Прощай ХХ век (Память сердца) - Татьяна Андреева

В 1969 году в один из лучших ленинградских институтов поступил мой друг Саша Шагалов. За два следующих года мы виделись всего пару раз. Однажды он пригласил нас с Тамарой поехать с ним на встречу «битломанов», где предполагалось прослушивание нового альбома группы «Битлз» и выступление о самой группе лидера питерских неформалов, Коли Васина. Из опасения массового проявления нигилизма в молодежной среде в те времена такие встречи не приветствовались властью, поэтому они разрешались только где-нибудь за пределами города, в каком-нибудь клубе на отшибе, куда было трудно добираться. И, конечно, все это происходило под присмотром Комитета Государственной Безопасности. Мы встретились с Сашей, кажется, на Витебском вокзале и в обстановке полной конспирации сели в пригородный поезд, и отправились в какое-то неизвестное мне место (в Гатчину). Еще на вокзале я заметила, что толпа отъезжающих состоит, в основном, из молодых людей, которые очень тихо, не привлекая к себе внимания, садятся в тот же поезд, что и мы. Саша показал мне самого Колю Васина, высокого серьезного молодого человека, сопровождаемого секретарем (!) в белых джинсах в мелкую красную розочку! Сам Коля был одет во что-то темное и незаметное. Мы ехали примерно около часа, но шли к искомому дому культуры долго. Уже на месте нас пригласили в небольшой зал со сценой. На столе на сцене стоял проигрыватель, и лежала стопка бесценных пластинок «Битлз». За столом сидел важный Коля Васин, а вокруг проигрывателя суетился его секретарь. Постепенно зал наполнился не совсем трезвой местной рабочей молодежью вперемешку с приехавшими любителями музыки «Битлз». Нас предупредили, что мы должны вести себя скромно и не шуметь, чтобы не сорвать мероприятие, которое на языке присутствовавших называлось «сэйшен». Мероприятие было любопытным, но скучноватым. Мы прослушали несколько пластинок и Колю Васина, рассказавшего нам о жизни группы «Битлз». Для меня эта информация новой не была, благодаря ее вологодским приверженцам. Однако вся таинственность, весь антураж сбора и прибытия на место, некоторая нелегальность самого события, производили большое впечатление на неискушенных людей. Оказалось, что это был последний «сэйшен» Коли Васина, дальнейшую «пропаганду» «Биттлз» в нашей стране запретили.

Приближалось окончание учебы и завершение работы над диссертацией, время сгущалось, его физически становилось все меньше и катастрофически не хватало. Поскольку диссертации писать никто не учит, и человек должен, в течение отпущенных ему трех лет сам этому научиться, то я писала свою работу, как Бог на душу положит. Казалось бы, чего проще, возьми в библиотеке чью-то старую работу, прочти, и увидишь, какова должна быть форма этого вида текстов. И я, конечно, читала другие диссертации, но мне хотелось все сделать по-своему. Обычно филологическая научная работа делится на две-три части — теоретическую часть, обзор литературы, того научного направления, в рамках которого вы собираетесь делать свои изыскания, выработка методики анализа и непосредственно сам анализ, выбранного языкового материала, выводы. За истекшее время, помимо общего ликбеза, я занималась изучением теоретических основ анализа художественного текста, а также языковыми средствами выражения сюжетного времени. Я так увлеклась анализом рассказов Хемингуэя, что моя работа вылилась в последовательное описание каждого отдельного рассказа с точки зрения заключенного в нем времени персонажей и автора. Первой мой опус прочла, конечно, Тамара. Удивившись избранной форме описания, она, тем не менее, подбодрила меня и посоветовала, не меняя содержания, изменить структуру работы, построив ее в традиционном виде, отделив теорию от практики. Проделав это, я сама увидела, какой логически выстроенной стала моя диссертация, какой ясной и понятной не только мне самой, но и тем, кто будет ее читать. Ценные замечания сделала Вера Тарасова, одна из самых талантливых наших аспиранток и молодых преподавателей Герценовского пединститута. К лету 1974 года моя работа была завершена, и ее прочитала моя руководительница, Зинаида Яковлевна Тураева. После этого мы с ней определились с официальными оппонентами, учеными, которые должны были выступить на защите с критикой моей работы. А я должна была им ответить на заседании Ученого совета факультета и в присутствии всех желающих послушать мою защиту и принять в ней участие. Моими оппонентами стали: старший научный сотрудник Института языкознания ЛО Академии наук СССР, доктор филологических наук, профессор В. М. Павлов и кандидат филологических наук, доцент, Л. П. Чахоян. С приближением срока защиты я совершенно разуверилась в том, что моя работа достойна одобрения. Мне стало казаться незначительным и мелким мое исследование, да к тому же и плохо написанным. И как же я благодарна Владимиру Михайловичу Павлову, этому замечательному ученому и редкому по своим душевным качествам человеку, который угадал мое состояние и во время первой же встречи похвалил меня и мой труд! После его слов мне уже ничего не казалось страшным или невозможным. Мы сразу стали друзьями, и все наши последующие встречи в Ленинграде и в Вологде я ценю как одни из самых дорогих в моей жизни. Кстати, в Вологду Владимир Михайлович приезжал несколько раз, в качестве председателя экзаменационной комиссии, для приема выпускных экзаменов на факультете иностранных языков Вологодского пединститута, а также для чтения лекций по общему языкознанию. Приглашала его, обычно, Светлана Михайловна Кибардина, известный ученый, будущий доктор филологических наук, профессор этого же института.

По некоторым причинам моя защита была отложена на два года. Оказалось, что это даже хорошо, потому что у меня появилось время для переосмысления некоторых положений моей диссертации, доработки и написания добротного автореферата. Кроме того, за эти два года я столько раз встречалась со своим научным руководителем и оппонентами, что ко мне полностью вернулась уверенность в своей состоятельности и самодостаточности как молодого ученого. Мои страхи улетучились. Вообще страх и связанный с ним стресс перед каким либо решающим событием в жизни, наверное, всегда сопровождает человека. К чему это может привести, я убедилась несколько раз в своей жизни и особенно в аспирантуре. Все годы учебы мы ходили на защиты диссертаций аспирантов своего факультета. Не буду называть имен двух девушек, о которых я собираюсь рассказать в связи с этим, потому что для них и учеба и защита закончились трагически.

Защиты, обычно, проходили в довольно большой аудитории и при большом скоплении людей, среди которых были сокурсники, друзья, члены кафедры и факультета, студенты и аспиранты своего института и университета, а также любые другие заинтересованные лица. Но главное — это строгий Ученый совет по присуждению ученых степеней по иностранным языкам, тут же на защите голосующий «за» или «против» присуждения искомой научной степени. Что и говорить, событие волнительное, и некоторые не выдерживали напряжения. Так, одна девушка, на своей защите вышла перед аудиторией, глянула в зал и, ни слова не говоря, присев на корточки, спряталась за кафедру. На этом ее защита и закончилась. Приехала скорая помощь, и ее увезли в психиатрическую лечебницу. Другая девушка, хорошо мне знакомая, прикладывала огромные усилия, работая над диссертацией. Она читала и писала буквально днем и ночью, борясь с усталостью с помощью сигарет. Работа давалась ей с трудом, с трудом же она защитилась. После защиты она уехала в родной город, начала работать в своем институте, и в конце года поучила диплом кандидата наук. Вскоре ее нашли в общежитии, повесившейся на дверях своей комнаты. Конечно, кроме страха, здесь сыграл свою роль еще один важный фактор, редко учитываемый людьми, берущимися за трудное дело. Нам всем кажется, особенно в молодости, что нет такого дела, с которым было бы невозможно справиться. Нам кажется, что мы всесильны и будем жить вечно. Но, оказывается, что у каждого человека есть индивидуальный порог возможного, есть потолок выше которого нельзя подниматься, иначе сломаешь шею.