След Сокола - Сергей Самаров

Раздался громкий стук во входную дверь с улицы, где шла торговля.

Олекса поспешил открыть.

– Чего днем закрылся? Тайничаешь никак? – вошел в дверь Далимил и протянул Олексе руку.

– Основное тайничание начинается с твоим приездом, – за хозяина ответил Ставр. – Где Годослава оставил?

– В городе. Осматривает оружный ряд. Кое-что подкупает для себя…

– Что князь велел? Мне с ним надо встречаться?

– Лучше через меня передай, если что есть. Больно уж ты заметный. Или приходи в темноте. И еще он велел рассказать тебе…

И Далимил выложил все новости княжеского двора за последние дни.

– Значит, даны ни с чем остались?

– По закону так. Теперь Дражко соправитель и наследник.

– Добро. А вот Ксарлуупа он зря отпустил. Готфрид ни за что не простит Годославу такого оскорбления. Если бы убил графа, король такое перенес бы легче.

– Я тоже так думаю, но я князю не советчик. Он меня слушать не станет.

– А зачем тебе надо говорить князю о своем мнении. У тебя под рукой люди были?

– Были.

– Надо было им и дать знак. Если князь допускает ошибку, подчистить за ним ее можем только мы. И должны это делать, не брезговать…

Глава 27

День выдался чрезвычайно жаркий для середины мая. Если в дороге, когда ветерок продувает насквозь доспехи, это еще не было так заметно, то в городе, когда пришлось спешиться и ходить, ведя коня на поводу, горячий, без ветерка воздух утомлял.

Только во второй половине дня, ближе к закату, Годослав сумел обнажить голову, скинуть тяжелый плащ, так хорошо скрывающий его сильную и в то же время стройную фигуру, и расстегнуть непривычно тяжелый в сравнении с простой славянской кольчугой чешуйчатый аварский панцирь. Далимил расстарался, привел с собой двух работников из местных саксов, чтобы не показываться рядом с князем бодричам, и втроем они установили маленькую походную палатку достаточно быстро. Вся палатка состояла из двух равных половин. В дальней поселился сам князь, в передней, сразу за пологом, обосновался Далимил.

Годослав приказал вывесить рядом с входом его щит без герба. Точно такие же щиты, некоторые с гербами, некоторые без них, как у князя, украшали соседние шатры, где расположились прочие рыцари, пожелавшие принять участие в турнире[122]. Эти рыцари, в отличие от зачинщиков, звались посторонними. Большую часть посторонних составляли знатные саксы различного звания, хотя часто можно было услышать и славянскую речь – князь Бравлин не препятствовал участию в турнире своих воинов. Сами франки – основа участников – расположили свои шатры вокруг королевской ставки. Тем не менее, любопытство распирало франков, и многие из них решились посетить лагерь противников, чтобы присмотреться к тем, с кем им предстояло вскоре сразиться, познакомиться с ними.

Наибольшей популярностью пользовался шатер герцога Трафальбрасса. Сигурд, как и Годослав, купил шатер уже здесь, прямо на улице Хаммабурга, где его и шили у него на глазах два десятка быстроруких портных какого-то ремесленного цеха. Другие шатры шились рядом, но этот герцог облюбовал сразу, словно местные саксы старались специально для него. Плотная узорчатая ткань обошлась герцогу в немалую сумму, но, он считал, такие расходы соответствуют положению, которое он занимает в датском обществе, а следовательно, и в обществе европейского рыцарства.

В отличие от своего короля, простые франки-рыцари вовсе не отворачивались от герцога только потому, что Сигурду нравилось пиратствовать. Для них он был овеян славой нескольких громких и дерзких походов, где сыскал репутацию неустрашимого в бою воина. И это для многих, особенно молодых франков, значило немало. Да, по сути говоря, в каждой войне, то есть ежегодно, небольшие отряды франкской армии занимались тем же ремеслом, что и Сигурд, только на суше, и потому слава викинга лишь повышала его статус среди не слишком знатных рыцарей и простых ратников.

Шатер Трафальбрасса стоял в самом центре палаточного городка, на небольшом возвышении, и отличался не только месторасположением, но и величиной, и богатством ткани. Рядом Сигурд расположил еще один шатер, поменьше, как он объяснил, для своего побратима графа Ксарлуупа, который спешит в Хаммабург и вот-вот прибудет. О том, что граф не прибудет сюда, герцог еще не знал.

Сюда, в большой шатер с гостеприимно распахнутым пологом, постоянно заглядывали посетители, желающие познакомиться с молодым героем. И Сигурд, усилием своей звериной воли скрыв лютый гнев, охвативший его утром, после короткого приема у короля Карла, встречал всех улыбкой и кубком доброго греческого вина, запас которого сумел сделать сразу по приезде в Хаммабург, словно предвидел свою популярность. Благорасположение Трафальбрасса и его отрепетированная широкая улыбка сразу создали вокруг этого известного всей Европе имени еще больший ореол славы. Таким образом, даже не успев сесть на коня и поднять оружие в турнирных схватках, он уже грозился стать самым популярным рыцарем на турнире. По крайней мере, местные саксы в датском сиятельном вельможе, кажется, уже души не чаяли. И готовы были поддержать его в бою своим восхищением. Знатные же франки только сожалели о ранении, полученном накануне графом Оливье, потому что воинской славой с Сигурдом мог сравниться только недавний сарацинский пленник, да разве что еще герцог Анжуйский. Но сам бывший пленник, как маршал турнира, назначенный королем, вступить в бой мог только в том случае, если партия короля потерпит полное поражение. Он оставался высшей инстанцией, которая имела право отстаивать честь королевского знамени на турнире. В глубине души многие франкские рыцари были уверены, что Оливье даже раненый в состоянии показать силу копейного удара, достойную своей славы, и стать победителем. На требующий большей силы бой на мечах или на секирах у графа, пожалуй, сил не хватило бы. И потому многие в душе надеялись, что Сигурд одолеет сильнейших из зачинщиков, и тогда король вынужден будет согласиться на вступление в бой своего любимца. Это было бы зрелищем, о котором говорить и вспоминать будут долго. Но произносить такие чаяния вслух никто не решался.

Годослав, не желая раскрывать инкогнито, не покидал своего скромного шатра, только непоседливый, быстрый на решения и на соображение Далимил, как и следует настоящему разведчику, раз за разом приносил ему сведения и тут же исчезал снова. О популярности Сигурда в лагере Далимил рассказывал несколько раз. Князь в ответ на эти рассказы хмурился и сжимал кулаки так, что тупо хрустели пальцы. Ему очень хотелось побыстрее выйти на ристалище против герцога, но соблюдать при этом скромность и значимость было тоже необходимо. Турнир длится три дня. За три дня, если князя узнают, случиться может многое. Готфрид отличается злобной мстительностью и не пожелает оставить без внимания свое недавнее политическое поражение. Даже здесь, в лагере своего давнего противника Карла Каролинга, он будет искать способ отомстить. Будь это достойная месть, Годослав не убоялся бы ее. Под достойной местью он понимал, к примеру, вызов со стороны того же Сигурда на смертельный поединок, где он рисковал погибнуть. Точно так же, впрочем, как и Сигурд. Но и Готфрид, и Сигурд предпочитают в подобных случаях не рисковать. Пущенная издалека стрела решила бы все их проблемы гораздо проще.

В очередной раз вернулся с новостями вездесущий плеточник.

– Прибыл Аббио. С ним полусотня саксов, которые примут участие в меле.

– Что такое меле?

– Так франки зовут групповую схватку.

– Понятно. Я слышал, что в этом меле должно участвовать по сотне воинов с каждой стороны.

– Вторую полусотню выставил какой-то местный мелкий эделинг Кнесслер.

– Мелкие эделинги не выставляют полусотню воинов наравне с Аббио. А Кнесслер не мелкий эделинг, а крупный землевладелец. Почти весь приграничный с нами берег принадлежит ему.

– Мне так сказали, княже… Но раньше я про Кнесслера не слышал.

– Это потому, что он очень стар. И уже много лет не покидает своего поместья.

– Этого не может быть. Он участвует в турнире во второй команде зачинщиков.

Князь отрицательно покачал головой.

– Или ты что-то путаешь, или старый Кнесслер умер, а в турнире участвует кто-то из его потомков. Но я слышал, что и все его сыновья давно погибли. Если не ошибаюсь, последнего уже недалеко от Рарога убил в схватке мой отец, оставив старика одиноким, и Кнесслер долго после смерти сына сам был при смерти. Саксы тогда пошли в набег, и остановить их стоило большого труда. Так говорят наши семейные хроники. Меня тогда еще, кажется, и не было, или я был совсем ребенком. Он должен быть очень стар…

– Я узнаю, княже…

Годослав встал и подошел к пологу, слегка отодвинул его, чтобы рассмотреть окрестности.

– Скоро ли начнет темнеть?

– Через час-полтора, княже.

– Я хочу сходить к Аббио. Мы с ним встречались три года назад на свадьбе у дочери Бравлина. И неплохо поговорили. Думаю, он не забыл меня.