E-18. Летние каникулы - Кнут Фалдбаккен

Дядя Кристен наклонился и поднял что-то с земли. Нож. Я забыл о нем.

— Красивый, очень красивый нож, Петер, — сказал он. — Дашь взаймы, если нужда возникнет?

— Да, — я поддался на уловку. — Когда угодно, только не сегодня, мне самому он утром понадобится.

— Да я и не думал сразу, — сказал он. — Может, послезавтра, а может, через неделю.

— Хорошо, — подтвердил я. — Когда хочешь. На следующей неделе.

Тонкая, едва заметная царапина на белой коже у запястья дяди Кристена напоминала о его стремлении к миролюбию, смирению и доверительности, которые я безоговорочно отклонил. Должен был отклонить.

Я обязан был заключить мир с Йо. Мы были почти ровесниками, конечно, он не очень надежный товарищ, но добродушный, его легко одурачить, его склонность вредить всем назло, перечить, ни за что не склоняться перед авторитетами была неизменной. Я составил план: признаюсь, доверюсь ему, расскажу, что дядя Кристен вел себя странно, может, придумаю нечто специальное, дабы усыпить его бдительность, и выясню все до мелочей, все, что он знал — все слухи, все глупые намеки. Я обязан понять, почему мой дядя Кристен старался сблизиться со мной, почему пытался казаться молодым. Я должен найти подтверждение своей правоты.

Уже на следующий день, сразу после завтрака я пошел к Бергсхагенам, но Йо не было дома. Вместо него я встретил во дворе Герду. Вот уж кого меньше всего хотел бы видеть! Думал незаметно поскорее убраться, но не успел, пришлось поздороваться. Внешне она вроде бы не изменилась, но что-то в ней появилось волнующее и привлекательное. Волосы стали длиннее и ниспадали прямо до самых плеч, а две некрасивые старые перламутровые заколки скрепляли их на затылке, и нос торчал прямодушно, и веснушки четко обозначились на круглом лице.

Увидев меня, она зарделась:

— Хей. — Покраснела еще сильнее. — Слышала о твоем приезде.

— Да, позавчера приехал, — подтвердил я, лишь бы что-то сказать, и сам немного, возможно, покраснел, потому что вспомнил о купаниях Герды, о бесстыдной слежке ее брата, который шел на такую низость ради одной цели — превзойти меня, меня, у которого кинотеатр был под боком… мой козырь в нашем соперничестве, о котором я постоянно забывал.

— Йо сегодня с отцом в лесу.

— Да?

Я хотел идти, но не знал, как это сделать и какую назвать причину. А она стояла и так умоляюще смотрела, будто просила: я непременно должен остаться, хотя бы на минуточку. Но о чем говорить? Нет, в общем и целом пусть не надеется, не останусь, во всяком случае ради нее.

— Они придут домой не раньше…

— Ничего страшного.

На ней были джинсы и блузка в клеточку. Она была почти одного роста со мной и почти на три года старше. Вероятно, действительно была влюблена тогда, два года назад, если смотрела на меня?.. Правда, в то же время, согласно моим наблюдениям, она куксилась как-то непонятно, даже вроде бы враждебно. Я думал в ту пору, что это и есть настоящая влюбленность, и избегал по возможности с нею встреч. Но не забывал ее, Йо постоянно напоминал, донимал своей сестрой и пугал рассказами о том, как она выглядит во время купания… А рассказывать он умел красочно, не упуская ни одну деталь и выделяя пикантное.

— Как дела?

Я медлил, боялся выдать себя и свое настроение.

— Спасибо, хорошо.

Она улыбалась. Герда, о которой я знал все, стояла и улыбалась, спрятала руки в карманы джинс и улыбалась. Шея ее покрылась красными пятнами. А я мучительно переживал по поводу своего длинного носа, на котором недавно выскочили два прыщика.

— А… чем ты сейчас занимаешься?

— Я закончила школу домоводства.

— Ну и как?

— Неплохо…

Она вдруг хихикнула, прикрыла рукой рот и снова покраснела. «Отчего? Неладно со школой? И почему она, черт бы ее побрал, стоит и рассказывает мне о себе? По-прежнему, глупышка, влюблена?» — думал я и надеялся, что лужайка, на которой мы стояли, моментально разверзнется и поглотит меня. Однако, как всегда, разбирало любопытство. Кроме того, она не знала того, что знал я…

— Послушай, Петер…

Мой взгляд задержался на пуговицах блузки у шеи. Две верхние были расстегнуты и обнажали часть тела, не отмеченную веснушками. Спортивного покроя блузка плотно облегала грудь, и я вспомнил, как Йо с презрением описывал…

— Петер, ты знаешь, кто сейчас живет на даче Весселя?

— Нет, то есть знаю, слышал, что девушка…

— Это Катрине. — Она разгорячилась. — Там живет Катрине Станг. Я знакома с ней. Я рассказала ей, что ты приедешь…

— Вот оно что!

Снова неразбериха: мистическая Катрине Станг уже знает о моем существовании или почти знает, хотя я не видел ее, не знаком с ней, не имею представления о ней. Что же это такое? Что делать?

— Да, и еще она сказала, что знает одного человека, который знает тебя.

Одно страннее другого. Готов поклясться, что никогда не слышал о ней прежде. Потом почему именно Герда Бергсхаген стоит, улыбается, не спускает с меня глаз и говорит с таким воодушевлением о том, что я и Катрине Станг имеем, вероятно, общего знакомого, будто для нее это вопрос жизни или смерти.

— Но я не знаю ее, уверен…

— Но и она не утверждает, что знает тебя. Сказала только, что знает одного, который знает тебя…

Одно не лучше другого. В этой фразе было столько лукавости и намека, что я буквально оцепенел.

— Да, но…

— Ты должен навестить ее, — продолжала она скороговоркой, не дав мне договорить. — Ее щеки, шея, затылок пламенели. — Она сказала, что хотела бы с тобой познакомиться…

Теперь я понял. Это она, Герда Бергсхаген, приглашала меня. Значит, по-прежнему в меня влюблена?

— Какова она? Катрине?

— Она — восторг! — Меланхолические глаза Герды искрились. — Очень приветливая и такая добрая… Очень красивая! Восторг!

Да, влюблена в меня. Факт! Потому и твердит о моей встрече с этой фрекен Станг, которая «восторг». Так всегда бывает, когда влюблен. Любовь, понятно, сложная штука.

— Что ж, загляну, когда будет время…

Я чувствовал, как колени задрожали от гордости и — от смущения. Вот уж никогда не подумал бы, что найдется в мире человек, желающий добровольно общаться со мной. Но идти одному к даче Весселя? Ни за что! От одной мысли в дрожь бросило. Что мне там делать? Что я потерял там? К тому же, девушка, которая несомненно старше меня, у которой ребенок, и я… О чем говорить? Вспомнил Йо и его сальные намеки. Конечно, что с него взять! Глупый маленький мальчишка, заведомо знает, что никто его не пригласит, что он никому не нужен, вот и болтает вздор… ему терять нечего! Но со мной обстоит дело иначе: я почти взрослый мужчина, мои чувства, моя плоть, мои ощущения… они не дают мне покоя, уводят в мир опасный и незнакомый, но… желанный.

— Пойдешь? Завтра?

— Да. Нет, впрочем, да. Вероятно. Точно не скажу. Может, дяде Кристену нужно помочь…

Лучше всего не связывать себя обещаниями. Ничего не обещать. Ее взгляд, улыбка возвратили мне утраченную самонадеянность. Странно было стоять здесь перед девчонкой и знать, что она была в тебя влюблена.

— Пойду, когда будет время.

— Хорошо. Я скажу Катрин и передам привет от тебя?

— Как хочешь.

Я почувствовал вдруг необыкновенную радость, украдкой бросил взгляд на блузку, на округлые груди: значит, все-таки влюблена в меня! И вдруг, даже стыдно стало, что изменил мнение, внезапно подумав, что Герда, если рассматривать ее в целом, не так уж плоха, что она не толстая и не бесформенная; привлекательной не назовешь, нет, но чем-то она сейчас мне даже нравилась. Стоит вот передо мной и краснеет и мило улыбается… И что еще важнее: ее влюбленность придала мне силы, укрепила веру в себя. Итак, у меня была власть над людьми?! Совсем неплохо! Потом подкупало еще, что я сам нисколько не был в нее влюблен и, следовательно, не связан никакими обязательствами, свободный человек, что хочу, то и делаю, конечно, с пользой для себя.

И эта мистическая Катрин Станг, утверждавшая, что почти знает меня… Может, и вправду отправиться к ней, на дачу Весселя? Что тут плохого?

После обеда я спрятался за большой сосной на косогоре и решил наблюдать за домом. Я хотел шпионить за ними, взять под контроль усадьбу, регистрировать буквально все, что там происходило. Я жаждал правды, разъяснения, выяснения, подтверждения своим домыслам. Что, что случилось в моем любимом Фагерлюнде?

Разгоревшееся любопытство приняло форму чувственного возбуждения. Я лег на бок и лениво перебирал в памяти события последних дней, анализировал возникшие подозрения, выискивал пищу для своих новых загадочных умозаключений. Предавался фантазиям.

Вокруг — безмолвие, ни души. Мертвое царство. Может, отдыхают после обеда? Было еще не поздно, вероятно, часа три, к тому же, очень жарко. Пыль на дороге улеглась плотной полосой, после того как проехал на мопеде почтальон. Он приезжал каждый день приблизительно в это время. Неожиданно пришло ощущение прохлады, такой свежей, такой пронзительной, точно ее принесло прямо с ледника. Было настолько тихо, что слышалось, как солнце палит кору сосны, под которой я спрятался. Полный покой. Ни ветерка, ни шелеста листьев; мох, камни, кустики черники, корни деревьев, трава, казалось, пребывали в дремоте. Такой представлялась мне вечность.