У тебя не все дома! Какие дети, Отто? Идет война… что с нами дальше будет, вообще, не известно. Мы собрались умирать, если ты забыл.
— Забыл? Нет, просто передумал, - неожиданно засмеялся он. - Умереть никогда не поздно, но сколько еще можно успеть. Я тебе сейчас покажу…
— Так, хорошо, хорошо, дай мне минутку... Грау, скажи, а у тебя есть такие специальные штучки, ну… которые должны быть под рукой у заботливого мужчины, который идет на интимное свидание? Я не знаю, как они у вас сейчас называются, но это совершенно необходимая вещь, чтобы не было детей.
Он сел на кровати, наморщил лоб, а я не выдержала и нервно расхохоталась, наблюдая за тем, как напряженная работа ума отражается на его лице.
— "Французское письмо" имеешь в виду? -
