Образ общества - Макс Вебер

во всем, в том числе и в догматической вере что, следовательно, люди, испытывающие друг к другу подлинную мистическую любовь в духе учения апостола Иоанна263, мыслят одинаково и, именно вследствие иррациональности этого свойственного им чувства, действуют сообща, и действия их угодны Богу. Именно поэтому здесь сумели обойтись без непререкаемого рационального авторитета в делах религиозного учения. В известном смысле эта идея, присущая и раннему христианству, общая - она лежит в основе веры Мухаммеда в то что для понимания его учения не нужны формальные авторитеты, а также (наряду с другими мотивами) в основе минимального значения оганизации в монашеских общинах раннего буддизма. Напротив, там, где мирской религии спасения присущи специфически аскетические черты, она всегда требует практического рационализма в смысле усиления рациональности поведения как такового, методической систематизации внешнего образа жизни и рациональной оганизации и институализации мирских объединений, будь то монашеские общины или теократии. Решающее в историческом значении различие между религией спасения, распространенной преимущественно на Востоке и в странах Азии, и той, которая утвердилась преимущественно на Западе, заключается в том, что в первой главную роль играет созерцание, во второй - аскеза То обстоятельство, что это различие не выдерживается строго, что множество постоянно возникающих сочетаний мистических и аскетических черт (например, в религиозности монахов Запада) свидетельствует о возможности соединения этих самих по себе гетерогенных элементов, нисколько не уменьшает значения данного различия для нашего чисто эмпирического исследования, ибо нас интересует здесь результат деятельности. В Индии даже столь аскетическая методика спасения, как та, которая существует в джайнизме, завершается чисто созерцательной мистической последней целью, в Восточной Азии типичной религией спасения стал буддизм. Напротив на Западе, за исключением отдельных представителей квиетизма, обнаруживаемых только в Новое время, даже явно мистическая по своему характеру религия все время стремится к активной и соответственно, к аскетической добродетели, вернее, в ходе внутреннего отбора мотивов предпочтение отдается тем, которые ведут к какой-либо активной деятельности обычно аскетического характера, и именно они применяются на практике. Ни бернардинская, ни спиритуалистическая францисканская264, ни баптистская и иезуистская созерцательность, ни даже эмоциональные излияния Цинцендорфа не могли воспрепятствовать тому, что община и часто сам мистик отдавали предпочтение деятельности и подтверждению милости Божьей в этой деятельности правда, происходило

210

это по-разному чисто аскетически или в сочетании с мистической сломленностью, - Мейстер Экхарт даже ставил вопреки словам Христа Марфу выше Марии26 В известной степени это было свойственно христианству с самого начала Уже на ранней стадии его возникновения, когда решающим признаком святости служили разного рода иррациональные харизматические свойства духа, на вопрос, что свидетельствует о божественной, а не дьявольской или демонической природе боговдохновенных свершений Христа и христиан, апологетика дает следующий ответ их божественную природу подтверждает очевидное воздействие христианского учения на нравственность его сторонников Индиец никогда бы так не ответил. Мы приведем здесь следующие причины этого фундаментального различия: 1. Из Передней Азии на Запад перешла концепция надмирного, безграничного в своем могуществе Бога и рукотворности создаваемого им из ничего мира. Тем самым методике спасения был закрыт путь к самообожествлению и подлинно мистическому обладанию Богом (во всяком случае в понимании мистиков), самообожествление рассматривалось как святотатство и, так же, как пантеистические представления, всегда считалось ересью. Спасение все время должно было принимать характер этического «оправдания» перед Богом, а совершаться оно могло только посредством какой-либо активной деятельности «Подтверждение» действительно божественной природы мистического обладания спасением (перед судом самого мистика) может быть получено только на этом пути, который, однако, вводит в мистику парадоксы, напряжение и утрату чувства полного единения с Богом Индийская мистика избегала этого. Мир западного мистика - «творение», он «создан», а не просто дан на веки веков, как мир азиата. Поэтому на Западе мистическое спасение не могло полностью заключаться в создании абсолютного единения с высшим, мудрым «порядком», единственно истинным «бытием», а божественное творение никогда не могло быть здесь, как в восточных религиях, тем, от чего следует полностью отрешиться. 2. Эта противоположность была также связана с характером азиатских религий спасения, религий чисто интеллектуальных, которые никогда не отказывались от веры в «осмысленность» эмпирического мира. Поэтому для индийца «постижение» последних выводов каузальной цепи кармы в самом деле открывало путь к просветлению и единству «знания» и «деятельности», этот путь оставался вечно закрыт для религии, которая стояла перед парадоксом «сотворения» несовершенного мира совершенным Богом и в которой, следовательно, интеллектуальная победа над миром не вела к Богу, а уводила от него. Поэтому чисто философская в своей 211

основе мистика Запада с практической точки зрения ближе всего к азиатской. 3. Обращаясь к практическим моментам, следует указать на известное значение того обстоятельства, что во всем мире (по ряду причин, которые будут рассмотрены ниже) только Рим разработал и сохранил рациональное право. Отношение к Богу стало в значительной степени отношением подданства, определяемым правом, а вопрос о спасении решался посредством своего рода судебной процедуры, позже получившей характерное развитие у Ансельма Кентерберийского266. Методику спасения такого рода никогда не могла бы создать вера в безличную божественную силу или в Бога, который находится не над миром, а внутри вечного мира, регулирующего самого себя с помощью закона кармы, не могла бы его создать и вера в дао, в небесных духов, предков китайского императора и, наконец, вера в народных богов азиатских стран. Здесь высшие формы благочестия принимали пантеистический характер, а практические импульсы растворялись в созерцании. 4. И в другом отношении рациональность методики спасения была отчасти римского отчасти иудейского происхождения Эллины, несмотря на сомнения городского патрициата по поводу культа Диониса, ценили экстаз в его ярко выраженной оргиастической разновидности как божественное опьянение, в более мягкой форме, эйфории, которую прежде всего создавали ритм и музыка, - как ощущение божественного начала в человеке. Именно господствующий слой эллинов с детства жил в атмосфере этой мягкой формы экстаза. Со времен установления дисциплины гоплитов267 в Греции не было социального слоя, который обладал бы таким престижем, как служилая знать в Риме. Отношения были проще и менее феодальны. Чувство собственного достоинства римской знати, рациональной служилой знати, поднимавшейся на все более высокий пьедестал (в клиентелу отдельных семейств входили города и провинции), отвергало уже в самой своей терминологии понятие экстаза «superstitio268, как и танец, совершенно недостойны благородного человека Культовый танец встречается только в древнейших коллегиях священнослужителей, а собственно хоровод только у fratres arvales269 и, что характерно, при закрытых дверях после удаления общины. В остальном же танцы считались в Риме неприличными, так же как и музыка (в которой Рим не дал ничего), и борьба обнаженных юношей в гимнасиях, созданных спартанцами для физических упражнений. Сенат запретил культ Диониса270. Устранение господствующей над миром военно-служилой знатью Рима всякого рода экстаза, а также всяких попыток прибегать к индивидуальной методике спасения 212

(что соответствует решительной враждебности конфуцианской бюрократии к методике спасения) было одним из источников строгого рационализма с его ориентацией на практическую политику Формирующиеся западные христианские общины восприняли этот запрет в качестве непреложной установки всех существующих на римской почве религий, а римская община, в первую очередь, совершенно сознательно приняла и последовательно проводила его. За период от харизматического пророчества до величайших нововведений в церковной музыке римская община по своей инициативе не привнесла в религиозный культ или в культуру ни одного иррационального элемента. У этой общины бесконечно беднее не только теологическое мышление но и, по свидетельствам источников, проявления пневмы сравнительно с эллинистическим Востоком и, например, с коринфской общиной. Тем не менее вернее, именно поэтому ее практический трезвый рационализм, важнейшее наследие Рима, всегда как известно, задавал тон при догматической и этической систематизации веры. Тем же путем шло на Западе дальнейшее развитие методики спасения Аскетические требования старых правил бенедиктинского устава и кпюнийская реформа271 чрезвычайно скромны по индийским и древневосточным представлениям и рассчитаны на послушников из кругов знати, однако характерной чертой именно западного монашества является отношение к труду как к гигиенически-аскетическому средству, и значение труда растет в отличавшемся величайшей простотой уставе цистерцианцев. В отличие от нищенствующих монахов Индии на Западе нищенствующие монахи вскоре после их появления были поставлены на службу церковной иерархии и рациональным целям систематической caritas272, которая на Западе превратилась в рациональное «предприятие», проповеди и суду над еретиками. Наконец, орден иезуитов полностью отказался от негигиенических элементов древней аскезы и установил рациональную дисциплину в достижении целей церкви. Это развитие было, очевидно, связано еще с одним обстоятельством 5. Церковь была здесь единой рациональной организацией с монархической верхушкой и централизованным контролем благочестия, следовательно, наряду с надмирным Богом существовал и в миру правитель необычайной силы, способный активно регламентировать весь образ жизни верующих. В религиях Восточной Азии этого нет вследствие отчасти исторических, отчасти религиозных причин. Строгость организации ламаизма не является, как будет показано впоследствии, строгостью бюрократической организации Азиатские иерархи в даосизме или другие наследственные патриархи китайских и индийских сект всегда превращаются либо в мистагогов273, либо в объекты антропологического почитания, 213