Мозаика еврейских судеб. XX век - Борис Фрезинский

Идейно, как кажется, этот текст подпитывался берлинскими статьями Ильи Эренбурга 1921 года из журнала «Русская книга», и пафос либермановского взгляда со стороны, похоже, тогда разделяли все участники группы, хотя в их стихах он существенно корректировался иным жизненным опытом и неромантической суровостью текста.

Говоря о группе «4+1», для ясности последующей картины приведем краткие биографические справки ее участников:

Анна Семеновна Присманова (1892, Либава — 1960, Париж), с 1918-го — в Москве, не позднее 1923-го переехала в Берлин, где в 1923-м вышла ее первая значимая поэтическая публикация в берлинском журнале А. Белого «Эпопея»; в 1924-м переехала в Париж, где в 1937-м вышла ее первая книга «Стихи»…

Георгий Давыдович Венус (1897, СПб. — 1939, умер в лагере) — участник мировой войны и белого движения; с 1920-го — в Константинополе, с 1922-го — в Берлине. В 1925-м вернулся в СССР, жил в Ленинграде, где выпустил 11 книг; в 1935-м сослан в Куйбышев, где в 1937-м вышла последняя его книга; в 1938-м арестован.

Бронислав (Владимир) Брониславович Сосинский (1900, Луганск — 1987, Москва) — с 1918-го служил у Деникина, был ранен, в 1920-м бежал из Крыма в Константинополь, затем Болгария, где закончил гимназию и получил университетскую стипендию, с чем и прибыл в Берлин. С 1924-го — в Париже; в 1960-м вернулся в СССР.

Сын Леонида Андреева Вадим Леонидович Андреев (1903, Москва — 1978, Женева) — с 1919-го волонтер Добровольческой армии, далее — Константинополь, Болгария, получение университетской стипендии и с 1922-го — Берлин, где в 1924-м напечатал первую книгу стихов «Свинцовый час»; с конца 1924-го — Париж, в 1928-м вышла вторая книга стихов «Недуг бытия»…

Итак, трое участников группы «4+1» учились в Берлинском университете; не исключено, что с Андреевым, приехавшим в Берлин в апреле 1922-го, Либерман познакомился именно там (в то время как с Г. Венусом Андреев, судя по тем же воспоминаниям, познакомился в кафе). Участники группы увлеченно посещали всевозможные литературные вечера, особенно поэтические — благо помимо живших тогда в Берлине А. Белого, М. Цветаевой, В. Ходасевича, И. Эренбурга, Саши Черного, Г. Иванова там читали и приезжавшие из Советской России В. Маяковский, Б. Пастернак, С. Есенин — их выступления в Доме Искусств и кафе собирали немало народу, знакомства и контакты заводились легко (в 1923-м участники группы, случалось, выступали уже и сами — так, скажем, 6 апреля 1923-го Георгий Венус, писавший не только стихи, читал в Доме Искусств свой рассказ «Вши»).

Конец 1923-го — пора, когда русский Берлин уже заканчивался; пути литературной эмиграции расходились — кто в Париж, кто в Прагу, кто в Москву. Многочисленные русские издательства, расплодившиеся в 1921–1922 годах в Берлине, как грибы (их было 86, и ежегодно они выпускали 2100–2200 названий книг — больше, чем в Советской России), испытывали большие трудности. «Крайняя неустойчивость германской денежной единицы и вызываемая ею неопределенность фактических цен на книги нанесли существенный ущерб всему книжному делу», — говорилось в заявлении 27 основных русских книгоиздателей Берлина 1 июля 1923 года. Вопреки всему именно в конце 1923 года группе «4+1» удалось выпустить свой коллективный сборник («Было решено, — вспоминал Вадим Андреев, — издать сборник, объединяющий под одной обложкой четырех поэтов, к которому Сосинский написал вступительную статью „Улыбка на затылке“. Он характеризовал нашу группу так: „В нас много трагического, удушающего — вот почему я, говорящий об искусстве, радостно улыбаюсь. Пафос трагедии и комедии одинаково солнечен. Наш внутренний несгораемый двигатель, несмотря на сдавленное горло, запекшуюся гневом кровь и перекрученную голову — так, что затылок впереди, — все-таки улыбка“… Волнений с изданием сборника было много. Так как сборник был крошечный и на каждого участника приходилось всего по нескольку страничек, то отбор стихотворений был нелегким. Но конфликтов, неизбежных в коллективных изданиях, не имеющих твердого редакторского состава, у нас не получилось — мы все были связаны доброжелательством и искренним желанием помочь друг другу. Сборник вышел в конце 1923 года (на обложке стоит 1924, но это было мелким жульничеством). В пустеющем Берлине „Четыре плюс один“ уже не возбудили никакого интереса, и только заглавие вступительной статьи „Улыбка на затылке“ вызвало по адресу Володи несколько иронических замечаний…»).

Сборник назывался «Мост на ветру. 4+1»; на тридцати шести его страничках помещалось двадцать пять стихотворений четырех поэтов (семь стихотворений Венуса и по шесть — остальных авторов) и предисловие. Шесть стихотворений Либермана — такие: «Как будто бешенный прыжок», «В этих улицах снег странен…», «Шарманщик» («Шум толпы и музыка…»), «О, мы умрем — кидай венки…», «Посвящаю Любови» («Она не поймет, что струна заикалась…»), «Если в городе нет Эйфелевой башни…». Рассказывая о сборнике, В. Андреев привел строфу из стихотворения Семена Либермана «Шарманщик»:

Было холодно — и пели пули,Пули в поле (голова в огне),И в промерзлое дуло дулиВетры — и падал снег… —

заметив: «Либерман писал стихи, характерные для той эпохи». Таких «характерных для той эпохи» стихов у Либермана немало:

Молы разбегов, моль пересудов,Мель ожиданья, хмельные лучи.Сердце, ты хочешь бессрочную ссуду,Бессрочную ссуду — здесь — получить.

или:

Что руки целую… — прости эту шалость.Она отдышалась и шаль не неслась.Но только бежало, не жалость, а жало —Серые взгляды непонятых глаз.

В стихах Либермана очевидны навыки письма, рифмовки, аллитерации. Новая русская поэзия была у него на слуху; как и другие участники «4+1», Либерман, конечно, посещал берлинские чтения стихов (Белый, Маяковский, Пастернак, Цветаева, Есенин). Голоса этих поэтов в его стихах подчас отчетливы — скажем, голос Пастернака:

Поэзия! Ты! Узнаю и внимаю!Расшаркаюсь чинно и брошусь к руке:Ты помнишь ли утро, чуть синее, в мае —Влюбленные взгляды, нескромный крикет?[58]

Его берлинский словарь рождает ощущение покинутости, бездомности, заброшенности, горечи, тоски, отчаяния:

Я не знаю — это солнце или метель,О, страшно, становится страшно,Когда звезды падают на постель.

Так возникают характерные для молодежи в этом состоянии стихи о смерти:

О, мы умрем — кидай венокИ ленты в кучу сыпь!Нам только петь и пить вино —Что неживым часы?

О, мы умрем — не плачь, не плачь.Запомни и забудь —Развеет пепел ли палач, —Схоронят где-нибудь.

Умрем — подслушали ответ.Живем — превыше силТакого вихря в мире нет,Чтоб нас он не носил.

В лирику Либермана естественно вплетались берлинские темы города-улья и неодушевленных масс, образы радио, антенн и прочих технических актуальностей.