...Либо с мечтой о смерти - Александра Созонова

— …Я обманул вас, конечно: никакой бомбы на острове нет. Где бы и из чего я стал ее мастерить? Но сюрприз все равно ждет вас, ждет всех! Это приятный сюрприз, это большой подарок для тех, кто прибыл сюда за исполнением своей заветной мечты: покинуть земную юдоль скорби и одиночества как можно скорее. Ваша мечта исполнится сегодня, мои товарищи и собратья, собеседники и друзья! Солнце еще не коснется горизонта, как все вы дружно, как один, покинете ненавистный мир и очутитесь в тех местах, о которых грезили долгие годы. Но для вас, Майер, для вас, Роу, для всех, кто святотатственно осмеливается ставить опыты на бессмертных монадах, кто пытается загасить искры, зажженные Создателем, кто прислуживает мерзким орудиям сатаны — для вас сюрприз будет пренеприятнейший. Вы ведь вовсе не рассчитываете уйти к праотцам прямо сегодня, верно? Каким ликованием наполняется моя душа, стоит мне представить, как, воя от ужаса, с зубовным скрежетом и визгом сжавшихся в панике внутренностей понесетесь вы вниз, вниз, глубоко вниз! — в миры возмездия. Ведь ваши душонки непроглядно черны и безмерно тяжелы от груза кощунственных преступлений! Ведь вы посягнули на самого Духа Святого, а это не прощается. Вы низвергнетесь с грохотом и воплями в самые нижние миры, кому какой впору, согласно грузу грехов, и станете корчиться, скулить и умолять о пощаде! Но никто — никто! — не услышит вас и не освободит. Уразумели вы это, Майер?!

— Неужели он думает, что сам воспарит вверх? — скептически спросил русский. — Отправив одномоментно на тот свет пару сотен душ? Пусть даже для половины из них это явится долгожданным подарком.

— Он невменяем. Разве вы не видите и не слышите, Джекоб? Вы же сами заметили, что, согласно Ницше, Бог давно умер, он же взывает к Святому Духу. Полное помрачение.

— Настоящий философ и должен менять взгляды, как змея кожу, — пожал плечами мой собеседник.

— Самый нижний мир уготован вам, Ниц! Суффетх, планетарное кладбище, где разлагаются души последних негодяев! — Как видно, Майер и Джекоб мыслили синхронно. — Если вы не блефуете, если действительно над обитателями Гипербореи нависла смертельная угроза, горе вам! Одумайтесь, Ниц! Спускайтесь, пока не поздно, пока еще я милостив и терпелив. Подумайте о будущих муках своей несчастной души!

— Я обо всем подумал! Хорошо подумал! Великий Ницше никого и ничего не боится! Что ему ваши смешные угрозы, Майер? Суффетх — не для гениев, не для героев, не для титанов духа. Как жаль, что я не способен на убийство! Иначе благодетель и гуманист Майер уже сейчас летел бы, повизгивая, в огненную щель, в Ытреч или Агр. Что делать, великий мыслитель был бесконечно добр и жалостлив. Рассудок его обрушился во мрак после того, как на его глазах кучер яростно хлестал свою лошадь. Ницше добр, но это не слабость, нет! Это сила. Итак, прощайте! Я ухожу. Ухожу так, как не получилось уйти в прошлый раз. Я исправляю свою ошибку, я покидаю этот мир ослепительно!

Ниц отбросил рупор в траву и запел. Мелодия была грозной и воинственной. Какой-то древний гимн? Недаром он намекал, что в его крови есть варяжская струя. Язык незнакомый: похож на немецкий, но более жесткий, с раскатистым «р» и твердо-каменным «д».

Не переставая надрывать голосовые связки, новый Герострат снял с плеч рюкзак, развязал его и вынул пластмассовую канистру.

— Еще один фейерверк, — пробормотал Джекоб. Он пожирал глазами безумца напряженно и мрачно, не мигая. — Мало ему уже зажженных факелов.

Замолчав, Ниц принялся обливать себя жидкостью из канистры, начиная с плеч и спины и заканчивая макушкой. Серебряные крылья волос облепили голову, приняв желтый оттенок. Старик морщился, но движения были собранными и четкими.

— Не валяйте дурака, Ниц!!! — отчаянно закричал Майер.

От этих слов на губах Герострата заиграла торжествующая улыбка. Ниц отбросил пустую канистру, повернулся к профессору и воздел правую руку. Жест был не столько приветственный, сколько повелительно-угрожающий.

— Браво, Ниц! Браво, старик! — закричала из своего окна Мара.

Она на миг оторвалась от камеры, чтобы выплеснуть вопль души, и тут же вновь прильнула к ней.

Мара находилась дальше всех от безумца, но кричала так звонко, что он расслышал даже без рупора. Старик широко улыбнулся ей, а затем показал средний палец.

— Ду-ра-лей!!! — по слогам проскандировал Джекоб. От мощи его рева у меня заложило уши. — Воз-вра-щай-ся!.. Глу-пец!!!

Но его величественный старик не удостоил ни жестом, ни взглядом.

— Старый безмозглый дурак, — пробормотал русский. — Жалкий маразматик. Выживший из ума любитель дешевых эффектов. Имбецил с горсткой мозгов размером с плевок ребенка…

— Заткнитесь, — невежливо прервал я его.

Джекоб послушно умолк. Но издавал рычание, словно рассерженный или раненый кот.

Молчал и Ниц, нашаривая что-то в кармане смокинга. То была зажигалка, поскольку спустя секунду он превратился в пылающий факел.

Джекоб ринулся к нему, срывая на бегу куртку.

— Что вы стоите, идиоты?! — закричал он оставшимся, оглядываясь. — Сбивайте с него огонь!!!

— Стойте! — в оклике Майера зазвучал металл. — Не приближайтесь к нему!!!

Джекоб перешел с бега на шаг, потом остановился.

Я осознал, что тоже рванулся вперед, лишь затормозив рядом с ним.

Майер приблизился сзади и взял каждого из нас за локоть. Крепко, жестко.

— Вы правы, — бросил Джекоб профессору, не отрывая взора от живого огня. — Я идиот. Но оставьте же мою руку!

— Сейчас он помучается с минуту, вы же хотите растянуть адскую боль на дни, — сухо и наставительно заметил Роу, подошедший следом за шефом.

Доктор, как и все, не отрывал пристальных и на удивление спокойных зрачков от самоубийцы.

— Я же сказал, что я идиот.

Джекоб уже не смотрел на горящего Ница, он нагнул голову и уперся взглядом в носки ботинок. Помедлив, Майер отпустил наши локти и тоже отвернулся.

А я смотрел.

И Мара смотрела, не отрываясь от окуляра камеры, судя по ободряющим крикам:

— Класс! Круто!!! Ай да молодчина!..

Джекоб, скрипнув зубами, повернулся к безумцу и заорал, перекрывая вопли Пчеломатки:

— Молодца!!! Ой, молодца!..

Я едва сдержался, чтобы не ударить в орущее лицо.

— Не знал, что вы любитель паленого человечьего мяса.

— Не будьте ханжой, Норди! Он красиво уходит, этот великий псих, и посмейте сказать, что это не так.

Чертов циник был прав: зрелище было жуткое, величественное и красивое. Ниц пылал стоя, воздев руки и расставив ноги. Живой факел слегка колебался, словно колышимый ветром. Я чувствовал, явственно ощущал, как он пытается не орать от адской боли. Сохранить свой аристократизм и презрение к Майеру и его своре, даже будучи объятым пламенем с ног до головы. Нет, кажется, он чуть-чуть подвывал. Или то был свист ветра, весело лохматившего высоко взметнувшиеся, узкие, как подвижные лезвия, языки огня?..

Нет, он не выл. Ниц снова запел. Я понял это, вслушавшись. Слов было не разобрать за ветром и гулом, а мелодия угадывалась едва-едва. Голос нарастал, претворяясь во что-то нечеловечески грозное и могучее. Он гудел, выл, трубил, рвал воздух. Наверное, так ревели, подымаясь на битву, объевшиеся мухоморами берсерки.

— Не падает… Стоит, твою мать… — В голосе Джекоба было ошеломленное восхищение.

Все обитатели Гипербореи в молчании, глубоком, торжественном и страшном, наблюдали, как горит, не падая и даже почти не шатаясь, человек.

Он рухнул, уже обуглившись. Не человеком — головешкой. Человек секундой ранее взмыл вверх. В слоистые хмурые облака, в свой прозрачный прохладный ад. (Я порадовался за него мысленно: прохладные облака вмиг остудят, притушат жгучую боль.)

— Аминь, — прошептал русский, когда длинная сутулая головешка обрушилась и покатилась, черня мох и траву, бороздя землю скрюченными остовами пальцев, по пологому склону холма.

Глава 30 ЛАГГ

Довольно долгое время я был оглушен и бездвижен. Из этого состояния вывел Джекоб, сохранивший, как видно, интерес к происходящему и активность.

— Норди, там что-то происходит. Кажется, есть раненый, — он кивнул вправо, где наблюдалось скопление персонала возле лежащего на земле тела. — Пойдем?

— Я не медик, Джекоб, — безжизненно откликнулся я.

— Тогда пребывайте в состоянии столба и дальше.

Он двинулся по направлению к группе, и я, помедлив несколько секунд, следом. На автомате, без какой-либо заинтересованности.

Раненым, точнее, обожженным оказался Лагг. Вся кожа его превратилась в черно-багровую корку, сочащуюся сукровицей, глаз не было, руки и ноги подергивались, из разбухших почернелых губ вырывался ритмичный хрип, пузыря кровавую пену.

— Агония, — пробормотал русский. — Счет идет на минуты. Бедняга.

— Он герой! — оглянувшись на нас, воскликнул Роу. Голос его дребезжал от волнения. — Герой, а не бедняга. Вы посмотрите только, что он успел вынести из огня!