Слепой. Исполнение приговора - Андрей Воронин

Эта секундная растерянность едва не решила дело. Внезапно киллер, будто что-то почуяв, резко развернулся всем корпусом вправо и увидел то, что должен был увидеть: голого, в одних мятых трусах и дряблых складках незагорелой кожи, взъерошенного с постели генерала Потапчука, целящегося прямо ему в лицо из многозарядного автоматического пистолета.

Рефлекс тренированного убийцы сработал раньше, чем мозг осознал увиденное. Черный Подполковник нажал на спусковой крючок, безотказный, заведомо заряженный «вальтер» издал металлический щелчок, в районе затвора появился и сейчас же растаял слабенький, как от детского пистона, синеватый дымок, и это было все – выстрела почему-то не последовало. Не тратя драгоценного времени на возню с этим обломком Третьего Рейха, таким же вероломным, как и те козлы, что без объявления войны перешли границу в четыре часа утра, Молчанов-номер-два просто разжал ладонь. Тяжелый «вальтер» глухо брякнул, упав на покрывающий пол прихожей истертый, вытоптанный ковер, рука в перчатке из тонкой голубоватой резины с почти неуловимой для глаза скоростью метнулась к поясу, ухватив торчащую из-под ремня рукоять «Стечкина».

Все это заняло какие-то доли секунды, но этого хватило, чтобы генерал Потапчук разглядел лицо того, кто явился по его душу, пришел в себя и нажал на спуск. Не особенно доверяя своему изрядно поистрепавшемуся за десятилетия кабинетной работы мастерству, он выстрелил три раза подряд, и все три пули поразили находящуюся на расстоянии двух метров крупную мишень – надобно заметить, к некоторому удивлению Федора Филипповича.

Сиверов номер два рухнул, как сброшенный с плеча мешок с дровами, напоследок, словно трех пуль ему показалось мало, ударившись виском об угол стены. Панама с накомарником свалилась с головы, соскочившие с переносицы «хамелеоны» отлетели к входной двери, пыльный затоптанный ковер начал быстро пропитываться темно-красной жидкостью. Теперь, без шляпы и очков, Федор Филиппович хорошо разглядел лицо убитого и окончательно уверился, что знает этого человека – вернее, когда-то знал.

– Ах ты, поганец, – пробормотал генерал, глядя на покойника поверх слабо дымящегося ствола.

Нужно было решать, что делать дальше. Где-то – не в квартире, но где-то совсем недалеко – скрипнули половицы, и тревожный, заспанный женский голос раздраженно произнес:

– Ты с ума сошел! Сейчас же убери руки, как можно быть таким трусом?! Ты что, не понимаешь… Алло! Алло, полиция? Мне кажется, в соседней квартире только что стреляли…

Гражданская сознательность, подумал генерал Потапчук. На нее, родимую, у нас нынче весь расчет, вся надежда. Только вот мне, лично, она сейчас как-то не в жилу. М-да, есть-таки женщины в русских селеньях…

Он додумывал это уже на бегу, по-прежнему держа в руке пистолет и прижимая к груди и животу впопыхах собранные в охапку брюки, рубашку и туфли со свисающими из них носками. Сбежав на две ступеньки вниз, он спохватился, развернулся и прыжками, как молодой, бросился наверх, мысленно повторяя: «Дурак, старый дурак… Вот дурак-то! А еще генерал!»

Это, действительно, напоминало рассказ Конан-Дойля – тот самый, где Шерлок Холмс и доктор Ватсон впервые отважились на кражу со взломом и, несмотря на высочайшую квалификацию знаменитого сыщика, наследили на месте преступления, как корова в валенках – вернее, как целых две коровы. Очертя голову нестись с пистолетом в руке прямо в объятия охраны – это было, без преувеличения, сильно.

Он остановился: дальше бежать было некуда. Впереди была только железная лесенка, ведущая на крышу, да запертый на большой амбарный замок люк. Такие замки с легкостью сбиваются одним выстрелом из пистолета, и очень жаль, что происходит это только в кино. Да если бы и в жизни, что с того? Дальше-то что? Бегать без штанов по крыше, размахивая пистолетом, и орать: «Живым не дамся!»? Это в его-то годы!

Внизу, на первом этаже, негромко лязгнула, закрывшись, железная дверь, и Федор Филиппович с некоторым опозданием осознал, что, кажется, слышал пиликанье домофона. Он задержал дыхание и прислушался, но на лестнице было тихо. Только женщина из квартиры на четвертом этаже что-то объясняла оператору дежурной части – уже не взволнованно, а раздраженно. Вскоре замолчала и она, а еще через пару секунд Федор Филиппович понял, что оперативники из группы наружного наблюдения не придут – вероятнее всего, потому, что их давно нет в живых.

Ситуация резко переменилась. Если еще две минуты назад ему оставалось лишь пассивно ждать развития событий, то заварившуюся теперь кашу генерал мог расхлебать, только находясь на свободе. А то ведь, того и гляди, повесят на тебя всех собак и умоют руки…

По босым ногам ощутимо тянуло сквозняком. Сквозило из приоткрытой на палец двери одной из квартир, и, не успев ни о чем толком подумать, Федор Филиппович понял, как фальшивый Слепой проник в подъезд – тихо, так, что даже домофон ни разу не пискнул. Но где же тогда охрана?

Одеваться не было времени, но босиком он не бегал уже сто лет и успел основательно отвыкнуть от этого приятного занятия. Оказалось, что один носок где-то потерялся; натянув туфли на босу ногу, генерал устремился по лестнице вниз, навстречу свободе.

На площадке между четвертым и пятым этажами лежал его потерянный носок. Федор Филиппович злобно пнул его, загнав в самый дальний и темный угол площадки, и при этом опять вспомнил ночной визит Шерлока Холмса и доктора Ватсона в дом профессионального шантажиста… как бишь его звали, этого неприятного типа? Сейчас, поди, и не вспомнишь, да и кому это надо – вспоминать? Тоже нашел проблему! Главное, очень вовремя…

Не имея информации, а значит, и возможности что-либо рассчитать, он сбежал по лестнице на первый этаж. Местная управляющая компания, чтоб ей ни дна, ни покрышки, в целях экономии электроэнергии понатыкала на каждой лестничной площадке датчиков, которые включали свет, только когда их фотоэлементы засекали на лестнице движение. Поочередно загорающиеся при появлении Федора Филипповича лампы служили дополнительным демаскирующим фактором, информируя всех, кому это могло быть интересно, о направлении и скорости его движения. Только теперь он вспомнил, что точно так же свет включился и на площадке пятого этажа, и с опозданием сообразил, что прятаться там было бессмысленно: одного взгляда с улицы хватило бы, чтобы понять, где искать беглеца.

В железной двери подъезда было прорезано небольшое, забранное слегка помутневшим плексигласом и фигурной металлической решеткой прямоугольное окошечко. Генерал приник к нему, чтобы осмотреться, и увидел стоящий на прежнем месте под каштаном «фиат» группы наружного наблюдения. Три из четырех его дверей были распахнуты настежь; видно было не так, чтобы очень – ночь ведь, четвертый час утра, – но Федору Филипповичу почему-то показалось, что охранников в машине нет – ни живых, ни мертвых. Это обстоятельство добавило к уже имевшимся у него вопросам дюжину новых, не внеся в ситуацию никакой определенности. Действовать, таким образом, опять предстояло наобум, чего генерал Потапчук очень не любил.

Одеваться было некогда. Федор Филиппович ткнул пальцем в обведенную светящимся оранжевым колечком кнопку электрического замка и, проклиная идиота, который придумал оснащать домофоны звуковым сигналом, выбежал на ярко освещенный люминесцентной лампой пятачок перед подъездом – как был, взъерошенный, в трусах, в модных длинноносых туфлях на босу ногу, с охапкой мятой одежды в одной руке и с пистолетом в другой. В темноте дворового проезда сверкнули фары, взвыл мощный двигатель, и выскочившая невесть откуда машина, взвизгнув покрышками, как вкопанная остановилась прямо перед генералом. Правая передняя дверь распахнулась, и первым, что услышал Федор Филиппович, было раздавшееся в темном салоне неуместно жизнерадостное ржание.

– Ну и видок у вас, товарищ генерал, – с явным трудом оборвав непочтительный смех, сказал Глеб Сиверов. – Жаль, фотоаппарата нет, первое место по количеству просмотров в интернете было бы гарантировано… Садитесь уже, не вводите народ во грех. А то какая-нибудь вдовушка точно не устоит. Такой мужчина пропадает – и генерал, и с пистолетом, и, главное, уже готовый к употреблению, без штанов…

Федор Филиппович дослушивал эту тираду, уже захлопывая дверцу. Сделать это оказалось неожиданно сложно, и он не сразу понял, что ему мешает до сих пор зажатый в руке пистолет. Генерал раздраженно швырнул его через плечо на заднее сиденье, с ненужной силой хлопнул дверью и ворчливо скомандовал:

– Гони, хохотунчик. Нашел время и место для веселья!

– И повод, – подсказал Слепой, весело хрюкнул и резким рывком бросил послушный «БМВ» в темноту узкого, заставленного припаркованными на ночь машинами проезда.

Глава 18

Глеб Сиверов смеялся не напрасно: лучшего места, времени и, главное, повода для веселья на протяжении последних дней у него действительно не было. Да что там лучшего – никакого! Все эти дни ему было не до смеха, и он никак не мог отделаться от крайне неприятного ощущения, что вот-вот, того и гляди, порвется на куски – сам, без посторонней помощи, в силу острой необходимости присутствовать в десятке мест одновременно.