Полет орлицы - Дмитрий Агалаков

Счастливым сном в своей опочивальне Жанна проспала до вечера…

Ее разбудила одна из служанок, помогла одеться и проводила Жанну на другой этаж — в огромную залу для приема гостей, где был уже накрыт длинный стол, бегали, ожидая подачек, псы, сновали слуги. Жанна де Бетюм сама указала на место, отведенное для гостьи. Вскоре в залу, точно с порывом ветерка, вбежала Жанна де Бар; последней, чуть припозднившись, опираясь на трость, вошла графиня Люксембургская.

Горел камин, обогревая просторную залу. Слуги зажгли свечи. Четыре Жанны принялись за ужин. Тут была и птица, подбитая в пикардийских лесах, и каплуны, взращенные в местных курятниках, и форель, еще утром пойманная графскими рыбаками в Сомме, и горячий хлеб, и вино — много старого доброго бургундского; стояло и молодое вино.

Никогда и никому Жанна еще не была так благодарна в своей жизни, как трем этим женщинам, принявшим ее как родную.

Конечно же она почти тотчас сказала им об этом. Ее признание разволновало дам. Но и они не стали тянуть — объяснили ей, на чьей стороне в этой бесконечной войне их симпатии. Все очень быстро встало на свои места. Жанна поняла, что рядом люди, которые хотят ей только добра.

— А ведь я — крестная мать вашего брата, душенька, — сказала старая графиня.

— Брата — какого? — удивленно спросила Жанна.

— Карла Валуа, — просто ответила графиня. Голос ее был хрипловатым. — Я была близкой подругой вашей матери, Жанна, ее фрейлиной.

Жанна забыла про еду.

— Матери?..

— Да, вашей настоящей матери, душенька, Изабеллы Баварской, королевы Франции. Мы были подруги. Мои близкие, — она говорила о двух Жаннах, сидевших тут же, — хорошо знают эту историю. Я покинула двор вскоре после того, как был убит Людовик Орлеанский, и Жан Бесстрашный развязал эту кровавую резню. Если бы гражданская война не ослабила настолько французское королевство, англичане не сунулись бы к нам. А теперь они ведут себя так, точно Франция принадлежит им! Мерзавцы, да и только!

Юная Жанна де Бар опустила глаза — ей было всего четыре года, когда отца ее убили под Азенкуром, расстреляли английские крестьяне, а потом перерезали горло, точно на живодерне. Но она помнила, как отец возил ее на лошади по родным лесам и рассказывал про охоту. Вздохнула и Жанна де Бетюм, вспомнив о любимом муже. Ей было больно, что ее новый муж сражается плечом к плечу с теми, кто разрушил ее прежнюю жизнь. Дочь по той же причине избегала отчима. Но граф был вассалом Филиппа Бургундского, он давал ему клятву верности, и не мог поступить иначе.

— Вы росли неподалеку друг от друга, — кивнув на обеих девушек — свою дочь и гостью, улыбнулась Жанна де Бетюм. — Насколько я помню, д’Арки всегда были вассалами герцогов Барских. И пока ты, Жанна, — она обратилась к дочери, — играла в куклы в Бар-ле-Дюк, наша гостья, наверное, впервые взяла в руки меч в доме своего… — она осеклась, раздумывая, как лучше назвать человека, ставшего для нее отцом, — …в доме тех, кто ее воспитывал. А было это всего-то в трех или пяти часах быстрой езды. Вы были соседями!

— Я взяла в руки меч, чтобы сражаться с бургундцами, — сказала Жанна. — Я тогда была зла на них за все то горе, что они причинили нам, — зла и сейчас. Ничего не изменилось.

— Бедная Франция, — вздохнула старая графиня. — Сколько еще будут терзать ее междоусобицы! Все, что нужно Франции, это единый король. Ну да что мы о грустном? Ведь у нас сегодня пир, не так ли?

15

Жанна, забыв, что она пленница, играла со своей ровесницей в серсо, учила ее драться на легких мечах и стрелять из лука. Воинские удачи сопровождались одобрительными хлопками старой графини и супруги Жана Люксембурга, следивших за удивительной парой амазонок.

Восторгу Жанны не было границ. Она не только забыла о своем плене, но и о том, что она — капитан армии его величества, реками проливавшая кровь своих врагов. Она забыла, что еще недавно штурмом брала крепости, обращала в бегство целые армии и покоряла земли.

Она вновь была девчонкой, что, смеясь, играла в войну. Но только теперь она была изощренно ловкой, отчаянно смелой, неуязвимой.

Но когда не забывала, она поддавалась своей подруге…

А тем временем враги плели сети, в которые ей суждено было попасться. Это были мастера своего дела!

В середине июля в сопровождении английского отряда Пьер Кошон прибыл под Компьен. На его письма с просьбами и требованием выдать «еретичку и колдунью, именуемую Девой Жанной», ни герцог Филипп, ни граф Люксембург не отвечали.

Лорд Бедфорд рвал и метал.

— Да что возомнил о себе этот граф? — рычал грозный регент, и его псы оскаливали пасти, готовые разорвать проходимцев, что осмеливались ослушаться их хозяина. — Да и герцог Филипп тоже хорош! Может быть, он безбожник?

Пьер Кошон терпеливо ждал, когда лорд Бедфорд выговорится. С годами регент становился все раздражительнее и мрачнее.

— Вот что, мэтр Кошон, бросайте все дела и отправляйтесь в ставку герцога Бургундии. Вы были его приближенным и приближенным его отца, который вам доверял как самому себе. Призовите этого аристократа к совести! Посмотрите ему в глаза. Что он себе позволяет! Посулите ему деньги, наконец! Пять или шесть тысяч ливров.

Кошон отрицательно покачал головой:

— Герцог отклонит это предложение. Принцы крови стоят десять тысяч, милорд. Вы же знаете об этом лучше меня, слуги церкви…

Бедфорд яростно топнул ногой:

— Да это грабеж средь бела дня! Десять тысяч! А впрочем… — Он вздохнул. — Куда катится мир!

Прибыв под Компьен, в Кудан, где остановился вооруженный до зубов бургундский двор, Пьер Кошон встретился с герцогом.

— Слава Господу, вы живы и здоровы! — воскликнул епископ Бове, увидав герцога, облаченного в панцирь, уже готового выехать на передовую.

Даже здесь, в Кудане, были слышны далекие частые хлопки взрывов — это работала артиллерия обеих сторон.

— Ваше преосвященство! — развел руками Филипп Бургундский.

Он радушно улыбнулся старому знакомцу, но улыбка его вышла кислой. Филипп знал наверняка, что понадобилось епископу под стенами Компьена.

— Уверен, вы уже догадались, зачем я здесь? — вздохнул Пьер Кошон.

— Конечно же благословить моих воинов на сражение! — радостно ответил ему Филипп.

— Я неоднократно писал вам, герцог, но вы не отвечали мне, — пропуская шутку мимо ушей, продолжал Пьер Кошон. — Но я не отчаивался. Говорящий да будет услышан, неустанно повторял я. А потом сел в скромную кибитку и прибыл сюда. Вы уже знаете, что наша святая церковь хочет призвать Деву Жанну, дабы задать ей некоторые вопросы, касающиеся веры… Не так ли?