Изнанка - Ян Войк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обычно классикой называют устаревшую рухлядь, которую очень хотят продать, – в Андрее проснулся менеджер-продажник.
– Да я вас, не уговариваю. Не хотите – не берите, – он снова приложился к эмалированной кружке с чаем.
– Ладно. Давай патроны, – сдался Иван.
Механик выложил ему на ладонь два ярко-красных пластиковых цилиндра с золотистыми капсюлями. Поводырь переломил ружьё, вставил патроны и защёлкнул обратно. Вскинул, прицелился, нажал на спусковой крючок.
Выстрел ударил по ушам. Фанерный прямоугольник мишени брызнул ошмётками дерева. Левого верхнего угла как не бывало, только рваная кромка осталась.
– Ну как?
– Нормально, – признал Иван, – Отдача сильная.
– Так и заряд не слабый, – усмехнулся механик. – Ты фанеру зря не кроши, вон попробуй по ведру.
В дальнем конце стрельбища валялось эмалированное ведро уже несколько раз обстрелянное, о чём свидетельствовали круглые дыры в днище и на боках.
Иван ещё раз прицелился и выстрелил. Посудина громыхнула, отлетев к стенке из мешков.
– Ну иди, смотри, как «устаревшая рухлядь» стреляет, – Геннадий насмешливо кивнул Андрею.
Пока Милавин обходил стол и шёл к дырявому ведру, Иван снова переломил ружьё. Стреляные гильзы чуть вышли из стволов, курясь сизым дымком.
– Ну, ты посмотри на них! Уже стреляют с утра пораньше! – со спины к ним подошёл коренастый крепко сбитый мужичок. На своих коротеньких ножках он шагал мелко, но в то же время плавно, из-за чего возникало впечатление, что и не идёт вовсе, а перекатывается будто колобок. Ярко-оранжевая болоньевая ветровка обтягивала широкие плечи и изрядно выпирающий животик.
– Здравствуйте, Николай Борисович.
– Здравствуйте, Иван.
– Насквозь прошла через две стенки, – возвращаясь к столику, Милавин показал напарнику пробитое ведро.
Тот только коротко кивнул в ответ.
– Здравствуйте, Андрей. Меня зовут Николай Борисович.
– Очень приятно, – он пожал протянутую ему, пухлую, мягкую и очень тёплую ладонь. Круглая физиономия Николая Борисовича заросла широкой серебристой от седины бородой, из которой торчал только простецкий мясистый нос картошкой да хитро прищуренные темно-карие глаза, прятавшиеся за очками в роговой оправе. Козырёк камуфлированного кепи бросал тень на лицо, вызывая ассоциации то ли с южноамериканским диктатором, то ли с добродушным старичком-лесовичком из русских сказок.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, намного лучше, чем вчера, – ответил Милавин. Новый знакомец говорил мягко, подчёркнуто вежливо и в то же время очень властно. Как-то даже язык не поворачивался перейти с ним на «ты».
– Заметно. Очень заметно, – заросли бороды разошлись в стороны, обнажив крупные лошадиные зубы. – Ну что вы, Иван, скажите по поводу ружья?
– Даже не знаю, – признался Поводырь. – Ружьё неплохое. Но я рассчитывал на что-то помоложе и… многозаряднее.
– Ну да, ну да, – покивал головой Николай Борисович, заложив руки за спину. – А на обмен вы что предлагаете?
– Я же говорил вчера. Полсотни патронов 5,45, под «Калашников». Пять блоков сигарет. Могу консервов добавить.
– И водки у вас нет?
– Нет. Был спирт, но я его Кукловоду отдал.
– В таком случае, вот всё, что мы можем предложить, – широким жестом он указал на двустволку в руках Ивана, – Есть, конечно, ещё ТОЗ девяносто девятый с магазином на десять патронов…
Он сделал задумчивую паузу.
– Это уже интересно, – подтолкнул его Поводырь.
– Да, пожалуй. Но это, только если вы добавите к обмену оптический прицел или пару гранат, на ваш выбор.
– Не добавлю, – покачал головой Иван. – Ни то, ни другое. Самому пригодится.
– Что ж, а нам тогда ТОЗ пригодится. Полежит на складе, не прокиснет, поди, – пожал плечами Николай Борисович.
– Я могу добавить спальник и коврик. Устроит?
– Нет. Этого добра у нас хватает. Недавно распотрошили туристический магазин.
– Жаль. Но за эту берданку, – он похлопал рукой по прикладу двустволки, – я сигарет не дам. Дорого выходит. Сговоримся на патронах и консервах.
– Не пойдёт. Сигареты самый ходовой товар. Они нам в первую голову нужны.
– Так и мне нужны, хоть я и не курю. Не прокиснут, поди.
Николай Борисович оценил шутку, снова продемонстрировав лошадиную улыбку, а потом ответил.
– Иван, если вы намерены со мной торговаться, то я, пожалуй, вспомню, во что мне обошлись патроны к пулемёту.
– Слушай, Борисыч, – вмешался в разговор Геннадий, – ты давай полегче. Парни в беду попали, мы их выручили. Какие уж тут счёты.
– Да я легче лёгкого, Ген, – откликнулся Николай Борисович. – Но сам видишь, гости наглеют. Надо проучить.
– Ладно, – Иван вскинул руки. – Не надо никого учить. Возьмём двустволку на ваших условиях.
* * *Андрей с Иваном вышли из посёлка, когда часы уже показывали почти десять. Пока обменивались с Николаем Борисовичем, пока собирались, пока обсуждали маршрут. Милавину пришлось переодеться, куртка и свитер у него были разорваны на спине буквально в клочья. Геннадий отдал ему спортивную кофту на молнии, а Поводырь – кожаную куртку. Кроме того, Андрей получил от Ивана ПМ, который пристроил в набедренную кобуру.
Сам Иван, оставшийся только в брезентовой горке, долго не мог освоиться с двустволкой. Ремня на ружье не оказалось, а держать его постоянно в руках было не удобно. Кончилось тем, что Геннадий показал ему, так называемый, английский хват, приклад двустволки зажимался подмышкой правой руки, а само ружьё ложилось на локтевой сгиб. Левая рука оставалась свободной и в случае необходимости вскидывала оружие за цевьё.
Они решили пойти налегке, оставив рюкзак Ивана в посёлке, поскольку к вечеру рассчитывали туда вернуться. Продвигались довольно резво, даже Андрей, как только схлынуло утреннее головокружение, почувствовал себя бодрым и хорошо отдохнувшим. Иван, конечно, по своему обыкновению останавливался у каждого угла и осматривал улицы с помощью оптического прицела или невооружённым глазом, но и это не могло их сильно замедлить. По Крутицкому переулку они добрались до площади Крестьянской заставы, дворами обогнули выходы из метро и свернули на Абельмановскую. Здесь уже взялся руководить Милавин. Это были для него родные места, где прошло всё его детство.
Напротив здания кинотеатра «Победа» стаяла врезавшаяся боком в фонарный столб старенькая «Тойота». Вокруг разбитой иномарки ползали двое лизунов, однако, заметив приближающихся людей, они тут же скрылись в кустах сквера.
– Что им тут надо? – отталкивающий вид трупоедов покоробил Андрея.
– Питаются, – Иван кивнул на исковерканную «Тойоту», – Наверно, в аварии кто-то пострадал, вот они и подъедают чужую боль.
– Санитары хреновы, – ругнулся Милавин.
– Просто боятся умереть, – равнодушно пожал плечами Поводырь, а потом добавил: Давай обойдём, на всякий случай.
Они свернули во дворы и прошли до улицы Талалихина, где в начале сквера стоял небольшой памятник этому лётчику. По случаю майских праздников на стойках вокруг него были вывешены флаги: государственный триколор и ярко-красный с гербом столицы.
Когда они перешли улицу и снова углубились во дворы, Милавин указал налево.
– Вон, видишь зелёную вывеску?
– Ну. «Школа иностранных языков», – прочитал Иван.
– Я там охранником подрабатывал первые два курса института.
– И что? Думаешь, твоя дочь там?
– Вряд ли. Её тогда ещё и на свете не было.
– Тогда, давай дальше.
Андрей и сам не понял, зачем затеял этот разговор. Было чертовски странно идти по знакомым дворам и переулкам, но видеть их опустевшими, безжизненными. Вот у этого подъезда он впервые поцеловал девушку – одноклассницу, которую провожал со школьной дискотеки, кажется, её звали Катей. А на этих лавочках Милавин первый раз попробовал водку, из пластикового стаканчика без всякой закуски, только запивая апельсиновым соком. А здесь, в квартире на третьем этаже кирпичного дома жил его школьный друг Миха – хотя почему жил?! – наверное, и сейчас живёт. Правда, после школы их как-то разбросало, они стали мало общаться, только дежурные созвоны на дни рождения и Новый год. Для Андрея здесь каждый двор, почти каждый подъезд был наполнен яркими детскими воспоминаниями, а видел он перед собой вымершие серые здания и блёклую зелень деревьев. И это несоответствие било по психике гораздо сильнее всех остальных пейзажей, которые ему доводилось видеть на Изнанке. Видимо, чтобы хоть как-то избавиться от него, Милавин и пытался что-то рассказать своему спутнику. Но в лице Ивана он, к своему сожалению, не нашёл хорошего собеседника.
Двор дома, где жили родители Андрея, ничем не отличался от остальных. Иван, присев за разросшейся липой, долго осматривал его, наконец, оглянулся на напарника и коротко спросил:
– Куда нам?
– Второй подъезд, – указал Милавин.
– Этаж?