Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования - Евгений Глущенко

К 28 декабря ночными трудами были вырыты две параллели, то есть параллельные траншеи, соединенные ходами сообщения – войска неуклонно приближались к крепостной стене, на что защитники Денгиль-Тепе смотрели, казалось, совершенно равнодушно. Люди расслабились в убеждении, что враг «не посмеет», забыли требование командующего об усилении охраны позиций в темное время суток, и тогда текинцы напомнили, что они бойцы и смелые, и жестокие. 28-го под покровом темноты текинцы вышли из крепости и напали на солдат, готовившихся заняться рытьем траншеи. Офицеры обсуждали план работы, а служивые наслаждались последними минутами отдыха. Толпа текинцев застала русских врасплох. Вылазка была проведена организованно и явно по отработанной схеме. Участник АхалТекинской экспедиции А.Н. Маслов рассказал, как это было:

«Текинцы крадутся чрезвычайно быстро и тихо и затем сразу, как один, бросаются в шашки. Большинство из них идут на вылазку босыми, с засученными рукавами и подвернутыми халатами. При этом, несмотря на отсутствие строя, существует известная организация. Впереди идут собственно бойцы, отчаянный народ, которые с диким криком «Аллеман! Али! Магома!» бросаются в атаку. Большинство вооружены тяжелыми хорасанскими шашками; у кого их нет, тот идет с плохо выкованным копьем или штыком от отнятого у нас ружья; подле убитых находили простые овечьи ножницы, навязанные на кривую палку… Затем следуют санитары, которые быстро и с самоотвержением выносят из свалки убитых и раненых, так как у мусульман, а особенно у текинцев считается стыдом оставить товарища на поле брани без погребения. Сзади всех идут аламанщики (грабители), на обязанности которых лежит забирать оружие и что попадается от убитого неприятеля и скорее тащить в крепость; это обыкновенно молодежь – мальчики 14–15 лет, которые, впрочем, иногда увлекаются и лезут вперед, где и гибнут такими же героями, как и старики. Исполняют они свое дело с необыкновенной быстротой и ловкостью и в несколько минут успевают собрать все оружие и патроны, оставленные в траншеях, и раздеть почти догола убитых.

Текинцы сложены атлетами и рубят сильно и ловко. Раненные шашками имеют ужасный вид. У некоторых убитых от удара разлетались черепа, а у иных лица были до того исполосованы и изуродованы, что труп трудно было признать по лицу»[285].

Отбивать нападение текинцев пришлось несколько часов. Толпы туркмен отходили от траншеи и снова бросались в атаку – так повторялось четыре раза. Дело решило умелое командование самого Скобелева и начальника недавно прибывшего отряда туркестанских войск, соратника Скобелева по войне на Балканах, А.Н. Куропаткина. Наконец стрельба затихла, и к траншеям уже помчались лазаретные повозки. Последствия вылазки из крепости видел своими глазами военный врач А.В. Щербак:

«Траншеи полны солдат. Прижавшись к насыпи, судорожно сжимая ружья, все напряженно вглядываются в черную мглу. Другие быстро двигаются на площади, между параллелями. На перевязочном пункте Красного Креста, освещенном несколькими фонарями, лежат, покрытые серыми шинелями, не то убитые, не то раненые. Тут суетня..

Приближаясь к батарее и редуту, спотыкаешься о трупы. Чем ближе, тем больше. Ноги шлепают в лужах крови.

Узкая траншея местами запружена телами. Пахнет пороховым дымом. На банкете две сцепленные фигуры – у одной в груди штык, у другой разрублена голова: шашка и штык в тесном союзе с омертвелыми пальцами.

Слабый свет фонаря едва освещает молчаливую батарею; тут тихо. Изрубленные тела, сдвинутые орудия и несколько санитаров…»[286]

Разбирательство причин случившегося Скобелев оставил до следующего дня, а пока не рассвело, приказал продолжать земляные работы. В два часа ночи Куропаткин получил от командующего предписание завершить намеченные работы до утра. Всю ночь артиллерия, главным образом мортиры, громила крепость. Утром подвели итоги. Убиты 5 офицеров и 91 солдат, ранены – 1 офицер и 30 солдат. Похищены знамя 4-го батальона Апшеронского полка и одно горное орудие с двумя зарядными ящиками. Головы убитых текинцы унесли с собой, воткнули на палки и выставили у своих кибиток.

Скобелев, однако, показал всем, что он остался Скобелевым. Несмотря на моральное потрясение для всего отряда и заметный урон (выбыла из строя значительная часть совсем небольшого войска), он перенес лагерь экспедиционных сил еще на 500 метров ближе к Денгиль-Тепе. Сюда уже долетали пули защитников крепости. В тот же день, 29 декабря, полковник Куропаткин взял еще один укрепленный двор (кала) всего в 150 метрах от стен крепости, как бы сравняв счет с возомнившими о себе текинцами. С башни только что захваченного укрепления отлично было видно все, что творилось внутри крепости. На вершине башни был устроен наблюдательный пункт, где сидел корректировщик артиллерийского огня. Текинцы усиленно обстреливали русских наблюдателей, несколько человек погибли.

Удивительное дело – русская беспечность: напрасно Скобелев предупреждал об особой бдительности ночью, только что текинцы вырезали до ста человек, преподав страшный урок, и все повторилось ночью 30 декабря.

О подготовке вылазки из крепости около 6 тысяч текинских бойцов заранее оповестил наблюдатель, сидевший на башне захваченного накануне укрепленного двора. Текинцы ловко обманули профессиональных военных: они имитировали нападение на правый фланг русских траншей, но основной удар нанесли по левому флангу. Вылазка была не менее дерзкой и почти столь же чувствительной по последствиям: погибли в основном артиллеристы, которые в отряде составляли немногочисленную группу ценных специалистов. Текинцы унесли с собою 53 головы убитых, много берданок, еще одно горное орудие и артиллерийские заряды.

Теперь защитники крепости обладали двумя современными артиллерийскими орудиями, запасом гранат к ним; кроме того, они взяли в плен русского бомбардира-наводчика Агафона Никитина, который, по их мысли, должен был научить их правильно вставлять в гранаты запальные трубки, чтобы гранаты разрывались (без трубки граната падает как монолитное ядро). Принудить Агафона выполнить вражескую волю они не смогли. Он был не только солдат, давший присягу, но и старообрядец, человек сильный духом. Текинцы привычно зверствовали: обрезали пленнику пальцы на ногах и на руках, уши, вырезали ремни со спины, но ничего не добились. Они убили Агафона. Герою-артиллеристу впоследствии был поставлен памятник.

Как и после первой вылазки из крепости, Скобелев приказал продолжить рытье траншей к Денгиль-Тепе, с удвоенной энергией укреплять батареи и активно обстреливать противника навесным огнем. Однако в душе он понимал, что текинцы вырвали у него инициативу. И они это тоже знали. Они увидели, как надо пользоваться своими преимуществами – превосходством в численности и умении драться врукопашную; перед ними появилась реальная возможность обескровить небольшой русский отряд, не допустив его до генерального сражения на стенах крепости. Было им еще хорошо известно, что запасы продовольствия и фуража у русских ограниченны. Текинские вожди уверовали, что нащупали верную тактику: бить русских в вырытых ими самими окопах по ночам, когда те совсем беспомощны. Аллах, казалось, вразумил Своих воинов.

Скобелев обладал характером нелегким и неровным, мог вспылить без дела и не сдержаться, мог оскорбить и даже ударить человека во гневе (потом жалел и мучился); такой черной тучей он стал после двух ночных схваток, на этот раз вполне оправданно. Он как мог воспитывал своих подчиненных, учил их способам войны с иррегулярными частями, требовал отказаться от высокомерного отношения к «халатникам» и «дикарям», но не преуспел. Его малое войско таяло, и, что было особенно опасным, исчезал его победный настрой. «Никто не может заподозрить меня в трусости, – говорил командующий своим соратникам, – mais ces attaques nocturnes me font l'effet comme si j'avais bu de l'eau de Kissingen»[287]. Киссингенские воды были особо ненавистны Скобелеву по связи с именем Бисмарка.[288]

Если ночные атаки угнетали начальника экспедиции, человека, доказавшего неоднократно свою решимость в достижении цели, то на людей более слабых духом они оказывали разрушительное воздействие. «Когда начинается серьезная война, – писал впоследствии участник экспедиции А.Н. Маслов, – сопровождаемая частыми неудачами, то обыкновенно у большинства быстро составляется убеждение в необходимости отступления, которое, впрочем, не всеми высказывается, а только таится. Этим большинством руководят обыкновенно побуждения разные: одни хотят отступать просто от малодушия, другие вовсе не рассчитывали на серьезную войну, думали только стрелять, а не быть расстрелянными, за что и получить орден; у третьих отступление связывается со стратегическими и тактическими соображениями, потому что в этих случаях всякий считает себя стратегом; наконец, четвертые желают отступления просто из недоброжелательства; это так называемые «серые» люди, как называл их Скобелев»[289].