Златая цепь времен - Валентин Иванов

Работать я начал с весны 1918 года грузчиком на кирпичном заводе. Не встречал я в произведениях советской литературы быта эпохи первых лет революции. Было так, что зарплата служащих оказалась ничтожной, пайки весьма скудные. Я же, как рабочий «тяжелого труда» по квалификации тех лет, получал паек первой категории, составлявший с натуральными выдачами и моей зарплатой основной источник существования семьи, хотя работали и мать в школе, и старшая сестра — в Губпродкоме. С работой на тачке я справлялся, так как был юношей скороспелым и физически очень сильным. В 1919 году пошел добровольцем в Красную Армию. В начале двадцатого года вернулся домой: по 9-ой армии был издан приказ о демобилизации всех, не достигших призывного возраста. Опять работал, окончил среднюю школу, учился в железнодорожном техучилище, в 1924 году оказался инспектором-контролером текстильного синдиката и много ездил с ревизиями по Союзу, был до 1930 года коммерческим корреспондентом и экономистом в Текстильторге.

Названия всех этих организаций времен становления наших хозяйственных форм сейчас и для меня звучат какой-то исторической экзотикой. В те же годы пытался получить высшее образование.

До 1947 года писал очень много, но только докладные записки, деловые письма, пояснительные записки к плановым заданиям, техническим и рабочим проектам и прочее, никак не относящееся к художественной литературе.

Этот поспешный, несколько сбивчивый и не совершенно полный перечень свидетельствует лишь о том, что я встал на свои ноги с шестнадцати лет, работал в разных местах, брался за самую разную работу и к 1951 году, когда перешел лишь на литературу, имел трудовой стаж в тридцать три года.

В 1947 году, в результате случайной встречи с одним из сотрудников журнала «Знание — сила», я получил заказ от журнала и написал нечто вроде кратчайшей истории строительной техники с древнейших времен до нашего времени. Эта статья понравилась и была помещена под названием «От пещеры до дома-великана». Тогда же я дал журналу еще несколько статей.

По совету редакции, попробовать свои силы в беллетристике, написал роман «Энергия подвластна нам», который был сначала помещен в журнале «Знание — сила», потом вышел отдельной книгой. Затем мною были написаны и изданы романы «По следу», «Возвращение Ибадуллы», «Повести древних лет».

С 1952 года я занимаюсь только литературной работой.

ОТВЕТ НА АНКЕТУ РЕДАКЦИИ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА «СОВЕТСКОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИИ» (МАРТ 1974 г.)

В ответ на Ваш запрос сообщаю нужные Вам анкетные данные.

Родился в городе Самарканде, 31 июля 1902 года, в семье учителя.

Основные литературные труды: «Энергия подвластна нам», приключенческий роман; «По следу» — приключенческий роман; «Возвращение Ибадуллы» — приключенческий роман; «Повести древних лет», «Русь изначальная», «Русь Великая».

Последние три исторических романа-хроники я считаю действительно основными работами по содержанию и по вложенному в них труду, да и по объему даже — всего свыше ста авторских листов.

В 20-х, 30-х, 40-х годах нашего века партия и правительство обращались к трудящимся зачастую так: «Товарищи рабочие, инженеры, техники, практики…» Дипломированных инженерно-технических работников не хватало, и в группу ИТР входило немалое число «практиков», к которым я и принадлежал. С 1930 года я занимал на заводах и стройках соответствующие места, на которых отсутствие диплома приходилось заменять самоподготовкой и практическими знаниями.

К 1952 году, с которого я стал существовать только на литературный заработок и был принят в Союз писателей, у меня накопился более чем тридцатилетний трудовой стаж, а начинал я с рабочего, и в общем-то знаний хватало самых разных. Будучи человеком любопытным и даже любознательным, я интересовался не только техникой. Причем мне помогала способность скоростного чтения, того самого, о котором сейчас пишут научные статьи и которому даже обучают. Я же с юности умел проглатывать триста — четыреста страниц за вечер, усваивая их содержание. Историю же любил с ранней юности. В писательство меня вовлек журнал «Знание — сила», по просьбе которого я дал несколько статей по строительству. За ними последовали приключенческие романы, с которых я вполне естественно свернул в историю.

*

Уважаемые товарищи!

На Ваше циркулярное письмо[51] сообщаю:

За последние годы я общаюсь почти исключительно с «Молодой гвардией». В 1954 году там вышел мой третий по счету роман, в 1955-м — четвертый. Есть перспектива и на этот год с новой вещью. Относятся ко мне с дружеской деловитостью, и никаким фавором я не пользуюсь. Когиз мои книги охотно берет, изъявляет желание и впредь ими торговать. Поэтому считаю, что сроки прохождения моих рукописей нормальны: то есть никто от меня не отмахивается. Поэтому думаю, что пользуюсь авторским благополучием. Каково же оно?

Между сдачей рукописи «Возвращение Ибадуллы» и выходом книги прошло почти два года. Из них несколько месяцев было попусту потеряно: не было бумаги. Тогда задержалось много книг: на миру и смерть красна.

От сдачи рукописи «Повести древних лет» до выхода прошло пятнадцать месяцев. Кажется, это минимальный срок.

Вообще же, по моим наблюдениям, издательства способны выпускать книги через три-четыре-пять месяцев лишь «молнией» и в исключительных случаях. Наш читатель не знает, что ему, в сущности, предлагают старые книги. Такова обычная процедура, она требует заметно больше года. В лучшем случае, по истечении полугода, начинается «процесс» редактирования.

Мои рукописи не вызывали требования переработки.

На этом этапе отметим: как правило, между окончанием рукописи и началом «состязания» с редактором проходит много времени. Я уже занят другим, я «отстал» от законченной книги. Возвращение досадливо, и мне, захваченному иным, не нужно. Иное — начнись дела с редактором по свежему следу…

Но может ли быть иначе? Какое право у меня требовать, чтобы в редакции все бросили и занялись моей свеженькой рукописью? У них — планы, графики. Должен прочесть начальник отдела, старший редактор, народ все занятой. Потом — рецензии. Словом, здесь машина, требующая мерного хода, спорить нечего, редакция права. Но делу — вред, коль смотреть на литературу как на творчество.

Полагаю — мы в данном вопросе бессильны. Такова жизнь. Надобно уметь самому отцепиться от законченной книги, заняться другим. А потом через полгода, год вновь проникнуться уже прошлой для тебя темой и ее коллизиями. Главное лекарство — самому не терять темпа: кончил дело, умей взяться за другое.

Еще труднее разрешим вопрос так называемого редактирования. Я знаю хороших редакторов. Но не секрет, что настоящие редакторы столь же редки, как критики: и тех, и других явно куда меньше, чем писателей. Так было, так есть. Следовательно, можно поплакать, но помнить: циркулярами и факультетами редакторов не высидишь. Само писание книги дает замечательные радости при всех муках души, при всех взлетах и тяжких падениях бессилия, о которых знает каждый литератор и только литератор. Редактирование — расплата за наслаждения творчества.

И говорили, и писали о том, что подлинно художественное редактирование у нас редко. Верно, вещь труднейшая. Нужно встать об руку с автором, проникнуться им, понять все, подсказать, что лишнее, что уже ясно и не нужно повторять, а что — недоговорено и подлежит извлечению из никогда до конца не используемого авторского склада сведений о героях. Какой же требуется вкус, такт! Да и какое знание жизни…

8.VI.1956

ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОМ ДОМЕ ЛИТЕРАТОРОВ (ДЕКАБРЬ 1955 г.)

Я необычайно благодарен за такое отношение (к «Повестям древних лет»), похвалы всегда приятны[52].

Насчет стилизации языка. Надо сказать, что, когда я начал писать первые страницы, мне пришла в голову очень простая мысль: мы читаем любую книгу, где представитель любой народности разговаривает на русском языке. Почему мы не имеем права перевести наш древний язык на русский? На каждой странице я сверху печатал: «никакой стилизации».

Что же получилось? Получилось, что тема настолько сильно действует на язык, что я, в силу знакомства с глубинной народной речью, начал невольно стилизовать речь. Первым читателем рукописи был Л. В. Жигарев (редактор журнала «Знание — сила»). Он является в литературе моим своеобразным крестным отцом. Я очень верю в его литературный вкус.

Он сказал: «Это былина, Вы пишете роман, Ваше дело создать сюжет, а Вы уселись и поете, поете…»

Я вновь перепечатал всю эту рукопись (печатаю я сам), и тогда получилось то, что вы читали.

Оказывается, нужен чужой взгляд, причем я принял не сразу, мне нужно было себя перебороть, мне-то казалось, никакой стилизации нет, а он почувствовал.