Джессика - Нестеренко Юрий Леонидович

— Малколм, — донеслось вдруг из темноты за его спиной.

«Ну что тебе еще», — подумал Малколм, не открывая ни глаз, ни рта.

— Я убил Кевина.

Голос Рика звучал неожиданно трезво.

Малколм все-таки открыл глаза в темноте.

— Что? — переспросил он, думая, что ему послышалось, а может, и приснилось.

— Я, наверное, идиот, что признаюсь тебе в этом, — продолжал Рик, — но я должен поделиться хоть с кем-то. А ты, наверное, последний, кто стал бы об этом болтать. Из тебя обычно слова клещами не вытянешь.

— Что ты сделал? — еще раз спросил Малколм, садясь на кровати.

— Ты не представляешь себе, как это просто. Достаточно надеть халат, взять в руку планшетку с бумагами и идти по коридору с озабоченным видом. Никто не станет тебя останавливать и выяснять, кто ты, к кому и зачем. Тебя просто считают интерном. Я просто вошел в его палату и… прилепил его датчики к собственной груди, чтобы раньше времени не поднялась тревога. А потом отсоединил его дыхательную трубку и стал дышать в нее сам. И вернул все обратно, когда все уже точно было кончено. Мозг умирает без кислорода за шесть минут. Это были самые длинные шесть минут в моей жизни… Как только зазвенел сигнал тревоги, я спрятался в туалете в той же палате и сидел там, пока все не разошлись. Те, кто пытались его реанимировать. Ну, это было недолго, они быстро поняли, что бесполезно. Потом я спокойно ушел. Меня никто не видел, — Рик помолчал. — Он сам этого хотел, Малколм. Он просил меня. Сегодня он ни на что не реагировал, я так понимаю, они ввели его в искусственную кому, так, кажется, это называется… Но вчера он несколько раз показывал мне глазами на аппаратуру. И я спросил его: «Ты хочешь…» — то есть не вслух спросил, там рядом были его родные, а сделал жест пальцами, как ножницами — и он снова показал мне: «Да». Никто, кроме меня, не мог сделать это для него, Малколм. В конце концов, он был моим куратором в братстве. И это было его последнее поручение, — Рик снова помолчал. — Ну что? Пойдешь теперь доносить на меня в полицию?

— Нет, Рик, — ответил Малколм. — Я думаю, ты все сделал правильно. Надеюсь только, что ты не оставил отпечатки пальцев. И что пил ты уже после.

— Нет, про перчатки я не забыл, конечно… И все делал трезвый. Я и не думал напиваться. Не думал, что мне будет так хреново. Ведь я действительно все сделал правильно. Но я убил собственного друга. И теперь буду жить с этим всю жизнь.

— Где ты взял спиртное? — требовательно спросил Малколм. — Ведь тебе нет двадцати одного.

— С моими знакомствами можно достать что угодно, — усмехнулся Рик.

— Но я надеюсь, больше ты ни с кем не говорил об этом? С тем, кто тебя угостил, или пил с тобой вместе…

— Нет, конечно. Я все-таки не настолько идиот. Я ушел с бутылкой и пил один. Потом пришел сюда.

— Ну тогда, думаю, все будет в порядке. Может, ты завтра даже и не вспомнишь об этом. Просто узнаешь, что Кевин умер в больнице, а все остальное тебе приснилось. А я подтвержу, что этого разговора не было.

— Нет, Малколм. Теперь я это никогда не забуду, — Рик еще помолчал и добавил: — Я найду его.

— Кого?

— Убийцу Кевина. Настоящего виновника его смерти. Теперь для меня это дело принципа.

— Рик, — вздохнул Малколм, — ты снова говоришь, как герой дешевого боевика. Если даже у полиции нет шансов его найти, что сможешь сделать ты? Это был просто несчастный случай. Забудь.

— Нет, — твердо возразил Рик. — Почему он удрал? Почему бросил Кевина умирать без помощи?

— Просто испугался. Он… или она. Какая-нибудь девчонка, только что получившая водительскую лицензию и ехавшая домой с вечеринки, где она выпила пару банок пива. Может, даже не превысившая ни скорости, ни допустимой дозы алкоголя, а всего лишь не уверенная, превысила она или нет. Ты же понимаешь, как это бывает. Это подло, конечно, и по закону это преступление. Но никто не собирался убивать Кевина специально.

— Ты-то откуда знаешь? — в голосе Рика послышалось подозрение.

— Просто это наиболее вероятный вариант.

— После всех твоих разглагольствований о заговоре в братстве?

— Я же сказал — мне так и не удалось ничего найти. Все, кого я подозревал, мертвы. Дело закрыто.

— Значит, я продолжу его без твоей помощи.

— Ладно, Рик, — вздохнул Малколм. — Ложись спать. Возможно, утром, на трезвую голову, ситуация представится тебе иначе.

Утром пятницы Рик не сказал ни слова о том, что произошло накануне. Ему было вообще не до разговоров — он мучился похмельем. Малколм ушел на занятия, оставив его страдать.

Днем, шагая из корпуса в корпус мимо штаб-квартиры «Фи Дельта Омега», Малколм заметил вывешенный возле входа портрет Кевина с траурной лентой. Под ним на сыром асфальте мокли несколько букетиков, смотревшихся, на взгляд Малколма, довольно жалко. Ему вдруг вспомнилась фотография из какой-то хроники Второй мировой войны, изображавшая могилу солдата — связанный из двух палок крест с надетой на него каской — и представилась такая же, только с велосипедным шлемом. «Не лез бы ты не в свое дело, Кевин. Ведь это же так просто — не лезть не в свое дело! Для этого не надо предпринимать ровно никаких усилий… Почему люди предпочитают тратить энергию только для того, чтобы осложнять жизнь себе и другим?»

Вечером, в перерыве между дождями, Малколм ненадолго сходил в парк — пообщаться с Джессикой хотя бы односторонне и извиниться, что из-за погоды их очередное ночное свидание вновь откладывается. На сей раз он рассказал ей о том типе, что напугал его после пробуждения во вторник. Он даже постарался, закрыв глаза, как можно более отчетливо представить себе этого субъекта, чтобы передать образ Джессике — как представил в свое время Кевина. Правда, она вроде бы говорила, что для лучшей передачи информации нужен физический контакт… но, возможно, это все же не обязательно. Дотрагиваться до него Малколму определенно не хотелось — еще подцепишь какую-нибудь заразу…

Открыв глаза, Малколм посмотрел на то место, где по ночам сидела Джессика, точно напротив мемориальной таблички — и впервые осознал, что она не просто слышит его… откуда-то, словно по телефону, а что она и сейчас сидит там, на расстоянии протянутой руки. Что, интересно, будет, если он сядет на то же самое место? Хотя — он ведь и так пересекает это пространство, когда ложится, и не чувствует ни холода, ни прикосновения, вообще ничего. Но если он именно сядет на место Джессики, она, возможно… увидит его изнутри, в самом буквальном смысле? Вряд ли это зрелище доставит ей удовольствие. Хотя, конечно, она училась на врача и не должна чувствовать брезгливость… но все равно, он совершенно не желал представать перед ней в таком виде. Все физиологическое отвратительно. Даже если врачи так не считают, достаточно, что так считает он сам. И нет, от того, что отвратительное необходимо, оно менее отвратительным не становится. Впрочем… так ли уж необходимо? Существование Джессики в ее нынешнем виде доказывало обратное…

Малколм задумался, готов ли он отказаться от всех физиологических удовольствий ради бестелесного бытия. От еды, например. Гурманом он не был, недавно так и вовсе без особых проблем прожил пару дней на двух самолетных сэндвичах и пакетике чипсов, но все же периодически вознаградить себя чем-то вкусным было приятно — особенно после продуктивной работы, будь то учеба, сборка очередной модели или даже большая уборка комнаты. Но ведь удовольствие от еды вызвано всего лишь потребностью тела восполнить потраченные на работу калории. Если нет тела, не будет и аппетита. Зато — возможность силой одного лишь разума создавать в собственном мире то, что недоступно или попросту не существует в физической реальности — от роскошных автомобилей до летающих скейтов и световых мечей… Но — если платой за это является необходимость всегда оставаться на одном и том же месте, не только в реальном мире, но и в призрачном? С другой стороны, необходимое ли это условие?

Снова закапал дождь, и Малколм, с сожалением попрощавшись с Джессикой, поднялся и пошел прочь, ступая по отгнившим и упавшим с дерева веткам. Скоро, наверное, крона наяву окончательно обретет тот же вид, что и во сне. Но насторожит ли это кого-нибудь? Вряд ли. Всякий, наверное, решит, что ветки обрезал тот, кто имел на это право. Санитарная обрезка, что-то в этом духе. Тем более что это по сути так и есть — отвалившиеся части поражены личинками.