Разгневанная земля - Евгения Яхнина

Андраш спустился в город, прошёл к базарной площади, разложил прямо на земле рядом с другими торговцами свои деревянные изделия и стал прислушиваться к разговорам. Неожиданно появились солдаты с военными повозками. Поднялся переполох:

— Солдаты!

— Спасайте добро!..

Торговцы стали поспешно укладывать в тележки свои товары, надеясь спасти их от реквизиции.

Старая женщина схватила корзинку с яйцами, хотела её укрыть, но какой-то парень, пустившийся наутёк, толкнул её, и яйца покатились по земле.

Старуха завопила:

— Душегубы! Грабители!

— Не кричи, тётка, — добродушно сказал один из солдат. — Мы разве для себя? Мы для армии, и не грабим, а реквизируем!

Хотя изделиями югаша никто не интересовался, он всё же не остался на базаре, а, воспользовавшись суматохой, пошёл по кривым улочкам. Он хорошо помнил наказ Аронфи: «Если приметишь где неприятельские войска, разузнай, лучше всего от таких же, как ты, подростков, много ли солдат и где помещается штаб…»

Завязывать беседу было легко: этому немало помогал Дружок. Его забавные проделки неизменно вызывали интерес у сверстников Андраша. И ему скоро удалось узнать, что в Веспрем прибыл «сам» бан Елашич и что живёт он на горе, в замке графа Фении.

Разведчик решил отправиться к графскому замку, чтобы самолично убедиться, там ли в самом деле находится хорватский полководец. Но тут затрещали барабаны, а вслед за ними военный оркестр заиграл походный марш. Ребята восторженно закричали: «Солдаты идут!» И Андраш заторопился. Настало время действовать. Он спустился в долину, поманил неотступно следовавшего за ним Дружка, снова сунул ему в пасть ложку и свистнул. Пёс стремглав пустился к реке. Бросился в воду, поплыл и вскоре исчез из виду.

Выбравшись на другой берег, Дружок отряхнулся и помчался дальше.

Заслышав знакомый лай, из крайней хаты у леса вышла женщина, отобрала у Дружка ложку и дала ему кусок хлеба. Потом, вернувшись в избу, взяла огниво и поспешила в поле. Подойдя к куче хвороста, она разворошила его и подожгла. Сухие прутья вспыхнули, взвился столб дыма. Убедившись, что дым густой и поднялся достаточно высоко, женщина погасила костёр, забросала; огонь землёй. Но, лишь только дым рассеялся, она вторично зажгла костёр и точно так же, как и в первый раз, потушила его. Проделав всё это, женщина стала выжидательно всматриваться в даль, в сторону Ве́ленце. И, только когда увидела в отдалении такой же столб дыма от костра, с облегчением вздохнула. А вскоре на горизонте замерцал огонёк масляного фонаря, зажжённого на шпиле веленцской колокольни. Сигнал был принят.

Так безотказно, непрерывно действовал «телеграф Кошута». Мальчик с корзиной, собака, переплывающая реку с деревянной ложкой в зубах, костры в поле и масляный светильник, подвешенный на колокольне, — всё это были звенья одной и той же сигнальной цепи, с успехом заменявшей телеграф, которого ещё не было тогда в Венгрии.

Весть о выступлении неприятельской армии без задержек долетела из Веспрема до Веленце, куда стягивались венгерские войска.

Глава третья

На дорогах войны

Орды Елашича двигались к Пешту, предавая огню и мечу целые деревни и вызывая ярость венгерских крестьян.

Венгры укрывались в лесах, болотах и горах, создавали партизанские отряды. Группами по сто — триста человек, увешанные косами, вилами и топорами, они нападали на тылы хорватской армии, захватывали обозы с оружием и продовольствием, жгли военные склады.

Старательно расклеивая воззвания венгерского правительства на дорожных столбах и на деревьях, Андраш увидел двух неприятельских улан, показавшихся из ущелья. Подхватив корзинку, мальчик бросился в лес. Он стал взбираться на бук, ещё покрытый пожухлыми листьями.

Поднявшись метра на четыре от земли, Андраш остановился, подвесил корзинку на сук, замер и стал наблюдать за австрийскими уланами. Было очевидно, что они его не заметили.

Продолжая свой путь, уланы настороженно озирались по сторонам, всматривались в даль, шарили глазами по ветвям деревьев, не находя, однако, ничего подозрительного.

Андрашу они были видны как на ладони, и, когда уланы направили лошадей к старому буку, чтобы отдохнуть под тенью его ветвей, мальчику стало страшно: он обнаружен, не иначе! Надо скорее спуститься, оставив корзинку на дереве. Тогда ему не опасна будет встреча с неприятельскими солдатами. Им не додуматься, что он связан с партизанами… Только бы не заметили корзинку, её-то следует поднять повыше…

Не отрывая глаз от приближавшихся улан, Андраш протянул руку к корзинке, но неловким движением плеча толкнул её, и она рухнула. Едва не угодив в голову одному из всадников, корзинка скользнула по крупу его лошади, упала на землю и опрокинулась. Вместе с деревянными ложками из неё посыпались воззвания! Подписи Баттиани и Кошута на них были неопровержимой уликой.

Опомнившись от испуга, уланы тотчас разглядели на дереве разведчика.

— Слезай-ка, да поживей! — крикнул один.

— А не то я сниму тебя пулей! — щёлкнув затвором, злобно добавил второй.

Мальчик инстинктивно стал карабкаться выше, но тут же сообразил, что это его не спасёт. Вражеские пули настигнут его и на самой верхушке… Вот на земле у него есть шансы спастись: лес старый и густой, много деревьев в два обхвата — конным поймать его не так-то просто! Спрыгнуть — и бежать!

Андраш решительно ухватился обеими руками за толстую ветвь, подтянулся, бросил взгляд вниз и… замер: от опушки леса мчался целый отряд кавалеристов. Со страху Андраш не узнал в них венгерских гусар. Он не успел опомниться от неожиданности, как услыхал:

— Эй вы, оставьте мальчика в покое!

Оба улана покорно подняли руки. Гонведы окружили их, обезоружили, отобрали коней.

Хорваты рассказали, что они разведчики из корпуса генералов Ро́та и Филиппо́вича. Эта часть армии Елашича стоит сейчас неподалёку, в окрестностях селения Озо́ра, в ней десять тысяч солдат, и она должна соединиться с главными хорватскими войсками.

Командир отряда отозвал в сторону двух своих кавалеристов и сказал им тихо:

— Мартош и ты, Дью́ла! Вы поедете вслед за этими хорватами. Как только убедитесь, что они правильно указали месторасположение своего корпуса, отпустите их на все четыре стороны и возвращайтесь.

Тем временем Андраш слез с дерева, подобрал и уложил в корзинку воззвания и снова тщательно прикрыл их ложками. Покончив с этим делом, он подошёл к своим избавителям.

— Ну, давай знакомиться: капитан армии гонведов Фе́ренц Ха́нкиш, а ты кто будешь?

— Андраш Холлош…

Мальчик не знал, как себя вести. Гонведы, конечно, люди свои, но военную тайну не положено разглашать. Воззвания?.. Но, может, их никто и не заметил.

— Югаш я, — уклончиво отрекомендовался он.

— Где же твоё стадо?

Мальчик пришёл в замешательство. Как нехорошо получается! Гонведы выручили его из беды, а он их обманывает. Нехорошо! Но Аронфи никому, ни одной душе не велел рассказывать, куда и зачем его послали…

— Овцы тут недалече. Овчарка там оставлена, она одна управится, пока я вернусь.

Югаш был доволен собой, считая, что отвёл всякое подозрение, как вдруг увидел на пригорке Дружка, вынюхивающего след своего хозяина.

Свистнув собаку, Андраш показал на неё:

— Вон и овчарка моя. Знать, случилось что со стадом, за мной пёс прибег. Счастливо оставаться, — добавил он и шагнул ему навстречу.

Но Дружок остановился, завилял хвостом, заскулил, потом, к удивлению Андраша, громко залаял и бросился к Яношу, возвращавшемуся вместе с Дьюлой.

— Дружок! Старый приятель мой! — крикнул Янош, узнав собаку, принадлежавшую их соседу по деревне, Мирци Холлошу.

Андраш совсем опешил, увидев земляка:

— Янош!

— Андраш!

Теперь Андраш мог говорить начистоту. Он сообщил, что послан партизанами разузнать, где находятся хорватские войска под командой Рота и Филипповича.

— И что же тебе удалось разведать? — спросил Ханкиш.

— Пока ничего…

— А ты слышал мой разговор с хорватами, которые собирались тебя схватить?

— Нет, когда я спустился с дерева, вы уже увели австрияков.

— Так вот знай: оба улана — разведчики того самого корпуса, который ты разыскиваешь…

— Здорово! Побегу скорей в штаб партизан! Прощайте!

— Погоди, мы отправимся все вместе. Ты небось и верхом горазд ездить?

— Могу.

— Дайте Андрашу Холлошу трофейную лошадь! — приказал Ханкиш.

Тронулись в путь.

Янош поехал рядом с Андрашем, и мальчик рассказал, как очутился здесь, далеко от «Журавлиных полей»:

— Мать батрачила на уборке пшеницы и кукурузы, а меня овечьим пастухом взяли. Потом я ушёл к партизанам, а теперь и мать ушла в леса. Солдаты Елашича напились пьяны, разграбили деревню, много домов сожгли… От нашей избы уцелела одна труба. Да ты сам увидишь: как спустимся сейчас к пруду, так покажется и Селиш.