Африка грёз и действительности (Том 1) - Иржи Ганзелка

Вы приходите к пирамидам. Толпы драгоманов налетают на вас, как стервятники на падаль. Один хочет сопровождать вас, второй — покатать на верблюде, третий — на лошади, четвертый — сфотографировать вашим же аппаратом, пятый — продать открытку, шестой — погадать на руке. Следующий предлагает вам «настоящих» скарабеев, которые он «нашел внутри пирамиды Хеопса». Другой держит в руке связку ключей и тянет вас за рукав, предлагая отпереть подземные гробницы. Он отстанет только тогда, когда вы скажете ему, что там нет никаких дверей.

Репертуар драгомана очень ограничен, но зато он владеет им на десяти языках мира. Он объяснит вам, что гора камней перед вами — это пирамида, что ее выстроил фараон Хеопс, что это было ужасно давно и что в ней страшно много камней.

Затем драгоман осведомится о вашей национальности и в любом случае заверит вас, что египтяне — ваши родные братья. Он еще спросит, нравится ли вам в Египте, и предложит погадать на руке. Когда вы, наконец, захотите выяснить, сколько он хочет получить за сопровождение, драгоман положится на доброжелательность и щедрость уважаемого иностранца. Сколько бы вы ему ни дали, он захочет вдвое. Если вы все-таки ждете, чтобы он назначил вознаграждение сам, то он попросит полфунта. Получив от вас пять пиастров, он попросит еще бакшиш и уйдет.

Дерево и вода в скалах

Картина современного Египта вводит наблюдателя в смущение, если не в полное замешательство. В редкой стране найдешь рядом столько контрастов, столько двойственности. Здесь можно видеть одновременно и расшифрованные иероглифы, начертанные в отдаленные тысячелетия, и установки по подслушиванию телефонных разговоров, оснащенные новейшими приборами. В нескольких километрах от каменных памятников Древнего царства блестят стальные конструкции и широкие окна сборочных цехов и современных машиностроительных заводов. Рядом с библейской двухколесной повозкой стоит комфортабельный лимузин обтекаемой формы, отделанный с величайшей роскошью.

Но эти контрасты в области техники — только внешнее проявление важнейших анахронизмов, с которыми борется Египет. Европейские кварталы Каира производят такое впечатление, будто вы находитесь где-нибудь в Западной или Центральной Европе. Но это мимолетное впечатление длится только, пока мимо вас катится поток американских автомобилей между пятнадцатиэтажными дворцами с мраморными фасадами.

Взгляд на тротуар неизбежно возвращает вас к египетской действительности. А еще несколькими улицами дальше вы уже попадаете не только на другой континент, но и в другой век. Бывают дни и часы, когда вам кажется, что вы вернулись к временам Людовика XIV. Феодальный строй в самом неприкрытом виде, канувший для Европы в прошедшие века, сохранился в северной части страны, которая познала его еще в те времена, когда обитатели Европы одевались в звериные шкуры или ходили нагишом.

Блеск и великолепие королевского двора создают слишком резкий контраст с потрясающей нищетой миллионов феллахов. В этом современный Египет, по сути, не отстает от империи фараонов.

В стране, однако, пробуждаются новые силы. Вырастает новая, до сих пор не известная прослойка, которая прибирает к рукам развивающуюся промышленность и торговлю. Эта прослойка прежде всего демонстративно выступает как носительница самого крайнего национализма и панарабского шовинизма, которыми так насыщена общественность современного Египта. Только благодаря этой личине «патриотизма» группа промышленных и торговых предпринимателей смогла встать во главе общенародного движения за изгнание из страны иностранных империалистов.

Экономические и политические соображения вынуждают правительство всемерно поддерживать развитие этой прослойки. Оно стремится к тому, чтобы новые промышленные отрасли, выросшие при военной конъюнктуре, перешли в руки египтян.

Теперешние хозяева Египта все настойчивее проводят политику министров Людовика. Они также преклоняются перед золотом. Ими руководят те же соображения, хотя, вероятно, они об этом и не подозревают Они любой ценой стремятся при помощи экспорта привлечь в страну как можно больше золота, но приходят к противоположным результатам. Техника XX века во много раз превосходит мощность мануфактур Людовика XIV и требует значительно более высокого процента квалифицированных и ответственных работников. Подготовка таких работников и, кроме того, требования, которые они предъявляют, ставят перед египетскими правящими кругами ряд проблем, не встававших перед меркантилистами в прошлом.

В отношении техники Египет становится новой страной. Строятся заводы, фабрики, дороги, дворцы торговли и промышленности, совершенствуются старые плотины и проектируются новые. В пригородах вырастают роскошные кварталы особняков.

Городское население Египта постепенно начинает понимать, что плоды этого технического прогресса попадут по-прежнему в руки немногочисленной группы египтян, как это было с незапамятных времен, когда знать присваивала плоды рабского труда миллионов неграмотных феллахов. Оно понимает, что социальная структура промышленности и торговли Египта, в конце концов, как две капли воды похожа на традиционную структуру его сельского хозяйства, этой основы экономики страны. Египет достиг формальной независимости от Британской империи, но его социальный строй в связи с этим совсем не изменился.

В сельском хозяйстве сохраняются старые традиции. Большая часть земли с незапамятных времен принадлежала египетской знати, то есть немногим избранным. Миллионы феллахов тысячелетиями работали в рабской, а позднее в крепостной зависимости, которая и поныне почти не изменилась.[49]

Сохранению такой системы способствует и техническая отсталость египетского земледелия. За все время нашего пребывания в Египте мы не видели на полях ни одного трактора. Даже обычный железный плуг здесь редкое явление. Несмотря на невиданный размах сельскохозяйственного машиностроения во всем мире, феллахи почти по всей стране знают лишь свои традиционные примитивные орудия: деревянную соху вместо плуга, винт Архимеда, шадуф и сакию вместо насосных станций, сальный светильник вместо электрической лампочки, буйвола вместо дизеля. С примитивными орудиями и устарелым способом ведения хозяйства передается по наследству и весь образ жизни. А коран, рука об руку с египетским правительством, постоянно стремится сохранить невежество феллаха.