Пылающий туман - Ви КавИ

упал с высоты вниз. Камень управления вдребезги разбился, сияние кристалла во лбу монстра — погасло, что ознаменовало лишь одно — контроля над ним больше нет.

Гаумы, забыв и про Стриго, и про Делеана, запищали и кинулись врассыпную. Чудовище сделало огромный шаг, схватило отростками первого попавшегося и сожрало.

Медея внутренне кричала, но внешне была неприступна. Она влепила валявшемуся на спине Соколу пощёчину и сорвавшимся голосом спросила:

— Где твой дух?! Пусть сделает то же, что и с моим отцом!

— Какой… — он заметил за спиной Лиднер отростки и откатился с ней именно тогда, когда монстр собирался их безжалостно раздавить. — Надо прикончить его другим способом!

— Нет никакого другого способа, Сокол! — Медея толкнула наёмника в грудь. — Тебе нужно позволить ему выйти наружу, иначе нас убьют! Мы не справимся без него!

— Нет, Медея… Я…

— Оно идёт к Стриго и Делеану!

Воплощение самого кошмара могло без проблем превратить любой организм в ничто, но вместо этого оно предпочитало хватать низкорослых дикарей своими отвратительными недо-руками и пожирать, словно оно нуждалось в этой маленькой еде, по факту не играющей для него никакой роли.

Делеан, прощаясь с жизнью, с ужасом смотрел ему прямо в глаза. Он не мог избавиться от невыносимой тоски, проснувшейся вместе с осознанием, что он подвёл и свою Королеву, и свой народ. Он почти поверил непонятно кому — и вот к чему привела эта доверчивость. Люди выживут, а он — нет. Ему нужно было сразу дать дёру, чтобы выбраться из передряги невредимым. Но разве Делеан был трусом? Разве он был таким же, как подлое человечество?

Вдруг монстр остановился и медленно повернулся к Соколу, бросавшему в великана камушки. Будь Делеан не в ловушке и на свободе, то он бы рассмеялся от этой абсурдной картины, но сейчас он искренне был благодарен ему за шанс не умереть в чужом Королевстве от непонятно чего при самых позорных обстоятельствах.

От паники, подобравшейся к нему столь близко, от всех пережитых волнений Делеан неожиданно для самого себя потерял сознание.

— Слышь, упырь! Да-да, ты! Поздравляю тебя! Ты, Сущий дери, побил все рекорды по тупизне, представляешь? Какой же ты идио-о-от! Ты в курсе, что даже огры красивее тебя, а они, между прочим, самые уродливые? Ты вообще спишь? Я тебе настоятельно… о-ой, мамочки!

Кажется, даже зловещая улыбка «упыря» стала чуть грустнее. Но в его оправдание можно сказать, что не каждый способен вытерпеть столько оскорбительных слов в свой адрес. Поэтому он, не найдя ничего лучше, решил задавить своего обидчика — у него это получалось лучше всего.

Отросток направился к Соколу, однако тот, усмехнувшись этой предсказуемости, побежал к врагу.

— Что ты делаешь, Сокол?!

— Всё под контролем!

— У тебя ничего не под контролем!

— Не сглазь!

Второй отросток также промахнулся и не попал по цели. Послышался новый рёв, разноцветные глаза судорожно забегали. Монстр размахивал своими конечностями, и если сначала Сокол предугадывал его медленные хаотичные движения, то после они ускорились, и наёмник взмолился Сущему, чтобы не оплошать и не попасться.

Сокол приблизился к чудовищу и обогнул его так, чтобы быть сзади него. Но тут его ждал сюрприз в виде выросших коротких щупалец, идущих, как шипы, вдоль каменной спины. Они, извиваясь, обрывали все шансы забраться и оседлать монстра.

— Вот… срань…

Недо-рука задела Сокола, обвилась вокруг его талии и кинула прочь от себя. Чудовище победоносно взревело и затопало ногами, из-за чего вызвало землетрясение. Оно было очень радо, что расправилось с тем, кто так сильно его раздражал.

Неудачно приземлившись, Сокол готов был следом за Делеаном потерять сознание. Всё темнело и кружилось, зрение размывалось. Лес, внезапно увеличившийся, заключил его в тиски и сдавил, сделал мелочным, никудышным — застрявшей в паутине мошкой, которую вот-вот намеревался съесть подкравшийся паук.

— Сокол, о Сущий, я сейчас… сейчас приду!

Медея собралась с последними силами, но предупреждающе упавший прямо перед ней отросток поднял пыль и откинул её слабой волной назад.

Наёмник не слышал и не видел Медею, старавшуюся сделать хоть что-то, чтобы прийти к нему на помощь. Он был словно в воде — задыхался, хватался за что-то невидимое, панически трогал свою шею, царапал её, чтобы разодрать кожу, в которой он был заточён, как в тюрьме.

А потом всё прекратилось, исчезли тяжесть и сковывающая боль, и его тело уверенно встало на ноги. Хрустнули руки, шея. В резко наступившей тишине отчётливо послышался довольный вздох. Пальцы вытерли с уголков губ, растянутых в улыбке, кровь. Узкий зрачок окутывала фиолетовая радужка, пугающая своей неестественностью.

Он блаженно вскинул голову, и весь мир будто потемнел.

Глава 9. Хрупкий контроль. Часть вторая

— Сокол…

Медея испугалась. Но теперь этот страх внушал не огромный великан с мёртвыми глазами, а Сокол — такой спокойный, холодный и с походкой, нехарактерной для него. В нём не было ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что он — это он настоящий, а не более жестокая версия, которую он старательно в себе прятал. От него исходило сверхъестественное свечение, выдающее с потрохами всю его истинную нечестивую сущность, и Медея наивно обняла себя, чтобы отгородиться от Сокола, которого совсем не узнавала.

Монстр, очнувшись первым, попытался снова напасть, но дух, не прилагая никаких усилий, изящно, почти играючи, махнул левой рукой, которую окутали магические фиолетовые спирали, и отросток отвалился, почернел и превратился в бесполезную пыль. Гигант заревел от боли, его спинные щупальца ощетинились и заострились подобно лезвию. Он хаотично занёс следующую конечность, но и её ждало лишь гниение.

Из крупных глаз чудовища полились зелёно-красные слёзы. Он, как ребёнок, оставшийся без всякой возможности атаковать, побежал на обидчика, но это было так смехотворно и нелепо, что дух, вытерев пыль с одежды и внимательно рассмотрев надкусанные ногти, великодушно дождался, пока противник к нему приблизится. Уже после он, не отрываясь от своих увлекательных дел, заставил загнить чужие ноги. Дух длинными прыжками переместился на безопасное расстояние и с жестоким удовольствием понаблюдал за тем, как неповоротливая туша, казавшаяся всем непобедимой, повалилась