Капитан Ришар - Александр Дюма

— Теперь, сударь, слушайте меня, — сказал пастор, — последуем совету, который дал вам Шлик.

Затем он указал ему на комнату Маргариты и добавил:

— Возьмите этот ключ, поднимитесь в ту комнату, переступите порог ее с уважением, ибо это комната несчастной мученицы… Идите! И оставайтесь там, пока я вас не позову.

— Спасибо, сударь, — ответил ему молодой человек. — Но, быть может, мне придется бежать, не увидев вас и не имея времени поговорить с вами… поэтому я хотел бы сказать вам пару слов.

— И что же, сударь? — ответил пастор, который, едва опасность отступила, вновь почувствовал старую ненависть к французам.

— Этот человек, капрал, сейчас только напомнил вам, что вы проживали в Вестфалии…

— Да.

— А потом в Баварии…

— И что из этого следует, сударь?

— Он даже назвал селение Абенсберг.

— Ну, и что?

— Вы действительно жили в Абенсберге?

— Боже мой! — прошептала Лизхен. — К чему же он клонит?

И она подошла к молодому человеку, готовая остановить его, если увидит, что он продолжает идти по тому же пути, на который вступил.

— В Абенсберге, — продолжал капитан, — не было ли среди ваших благочестивых коллег одного достойного человека по имени Штиллер?

Лизхен с трудом удержалась от крика; она схватила молодого человека за локоть, но капитан, казалось, не понимал ее.

— Штиллер!.. Штиллер!.. — повторил пастор, с удивлением глядя на офицера.

— Да, Штиллер.

— Я знал его, — сказал пастор.

— Сударь, — прошептала Лизхен, — сударь, подумайте о той опасности, которой вы подвергаетесь, не следуя советам капрала!

— Еще одно слово, фрейлейн, Бога ради!

И вновь, обратившись к пастору, он продолжал:

— Сударь, я разыскиваю господина Штиллера; к этому меня обязывает одно крайне важное дело; найду я его в Абенсберге?

— Чего вы от него хотите? — спросил пастор изменившимся голосом.

— Простите, сударь, — сказал молодой человек, — но речь идет об одной тайне, которая мне не принадлежит. Поэтому я только повторяю свой вопрос.

И, несмотря на пожатие руки Лизхен, он не отступал и спросил:

— Найду ли я его еще в Абенсберге или же он умер от своей раны?

— Отец! — сказала девушка, приложив палец к губам и умоляя пастора промолчать.

Пастор кивнул и прошептал:

— Да, дитя мое, будь спокойна.

И он продолжал, обращаясь к молодому человеку:

— Пастор Штиллер умер от своей раны.

— Умер! — упавшим голосом промолвил молодой человек. — Умер!..

Затем он громко спросил:

— Но у него была дочь?

Лизхен откинулась на спинку кресла, боясь упасть в обморок.

— У него их было две, сударь, — ответил пастор, — о которой вы говорите?

— О его дочери Маргарите, сударь.

Лизхен зажала рот обеими руками, чтобы сдержать крик.

Пастор страшно побледнел.

— Вы знаете, — взволнованным голосом спросил он, — что у него была дочь по имени Маргарита?

— Да, я знаю это, сударь.

Затем, преодолевая нерешительность, чувствуя, что в вопросе, который он собирался задать, заключена вся душа его любимого брата, молодой человек спросил:

— А счастлива ли его дочь Маргарита?

— О да, очень счастлива, сударь, — воскликнул пастор. — Счастливее, чем на этом свете: она на Небесах.

— Тоже умерла! — прошептал молодой человек, опуская голову.

Затем после минутного молчания, взяв свечу из рук Лизхен, он сказал:

— Спасибо, сударь. Мне больше не о чем спрашивать.

И когда пастор, в свою очередь, сделал движение, чтобы удержать своего гостя, Лизхен встала между ними.

— Отец, — сказала она, — вы забыли, что наш гость должен спрятаться, что речь идет о его жизни? Бога ради, — продолжала она, подталкивая молодого человека к лестнице, — ни минуты не задерживайтесь здесь, поднимайтесь в комнату моей сестры!

Удивленный молодой человек остановился.

— Да, поднимайтесь туда, — проговорила она вполголоса, — а когда вы будете там, несчастный, посмотрите на портрет, висящий между двумя окнами, и бегите!

Офицер увидел, что Лизхен необычайно взволнована, поэтому он немедленно подчинился, догадываясь, что в сердце девушки и старика происходит нечто такое, что они в эту минуту не могли ему объяснить.

Он послушно пошел за девушкой, и в то время как старик, переводя взгляд с Лизхен на своего гостя, задавал себе вопрос, кто бы это мог быть и почему он пустился на поиски пастора Штиллера, молодой человек открыл дверь и скрылся в комнате.

Едва за ним закрылась дверь, как Лизхен почувствовала, как силы оставили ее, и опустилась на стул.

Пастор подошел к ней и, подняв глаза к небу, сказал:

— Боже мой, благодаря тебе он спасен! Теперь мне остается спасти ее!

И, протянув руку Лизхен, продолжал:

— Ну-ну, дитя мое, мужайся!

— Что вы хотите сказать, отец мой? — спросила девушка, живо поднимая голову.

— Я хочу сказать, мое бедное дитя, что ты любишь этого молодого человека!

— Его? — в ужасе спросила Лизхен.

— Да, его, — ответил старик.

— О нет, отец мой, — воскликнула Лизхен. — Клянусь вам, что вы ошибаетесь!

— Зачем ты пытаешься солгать, Лизхен? Ты же знаешь, что лгать мне бесполезно.

— Я вам не лгу, отец… или, по крайней мере, могу вам поклясться в одном.

— Ты клянешься!

— Да, на могиле моей сестры Маргариты!

— А в чем ты клянешься, дитя мое, такой святой клятвой?

— В том, что этот молодой человек никогда не будет для меня никем!

— Ты его не любишь?

— Я не только не люблю его, отец, но он приводит меня в ужас!

— Он пугает тебя?

— Отец, во имя Неба, не будем говорить о нем!

— Напротив, давай поговорим о нем… Он пугает тебя! Что же тебя в нем пугает?

— Да ничего… Боже мой, не слушайте того, что я говорю: я сошла с ума!

— Так в чем же дело?

Вместо ответа Лизхен попятилась, пристально, со страхом глядя на дверь.

— Отец, господин Шлик! — пробормотала она. — Зачем он опять пришел?

Пастор обернулся и действительно увидел капрала: тот стоял на пороге.

XXIII

ЦЕНА ГОЛОВЫ

У Шлика был неуверенный вид; в руке он держал карабин, и это указывало на его более враждебные намерения, чем при первом его визите, поскольку тогда он явился без оружия.

Пастор вопросительно посмотрел на него.

— О да! — сказал Шлик. — Вы полагали, что отделались от меня, господин Вальдек? И я так думал; но знаете, человек предполагает, а Бог располагает!

— Да, я знаю это, но что мне неизвестно…

— … так это то, что меня привело к вам снова… Я хорошо понимаю… Черт побери! Это так трудно сказать…