Мятеж - Ханна Мэтьюсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, только Олливан знал, как опасно находиться ночью на этом участке берега. Заметь его кто, и можно было бы считать везением, если перед убийством его не стали бы пытать. Мысль о том, что Кассия хотела пойти сюда вместе ним, заставила содрогнуться. Он не чувствовал вины за то, что оставил ее без объяснения причин. Его сестра не знала, о чем просила.
Он стоял на углу склада и прижимал свое израненное правое ухо к стене. Громадное здание отбрасывало тяжелую черную полосу на лунную дорожку на воде. В двухстах ярдах дальше по переулку находилось место, на которое и указало проклятое звездами заклинание определения местоположения. Недалеко от него стояла, прислонившись к фонарному столбу, женщина, и притворялась, что ковыряет ногти. Несмотря на прохладный вечер, она не надела пальто, вероятно, чтобы выглядеть как ночная работница. На этом сходство заканчивалось, но, если судить по отголоскам магии, которые достигали Олливана, ей помогало отвлекающее заклинание. Он сомневался, что у кого-нибудь из прохожих будет время усомниться в ее профессии, прежде чем они столкнутся с настоятельной необходимостью подумать о чем-то другом.
Такая магия не подействовала бы на него, Олливан без труда заметил корабль, пришвартованный к крошечной пристани позади нее, потому что уже знал, что он там. Чары, делавшие судно почти невидимым на реке, были сняты, чтобы контрабандисты могли выгрузить свой товар на подготовленные тележки, но крошечный причал был спрятан между двумя зданиями. Пространство оказалось столь небольшим, что по ширине и длине туда мог зайти лишь один корабль, ловко управляемый магией мастеров душ.
И здания, между которыми он был спрятан, принадлежали Джупитусу Фиску.
С контрабандистами вели дела полдюжины самых доверенных дружинников деда, и все сразу бы узнали Олливана. И если Джупитус когда-нибудь узнает, что внук в курсе его сделок на черном рынке, юношу уже не спасти.
Принципы определяли очень многое, что формировало жизнь Лондона. От того, что человек должен делать, чтобы жить или работать за пределами своего квартала, до того, как поступать тем, кто вступает в брак или рожает детей с кем-то из другой фракции. Но ни один из Принципов не имел такого веса или такого серьезного наказания, как те, которые касались торговли.
Соглашение предписывало, что весь импорт должен проходить через доки – на территории оракулов, в Доклендсе, – и декларироваться в Торговом доме. И верховный чародей, вероятно, пренебрегал этим правилом с того самого дня, как помог его написать. Корабли двигались вверх по Темзе и доставляли его деду яды, артефакты и – как опасался Олливан – рабов. Это было предприятие, которое сделало Джупитуса – и так одного из самых богатых людей в городе – намного богаче, чем кто-либо мог представить. И стань об этом известно, его империя была бы разрушена.
Но именно здесь Олливан мог найти свою единственную зацепку о местонахождении Гайсмана. Он предпочел бы умереть, чем страдать от того, что не в состоянии остановить начатое. Что касается пыток, которые, скорее всего, придется терпеть, пока дед не убедится, что Олливан никому ничего не рассказал, – он предпочитал просто не думать об этом. Именно так он решался на большинство опрометчивых поступков, и этот подход еще не подводил.
Происходящая на берегу сделка близилась к завершению. Дружинники и контрабандисты выполняли все с наработанной умелостью и заметной долей нервозности. Но ему нужно было более надежное место, чтобы спрятаться до тех пор, и он знал об одном. Олливан давно обнаружил, что здания, скрывающие маленькую набережную, были лишь фасадами; пустыми оболочками, которые не служили никакой другой цели, кроме как скрывать причал между ними. Он переместился в ближайшее из них, но задел прислоненный к стене поддон. Тяжело дыша, Олливан поймал его прежде, чем тот упал на землю, но не смог предотвратить последовавший за этим оглушительный стон половицы. Он замер, вглядываясь из темноты в лица людей на пристани.
Ближайший из них посмотрел вверх и прямо в его сторону. Колдуэлл. Дружинник. Олливану ничего не оставалось, как ждать, не поймают ли его. Но тот, казалось, отмахнулся от звука и вернулся к разгрузке ящиков, которые команда спускала по трапу.
Это была игра в ожидание. Было выгружено около дюжины ящиков, в каждом из них находились коробки, которые дружинники погрузили на тележки. Он не мог видеть, что в них было – возможно, самые разные товары, – но, по крайней мере, там не было никаких людей. Во всяком случае, не на этом корабле. Как он и предсказывал, прошло совсем немного времени, прежде чем деньги перешли из рук в руки. Олливан сжал кулаки, чтобы не начать постукивать пальцами, пока беспокойно ждал, когда уедут тележки. Он так беспокоился, что не обращал внимания на свою уязвимую правую сторону, ту, где было повреждено ухо. Он понятия не имел, что был не один, пока несколько лезвий не оказались у его шеи.
– Ты хочешь поиграть? – говорит Гедеон.
Да, ты хочешь играть. Игра захватывающая дух и дерзкая – один мальчик подбрасывает обруч так высоко, как только может, а другой превращается в птицу и пролетает сквозь него.
Но ты не можешь играть, потому что у тебя никогда не будет крыльев.
– Как тебе это?
Вместо этого Гедеон заставляет Элиота катать обруч по лужайке. Он разбегается и ныряет внутрь. Он весь в пятнах от травы. После двух заходов каждый из вас выглядит так же.
Элиот не хочет играть, и после трех раундов уходит. Когда он уже почти у дома, ты выкрикиваешь его имя и подбрасываешь обруч так высоко, как только можешь.
Вы смотрите на залитое солнечным светом небо. Когда мимо проносится ворон, стоящий рядом с тобой Гедеон издает крик.
Ты ловишь обруч, когда Элиот приземляется на землю.
Глава 22
Кассия наблюдала, как ее брат поднялся на корабль с прижатыми к спине клинками, и, несмотря на весь ужас, почувствовала в глубине души укол удовлетворения. Она была права, что пошла за ним.
Это чувство исчезло почти мгновенно, когда она поняла, что понятия не имеет, что делать.
– Мы должны попасть на этот корабль, – сказал Вирджил.
