Убежище - Кир Булычев

Глава двадцать третья

Мертвая вода всех убьет

Когда дело подходит к концу, действие начинает двигаться быстрее.

А в нашем романе события происходят в разных местах, но постепенно стягиваются к центру.

Братья-сыщики Борис и Глеб Хваты летели на вертолете от Кандалакши.

Они были очень взволнованы. Оказалось, что сам президент Фонда Полотенц и некоторые члены совета директоров исчезли в неизвестном направлении. А когда проверили направление, то все сошлось на том, что искать их надо было на бывшем военном полигоне на Кольском полуострове.

Гусь Мартин, который уже давно беспокоился, куда делся Сева Савин, полетел за помощью к пилоту Гарри Коллинзу, который уже посадил свой биплан за холмом у фабрики детских игрушек и тоже волновался.

Гусь Мартин взлетел над высокой проволочной изгородью фабрики, но тут роботы-охранники подняли стрельбу и гуся ранили. Обливаясь кровью, он упал на моховую полянку, и пилот, услышав стрельбу, побежал туда. Гусь Мартин попросил его помочь Севе. Пилот обещал вернуться к гусю, а сам поднял в воздух самолет и направил его к фабрике. Когда он перелетал ограду, роботы стреляли в него и сбили самолет.

Коллинз выбрался из-под горящих обломков самолета и с грустью попрощался со своей любимой машиной.

Затем он включил локатор, на котором горела звездочка. И чем он ближе подходил к Севе, тем звездочка горела ярче.

К нему бежали охранники, но пули, которые попадали в пилота, не причиняли ему вреда, потому что Коллинз давно умер.

Не зря гусь Мартин и Коллинз почуяли неладное – Георгий Георгиевич получил сигнал, что опыт по омоложению академика Сидорова заканчивается и можно спускать в Подземный мир мертвую воду. Озеро Ловозеро, уже прокаченное через машины фабрики и промывшее устарелые клетки немощного тела академика Сидорова, было перелито в колоссальный резервуар, и теперь оставалось немного – открыть клапаны, и оно ринется по трубе в Подземный мир. Часть Подземного мира тут же превратится в пустыню. Но никто не узнает, что случилось, лишь рыбаки на Ловозере, удивленные тем, куда делась почти вся вода, будут собирать из ям на дне опечаленную рыбу.

Первой шла по коридору Элина Виленовна.

За ней деловито семенил Георгий Георгиевич. Рядом с ним, отставая на полшага, шагал мальчонка Каин. Замыкала шествие неугомонная Кассандра.

Первым делом они заглянули на центральный пульт.

Посреди зала, подвешенный к потолку, покачивался прозрачный гроб, в котором плавало нечто бесформенное, – академик Сидоров находился в процессе омолаживания.

– Подумать только, и я таким недавно был, – сказал Каин.

Супруга академика Сидорова Раиса сидела возле гроба-сосуда и следила, чтобы никто академику не навредил.

– Все в порядке? – спросил Георгий Георгиевич у робота-ассистента, который перекачивал воду и химикалии откуда надо куда следует.

– Все идет по плану, – ответил ассистент.

Тогда Элина Виленовна прибавила шагу.

Остальные спешили за ней, как спутники Петра Великого с картины Лансере.

Они ворвались на пульт управления, мрачное низкое помещение, посреди которого среди кнопок и огоньков торчал поднятый рычаг.

Повернутый кверху, он открывает шлюзы для чистой воды из Ловозера, если же нажать его вниз, то мертвая вода хлынет в Подземелье.

Георгий Георгиевич не спешил.

Почему-то его вдруг охватили мрачные подозрения. Он обернулся к Каину и спросил вполголоса:

– Ты уверен, что Аглая в безопасности?

– В полной безопасности, шеф! – откликнулся Каин.

– Как я за нее переживаю, – прошептал Георгий Георгиевич.

Каин подмигнул Элине.

Элина подошла, встала рядом с шефом, положила свою горячую нервную ладонь на его руку и нажала на рычаг рукой Полотенца.

Раздалось шипение.

Миллионы литров воды рухнули вниз в трубу.

– Ура! – тихо произнесла Элина. – Дело сделано. Процесс пошел.

– Поздравляю вас, друзья, – сказал Георгий Георгиевич. – Элина Виленовна, будьте любезны, пригласите всех за стол в кабинете директора на небольшой фуршет в честь этого события. Я буду там ждать.

И Полотенц первым пошел к себе в кабинет.

Он почему-то был печален. Какие-то предчувствия мучили его.

Вертолет, на котором прилетели к фабрике братья-сыщики, сел за оградой у самых ворот.

Сыщики и три спецназовца-омоновца подошли к воротам, и Борис Хват показал дежурившему у ворот роботу свое удостоверение.

Но робот не умел читать.

Он крикнул:

– Стой! Назад! Стреляю!

– Это еще что за разговорчики? – спросил Борис Хват и двинулся вперед.

Хорошо еще, что его успел прикрыть своим крепким, запрятанным в бронежилет телом один из омоновцев.

Завязался бой.

Прибежали другие роботы. Но, конечно же, с омоновцами-спецназовцами они не смогли справиться. И через десять минут сыщики Хваты ступили на территорию фабрики игрушек.

Пилот Коллинз вбежал в подземелья фабрики. Он поглядывал на локатор. Огонек горел все ярче. На пути ему встретился еще один робот, но Коллинз смел его с пути ударом кулака.

Когда Георгий Георгиевич вошел к себе в кабинет, все телефоны на столе верещали.

Он поднял первую трубку. Там прокричали:

– Первый пост у ворот! Мы подверглись нападению омона-спецназа, есть погибшие. Дайте инструкции.

Георгий Георгиевич насторожился.

– Сопротивляйтесь! – приказал он.

Затем схватил другую трубку.

Голос в ней произнес:

– Говорит пульт управления. По показаниям приборов, в трубе произошел засор.

– Как так засор? – удивился Георгий Георгиевич. – У трубы диаметр пять метров! Не порите чушь!

– Вода в трубе поднимается, – произнес голос робота. – Закройте клапаны, она может прорваться в помещения фабрики.

– Он сошел с ума! – крикнул Георгий Георгиевич, бросил трубку, но потом одумался и велел Каину: – А ну, одна нога здесь, другая там! Проверь у трубы – что там творится?

Каин побежал к трубе. Хотя он еще не очень испугался.

Георгий Георгиевич пригласил остальных к столу, где стояли бокалы с шампанским, водка в рюмках и много контрабандной красной икры и лососины.

– Кушайте, – говорил он, – все бесплатно досталось! В Москве безумных денег стоит.

Каин шел по коридору к пульту управления, но потом не удержался и быстренько сбежал по узкой лестнице вниз, к камере, где были заперты пленники.

Мог бы и не заходить, тем более что ему было велено заняться совсем другим делом.

Но заточенные в камере были его собственными жертвами, и ему важно было сказать им самые последние слова, чтобы перед смертью у них мурашки побежали по коже.

Сначала Каин заглянул в «глазок».

Возле двери никого – значит, нечего опасаться засады.

Он приоткрыл дверь.

Испуганно обернулась Аглая Тихоновна. Она держала на ладонях Севу, шпиончика, – ну ровно мышонка! А в сторонке сидел голый гном, который при виде Каина кинулся к нему с воплем:

– Это недоразумение! Выпустите меня! Я буду вам верно служить!

Он пытался поцеловать сапоги Каина.

– Я вам доложу, о чем они без вас говорили!

Каин засмеялся. Когда он смеялся, его лицо оставалось неподвижным, будто бумажная маска.

– Не нужны мне твои услуги, – сказал он. – Ничего мне не нужно. Вон смотрите на ту решетку под потолком. Как польется оттуда водичка, считайте, что вам осталось жить две минуты. Это отводка от большой трубы. Поняли?

И ему стало так смешно, что он изо всех сил ударил ногой в живот гнома Юхана, тот взвизгнул и откатился в угол.

– Прощайте, дурачье! – сказал Каин и захлопнул дверь.

Задвинул засов.

И, не оборачиваясь, пошел по коридору на пульт управления, чтобы поглядеть, что там произошло с мертвой водой, почему мог появиться засор.

А в камере, как бы в ответ на слова Каина, сквозь решетку в стене полилась вода. Маленьким тонким ручейком, еле-еле, вернее, сначала еле-еле, по каплям, а потом с каждой секундой этот ручеек увеличивался, и вот он уже достиг пола.

– Это мертвая вода! – завопил гном. – Я знаю! Я нюхал, когда у троллей в клетке сидел. Спасите!

Аглая Тихоновна прижала Севу к груди и стала отступать от лужицы, которая разливалась у стены.

– Разве ты не видишь! – кричал на нее гном Юхан. – Я же босой! Вы в туфлях, вам хоть бы что, а я босой, я скоро, я раньше вас помру! Отдай мне свои туфли, слышишь, а то я отниму! Ты не смеешь дать мне погибнуть! Я же маленький! Я жить хочу.

– Не волнуйся, не волнуйся, – успокаивала его Аглая Тихоновна. – Я тебе помогу.

Она сунула Севу за пазуху, а гнома подняла на руки, и он сел ей на плечи, оседлав ее, как всадник.

– Правильно! – закричал он. – Молодец, старуха! А теперь стучи в дверь. Они же должны открыть!

Сева ненавидел его и думал: «Если когда-нибудь мы встретимся и будем хотя бы одного роста, я тебя так изобью, что ты до конца жизни запомнишь».

Аглая Тихоновна, покачиваясь под тяжестью гнома, принялась молотить мягкими слабыми кулачками в дверь.