Здесь песок чище - Луис Бетанкур

— Эти лица мне знакомы. Вы из "Альфы"?

— Да.

— А что же тогда здесь делаете?

— Да это за старые дела. Мы шли на Кубу для выполнения специальной операции, но были задержаны властями на Багамских островах. — Гаскон дополнил рассказ жестом — одной рукой сжал запястье другой руки, это означало, что их арестовали.

— Как меняются времена! Я думал, что для вас не составляет труда выпутываться из подобных передряг.

— Раньше все сходило, а теперь видишь… Сейчас нас задерживают незаконно, ведь за нас внесли залог.

Тюремщик почувствовал потребность проявить к ним какое-то участие. Он открыл решетку и провел их в изолятор. Это было более приличное место. Один из задержанных, который остался за решеткой, закричал:

— Эй, ты! Меня тоже переведи. Я попал сюда за то, что ударил своего приятеля, который защищал Кастро.

В изоляторе надзиратель попытался кое-что выяснить у своих подопечных. У него не укладывалось в голове, что их поместили в тюрьму за попытку выступить против Кубы.

— Что же случилось? Изменился курс и уже не хотят свергать Фиделя?

Уго Гаскон попытался кратко объяснить ему все, что знал, хотя знал он явно мало. Произошли изменения, подули другие ветры. Они и сами точно не представляли, откуда дуют эти ветры. Еще меньше разбирался в этом охранник, который кроме своих повседневных обязанностей по службе почти ничем больше не интересовался. В медизоляторе было мало удобств, но все же атмосфера здесь была лучше, чем в камере. Лишь в два часа утра за ними прибыл агент ФБР:

— Сеньоры, все улажено. Были непредвиденные затруднения административного порядка, и вот наконец я привез вам свободу. Я лично с большим удовольствием на моей машине отвезу вас в помещение "Альфы".

— В "Альфу" сейчас?

— Да, вас там ждет Насарио.

По дороге, внимательно разглядывая своих пассажиров в зеркало заднего вида, детектив рассуждал:

— Видите, какие резкие перемены? Нет ничего более непостоянного, чем политика. До этого в наших взаимоотношениях создавалась лишь видимость законности. Однако всегда все было урегулировано между нами. Если бы я попытался строго выполнять букву закона, на меня бы немедленно нажали сверху. Тем не менее и сейчас тоже все идет сверху.

— Таким образом, до сегодняшнего дня мы были друзьями, — подчеркнул Чино, показывая, что он тоже должен занять новую позицию перед лицом таких фактов, — это с одной стороны, а с другой — все это означает, что ваши обязательства кончаются.

— Я этого не сказал. Наши отношения не прекращаются, но будут носить протокольный характер без взаимных обострений. Возможны такие неприятные случаи, как нынешний. Вы постарайтесь понять нас и не забывайте, что мы всегда были друзьями. Я вспоминаю один случай в Ки-Уэсте, связанный с контрабандой оружием. Это были не старые охотничьи ружья. Речь шла о большой партии вооружения, взрывчатки и средств связи. Была нарушена договоренность, хотя нарушители были похожи на экскурсантов в канале Бока Чика. Там они пустили в ход винтовки, подняли большой шум, и ФБР ничего не оставалось делать, как действовать по закону. Тем не менее они даже не попали за решетку. Вызвали ваших, чтобы положительно решить вопрос. А что же произошло дальше? Как вы сказали, закончилось тем, что мы расстались хорошими друзьями. Видите, случаются и такие вещи: полицейские и контрабандисты вместе пьют в старом "Кэптен Тони" на Грин-стрит. Однако смотрите, что происходит теперь, какой скандал устроили с вами из-за случая, о котором уже все забыли. Да, я не сказал самого главного! Вы знаете, когда виски ударяет в голову, человек говорит, не думая, о чем он говорит. Что на уме, то и на языке. Когда мы сидели с ними в "Кэптен Тони", потягивая виски и рассказывая всякие забавные истории, мне пришло в голову спросить старшего той группы: "Зачем вы наделали столько шума и почему так вызывающе действовали? Казалось, вы сами хотели, чтобы вас взяли". И этот человек с чистосердечностью пьяного ответил: "Да, мы и хотели именно того, чтобы нас задержала береговая охрана и спасла от рискованной высадки на Кубе". Все хотели быть хорошими для шефа, но не желали умирать. Кому хочется умирать? Чтобы больше никогда не видеть человечество, которое дает нам столько материальных благ? Правда, есть люди, которые все делают во имя идеи. Только за идею. Поэтому я сказал им: "Вы не патриоты". Начался спор, но они и не пытались что-либо доказать нам. Они признали свою слабость, оправдывая ее инстинктом самосохранения, который я не осуждаю. Во одно меня поражает — после всего этого они хотят выглядеть смелыми.

История с Ки-Уэстом и ее эпилог в баре не были притянуты за уши. Намек был явным. На слова Чино "до сегодняшнего дня мы были друзьями" агент ФБР ответил: "Вы не патриоты".

Приехали в помещение "Альфы-66". Двери были открыты, горел свет. Андрес Насарио приготовил прием в узком кругу в знак признания заслуг своих "героев".

ЦРУ ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ

Мьюнити — это жилой дом на Коконат Гроув. Квартира под номером 711 на седьмом этаже является собственностью Центрального разведывательного управления. Она оборудована электронными средствами подслушивания, аппаратурой для звукозаписи и скрытыми кинокамерами. В квартире находится оперативный работник ЦРУ Джон Балдавиан, ответственный за зону Флориды. Ему поручено выполнить роль гостеприимного хозяина в организации важной встречи. На этот раз это не рядовая беседа, а особое мероприятие, необходимое для внесения поправок во взаимоотношения с кубинцами. Приглашения на эту встречу получили три члена "Альфы-66", или точнее, всего два: Уго Гаскон Гонсалес — финансовый мозг организации и Андрес Насарио — верховный руководитель. Третий гость, хотя внешне и выступает на позициях первых двух, тем не менее главное его амплуа — работа в ЦРУ, в интересах которого он и должен действовать.

— Эта встреча необходима, — начинает Балдавиан. У него бесстрастное и надменное выражение лица. — Она необходима, чтобы положить конец различным разговорам и заявлениям, которые вы делаете публично самым нескромным образом. Мы решили, что дальше так продолжаться не может. У нас не существует чрезвычайного положения и нет цензуры, мы живем в демократической стране. Но когда мы узнаем, что говорят нечто вредное именно для демократии, то в этом случае приходится прибегать к исключительным мерам. Это не угроза, но я хочу, чтобы вы поняли — мы всегда говорим прямо. Поэтому и сегодня в беседе будем высказываться открыто. Поскольку мы встречаемся здесь с глазу на глаз, я хотел бы спросить: что с вами происходит?