Магия в крови - Илья Новак

Прямо под лестницей аркмастер увидел Хуго Чаттана, к которому, разбрызгивая красные искры, мчалось существо из металла и кожи, напоминающее коня, но раза в два больше, с огненными глазами и бьющими из ноздрей струями пара.

Побратим Гело был почти мертв; он мужественно сражался и убил многих, но жить ему оставалось считаные мгновения. Бесон отпустил безвольное тело. Выхватив из ножен короткий меч, бывший когда-то бастардом по имени Наст, прыгнул со ступеней на спину Кибара.

Хуго упал под самой стеной, вжался в нее. Копыта ударили над ним, затем — в пол возле его головы; искры обожгли лицо, а в правый глаз словно ткнули горящим факелом. Взвыв от боли, Чаттан прижал к обожженному месту ладонь, но все же увидел голые, покрытые седыми волосами ноги Бесона, сжавшие бока чудовища. Кибар, заскрежетав, встал на дыбы. Вцепившись в густую шелковую гриву, чар прижался к его шее и всадил клинок в пасть.

Не надо! — хотел крикнуть Хуго. — Эта тварь перекусывает железо! — но не смог издать ни звука. Под прижатой к глазу ладонью было горячо.

Шестерни заскрежетали, вращаясь, но меч Гело состоял не из железа. Ледяной булат вспыхнул голубым огнем, белые крошки льда полетели от него. И такой же голубой вспышкой откликнулась жемчужина на правом запястье чара. Вдавливая клинок в глотку Кибара, Бесон просунул скрюченные пальцы свободной руки в его ноздри. Струи пара обожгли ладонь. Под светлой кожей по всему телу чара вздулись мышцы, Гело рванул — и пасть скакуна распахнулась под прямым углом.

Хуго встал на колени. Кибар затанцевал, быстро перебирая ногами, пошел боком от стены. Внутри него нарастали хруст и треск. Под туго натянутой шкурой на боках проступили очертания не то деталей, не то костей скелета, выпирающих из тела. Отбросив меч, продолжая одной рукой удерживать верхнюю челюсть, Бесон вторую по локоть всунул в пасть, ухватился за что-то дрожащее, обжигающе горячее. Из ушей и ноздрей, выбросив пальцы чара, из глаз, потушив горевший в них огонь, ударило бело-голубое сияние жемчужины. Разделенный зубцами шестерен на узкие полосы, свет полился из пасти. Морозная звезда, чьей сердцевиной стал череп Кибара, затопила зал сиянием.

Гело Бесон поднял над головой трепещущий предмет неправильной формы — сквозь окутавшие всадника клубы пара Хуго разглядел красноватый, покрытый буграми сгусток плоти, сросшийся с комком оплавленного металла. Когда рука Гело вынырнула из пасти, голубая звезда переместилась вместе с нею, бьющие через ноздри и глазницы ледяные пики сдвинулись, затем погасли — звезда стала сгустком сияния на запястье Бесона. Гело швырнул мозг Кибара и разбил его о стену. Чудовище встало на дыбы; сделав несколько шагов на задних ногах, опрокинулось на спину и погребло под собой не успевшего соскочить чара.

Полусфера стала трубой, та развернулась лепестками, которые стремительно поползли во все стороны по поверхности тьмы. Когда свет достигал очередной бусины, она вспыхивала белым сиянием, в потоках которого перед Атлеко на мгновение раскрывалось чужое пространство: то бесконечный зеленый океан, то багровые небеса над иссеченной трещинами каменистой черной пустошью, то белоснежное море облаков и странные корабли, плывущие по нему.

Сияющая плоскость достигла горизонта, перевалила через него, протягиваясь все дальше и дальше, в бесконечность.

ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ ВЫПОЛНЕНО, — сказала Полномастия и исчезла.

Все исчезло — и кольца, и тьма, и свет, и бусины пространств, и цветочный лабиринт, остался только колодец, гранитная плита над головой да камень внизу — тот камень, в который вросли ноги стоящего на коленях Сола Атлеко.

— Но ничего не происходит, — недоуменно произнес чар.

И попытался встать. Все вокруг дрогнуло, будто пирамида откликнулась на его движение. Атлеко с удивлением поглядел вниз. Одежда пристала к коже, срослась с ней. По тому странному оранжевому материалу, который теперь покрывал его плоть, вверх поползли лепестки гранита. Они медленно поднимались по согнутым коленям, лодыжкам и бедрам, и там, где они прошли, Атлеко уже не чувствовал своего тела — а вернее, привычные ощущения сменялись давящей тяжестью.

— Что ты делаешь?! — прокричал он, вновь, пробуя подняться.

Каменная корка потянулась, пошла мелкими трещинками возле ползущего вверх рубежа, но ниже, где она успела затвердеть, ничто не шелохнулось.

Граница достигла пояса. Теперь ноги Сола превратились в часть древней статуи со сглаженными временем очертаниями. Он в третий раз попытался вскочить, напряг мышцы... которых уже не было. Чара и камень вокруг него соединили бесчисленные кремневые сухожилия, они натянулись, и гранитный пол шевельнулся вместе с Солом.

Он попробовал закричать — но не смог. Граница камня добралась до груди, и сердце чара затвердело. Сол запрокинул лицо вверх, вскинув руки над головой. Они ходили ходуном, будто наслаждаясь последними мгновениями жизни, пальцы шевелились, сгибались и разгибались, щелкали суставы. Граница достигла шеи. Согнутые ноги стали фундаментом, бока — стенами, ребра — перемычками; чар ощущал, что в его животе кто-то двигается; он теперь мог заглянуть внутрь себя, на лестницы своих костей, комнаты своих легких, кладовые почек и каменный мешок желудка, на площадки, в каморки, чердаки и балконы, в гулкие залы своей плоти, по которым бегали фигурки людей с мечами и кривыми саблями. Гранит достиг головы — теперь лишь запрокинутое лицо, обрамленное овалом камня, смотрело в потолок. Лицо текло; по нему проносились, сменяя друг друга с невероятной скоростью, гримасы: брови подскакивали на лоб и тут же опускались, хмурясь, дергался нос, глаза беспрерывно подмигивали, щеки ходили волнами.

Он пошевелился, и Гора Мира зашевелилась вместе с ним. Камень достиг локтей, взбежал к запястьям. Лицо уже стало маской с грубыми, неровно высеченными чертами. Ярко-рыжие волосы превратились в твердые иглы. Пальцы шевельнулись в последний раз, срослись и застыли.

Но не надолго. Коленопреклоненное изваяние медленно опустило голову. Согнулась, поскрипывая каменной кожей, рука — медленно, очень медленно. Каждое движение давалось с неимоверным трудом, тело наполнилось гранитной тяжестью. Отныне никаких быстрых жестов, никаких прищелкиваний пальцами, кивков, гримас и ужимок. Чтобы совершить малейшее движение, требовалось приложить тяжкое, изматывающее усилие, сосредоточить всю силу воли.

Лицо статуи повернулось, что-то едва заметно сдвинулось на нем. С хрустом нижнюю часть прочертила горизонтальная трещина. Посыпались отколовшиеся мелкие камешки, и гранитные губы разжались. Едва слышный, доносящийся будто сквозь толщу земли, из глубокого подземелья, голос произнес: