Дождь не вечен - Ханна Флейм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Любовь, я вижу, что вы все еще боитесь, не бойтесь задавать вопросы. — попытался еще раз успокоить ее Влад — Да, ее ищут официально и не только в нашей стране. Моими стараниями ее, без лишней скромности, ищет вся полиция мира, я подключил даже интерпол. Вельд не может быть ее единственным родственником, так как ее разыскивают родители. В розыск подал отец.
— Но так не может быть — отшатнулась она, все же решаясь на разговор, — я видела документы, он записан единственным родственником в медицинской карте.
— Поэтому я хочу снова спросить и прошу, ответьте честно, она там в порядке? Он не удерживает ее силой? — в его голосе звенело беспокойство. Он не пытался скрыть тревогу, понимая, что бессилен, ему не скрыться за равнодушием.
— Как вас зовут? — смирившись спросила девушка, теперь ей было его жаль, — простите, не успела прочесть в вашем удостоверении.
— Влад, — он потупился на нее.
— Влад, понимаете, у них все странно.
— Не понимаю, Люба, прошу, выражайтесь конкретнее, — он резко взъерошил собственные волосы в жесте бессилия, — Люба, просто скажите, что знаете и что там происходит. Я караулю дом со вчерашнего дня, с того момента, как нашел ее. Если вы не ответите, я просто плюну на все и буду пробиваться в квартиру боем, и поверьте, меня не остановит ни один замок. Я и так удивляюсь собственной выдержке и тому, что не прорвался туда еще вчера. Я не полез только потому что боюсь, что сама Катя может пострадать.
— Она попала в аварию, ехала на мотоцикле на огромной скорости без защиты и разбилась, пролежала в коме чуть больше трех лет, — с каждым ее словом Влад все больше бледнел, нервно заходили желваки, но он молчал, ловя каждое слово, — очнулась совсем недавно в конце августа. А в эту среду мы только выписали ее.
Он не выдержал:
— А сейчас? Вы сказали, что сейчас что-то не так.
— Она еще полностью не восстановилась, но самая большая проблема с памятью. У нее частичная амнезия.
Влад все ждал, но девушка не продолжала.
— Как много она забыла?
— Влад, я правда не могу вам рассказывать, — она устало отвернулась, поглядывая на подъезд. — Я пойду, мне и в самом деле пора, меня ждет Катя.
— Она ждет и меня, даже если не помнит, все равно ждет — убежденно и несколько фанатично проговорил мужчина, отчего Люба взглянула на него уже иначе.
Люба была простой, но она чувствовала людей, на подсознательном, животном уровне и этот мужчина не нес в себе опасности. Казалось, в его изумрудных зрачках в тот момент проступил Катин профиль. Такую магию Любе видеть не приходилось, даже Вельд так искренне не относился к ее неожиданной подруге.
— Она видит тебя во снах, — тихо просопела она, — каждую ночь видит тебя во снах. Если бы она мне не рассказала, я не узнала бы тебя. Не знаю, что у вас, ребят, произошло, но это чертовщина какая-то. Завтра они едут на кладбище на могилу к ее родителям, не знаю во сколько, но вам надо встретиться. Ох, надеюсь я не совершила сейчас ошибку. — Она всплеснула руками, отчего у пакета все же оторвалась ручка и на асфальт посыпались продукты.
Влад бросился спасать то, что она растеряла:
— Любовь, спасибо! Вы и правда истинная Любовь! Я прошу, передайте это Кате, — он дернул за цепь на шее и протянул девушке кулон.
— А что сказать? — перехватывая собранный пакет, проговорила Люба.
— Ничего не говорите, просто передайте. И пожалуйста, не показывайте Вельду, передайте Кате лично. Вы ведь знаете, что по всей квартире камеры, передайте аккуратно. Скорее всего камер нет в уборной.
— Я передам, — и девушка шмыгнула в подъезд.
Глава 29
Люба торопилась, сердце заходилось в гулких ударах. Она настолько была поглощена своими мыслями, что не заметила, как проскочила лестницу, холл, лифт и оказалась у двери. Пакет с оторванными ручками девушке пришлось обнять и на манер кулька на груди держать обеими руками. Люба в нерешительности замерла у двери, размышляя, поставить ли пакет на пол, чтобы достать из кармана ключ или просто постучать. В ладони, которой та придерживала дно своей ноши, лежал кулон, занимавший сейчас все ее мысли. Было не до раздумий, и она носком сапога постучала в дверь.
Никто не отвечал, она постучала снова настойчивее и, наконец, из-за двери послышался Катин голос.
— Люб, я вижу в глазок, что у тебя заняты руки, но замок почему-то не открывается.
Послышался щелчок, еще один и снова Катин голос:
— Люб, он прокручивается просто и все, попробуй открыть со своей стороны.
В голове медсестры пронеслось: «…ответьте честно, она там в порядке? Он не удерживает ее силой?», теперь и Люба сомневалась в том, что замок — простая случайность. Она медленно опустила пакет на пол, тут же убирая руку с кулоном в карман куртки, опасаясь камер, о которых предупредил полицейский у магазина. Обратно из кармана она достала ключи, будто за ними и лезла туда.
Щелчок, еще, и дверь открылась, все так же как всегда. Люба решительно подняла пакет, переступила порог и снова замерла в нерешительности. Катя протянула руки, отбирая тяжелую ношу и та засомневалась.
— Кать, тебе тяжеловато пока такое носить, поставь на пол, я сама сейчас разберу, только сапоги сниму, — она оценивающе окинула взглядом коридор, надеясь, что заметит камеру, но вокруг не было ничего похожего.
Девушка медленно расстегнула сапог, смекая, что все здесь, в этой квартире, не только в Катиной жизни с Вельдом, но и в обстановке вокруг, было решительно неправильно и странно. Парень внизу не врал, да и Катя, судя по всему, вовсе не надумала себе лишнего, она просто чувствовала это и не могла разобраться. Это было проявление дружбы, доверия, когда Катя рассказала ей, когда поделилась своими страхами и опасениями. Люба это ценила.
— Нет, Люб, давай я сама донесу все таки до кухни, ну вроде вполне нормально, держу, надо же мне, в конце концов, как-то к обычной жизни возвращаться, начинать хоть какие-то силовые нагрузки на мышцы давать, — и она потащила сумку в кухню, оставляя Любу в коридоре одну.
— Кать, ты только не разбирай пакет, я сама! — крикнула ей медсестра в спину, не зная, как намекнуть про камеры и печень на дне пакета.
«Интересно, если тут скрытые камеры везде, то они и звук передают или поговорить мы можем?», рисковать было страшно. Люба хотела
