Жестокая любовь государя - Евгений Сухов

А ведь так все славно начиналось: государь был ласков, поселил недалеко от дворца, в прислуги дал крепкую девку. Притом веселый разговор вел:

— Ты, немчина, не теряйся, моя девка не только полы мыть способна. Она тебе и в другом услужит. Посмотри, какие у нее титьки! Всю ночь их вертеть можно.

Это был один из первых подарков царя Ивана. Да и потом государь еще не однажды жаловал его, присылая с гонцом со своего стола пироги с яблоками и прожаренные крылышки лебедя.

Сейчас лекарь Шуберт дожидался стрельцов.

И они пришли. Прогромыхали сапогами на пороге, хлопнули дверью в сенях и ввалились в горницу хозяе-вами.

Вот оно как щедрое жалованье оборачивается.

— Пойдем, немчина, ждут тебя, — произнес старший из стрельцов, и, когда Шуберт взялся за котомку, он отобрал ее и добавил с усмешкой: — Теперь тебе все это не понадобится. Разве только что полотно белое… на саван. А?

— Ха-ха-ха! — дружно поддержали десятника остальные стрельцы.

— Все твое имущество теперь государю передано. Вот пригрел Иван Васильевич вражину! Это надо же, царицу травить надумал!

— Я лечил австрийского эрцгерцога, я лечил польского короля, — стал перечислять лекарь Шуберт. — Моими снадобьями пользовался сам папа римский! И все они живут до сих пор. Так зачем мне травить русскую царицу? — пытался защититься Шуберт, хотя понимал, что не имеет смысла спорить и участь его решал не десятник.

— А ты бы разговаривал поменьше, латинянин, — повысил голос стрелецкий голова, — не то мы тебя за шиворот вытащим и без шапки по городу поведем.

— Да что вы!.. Майн гот!

Угроза была не пустой: два караульщика подхватили лекаря под руки и выволокли на крыльцо, и каблуки старика отсчитали все семь ступеней.

Шуберта казнили в подвале дворца. Никитка поплевал на руки и отсек лекарю голову, потом четырьмя ударами обрубил руки и ноги. После чего стрельцы побросали обрубки на телегу, а позже прибили их в разных концах города и на главном торге.

Рейнский разлив

— А ты, государь, не стесняйся, — нашептывал Ивану наедине Федька Басманов, — только страсть позволит боль забыть. А о царице не думай, ей сейчас хорошо, она сейчас с ангелами беседует. Ты, Иван Васильевич, о себе бы лучше подумал.

Иван уговору поддался и на следующий день назначил смотрины: всем девкам во дворце он велел быть в новых сарафанах и прибранными.

Дворец замер в ожидании, строя догадки о том, что же еще такое надумал царь. Тихий страх расползался по девичьим комнатам и застывал ужасом на хорошеньких личиках сенных девушек, которые были наслышаны о причудах молодого царя и яростно молились, пытаясь отвести от себя беду. Однако ослушаться государя никто не смел, и к назначенному часу все девки были на дворе.

Скоро вышел царь. Глядя на цветастые сарафаны, изрек:

— Эко ладное зрелище! Видать, такое же богатство и под исподними будет. Ха-ха-ха!

Бояре захихикали, уже догадываясь о замыслах царя, а он, поддерживаемый под руки, ступил на двор. Девок выстроили в ряд, очей велели не прятать, и они, тараща на самодержца глаза, желали только одного — чтобы Иван прошел мимо. Царь время от времени останавливался напротив одной из них и, едва не касаясь перстом спелых прелестей, говорил:

— Ты!

Девки, не подозревая, о чем идет речь, продолжали испуганно таращиться, а стоявший рядом Федор Басманов приказывал:

— За честь благодари, дура! В ноженьки государю кланяйся!

И девки трижды, большим поклоном, били челом, только после этого Иван Васильевич переходил к следующей.

— Вот цветник у тебя, государь! Ошалеть от такой красы можно! — пялился на разряженных девок Федька Басманов.

Девиц отобрали три дюжины. Все крепкие, ядреные, они походили одна на другую. Сходство им придавал густой слой белил и яркие, цвета спелого яблока, румяна.

Федор Басманов жеребцом прогарцевал перед рядом девиц, потом объявил во всеуслышание волю самодержца:

— Государь наш Иван Васильевич оказывает вам честь и велит быть у него на пиру!.. Что же вы застыли, дурехи? Благодарите государя.

Согнулись девки тонкими березками на сильном ветру и, касаясь земли ладонью, благодарили вразнобой:

— Спасибочки, батюшка наш государь!

— Спасибо за честь, государь Иван Васильевич!

— Царь велит надеть вам все нарядное и чтобы благовоний на себя не жалели, мятой и ромашкой умылись, а в косы ленты пестрые вплели, — продолжал Федор Басманов. — А потом царь Иван Васильевич вас пожалует. Ну, чего застыли, девоньки? Или от счастья своего сомлели? За одним столом с государем будете на пиру сидеть.

Честь и вправду была великая. Не всякий думный чин с царем трапезничает, а тут девки сенные и мастерицы простые.

Ойкнула в ряду девка, не то от страха, не то от радости, а на лицах ближних бояр остались улыбки.

— И вот еще что, Федька, зеркал бабам в горницы натаскайте — пускай на себя посмотрят. Из казны жемчуг дать, пусть волосники[60] и убрусы украсят. А потом веди их в трапезную комнату, — распорядился Иван.

Когда девки появились через час в царевых покоях, то ошалели от увиденного великолепия. Через всю трапезную комнату протянулись столы, заставленные множеством блюд, на которых печеная семга и пупки заячьи, сельдь на пару и куры на вертеле, баранина заливная и студень свиной. На блюдах горками лежали печень жаворонков, потроха бараньи, а самый центр украшали пяток лебедей с расправленными крылами. А пирогам на столах и вовсе нет счета.

Стольники замерли в поклоне и приветствовали баб так, будто к столу явились вельможи.

— Эй, стольники, на баб глаз не пялить! — распорядился Федор Басманов. — Рассадить всех по лавкам, да чтоб тесно не было.

Девок посадили между боярами. Мужи жались к ним боками и походили на похотливых юнцов, попавших к девицам во время купания.

— Угощайтесь, девоньки, — сказал со своего места Иван Васильевич, принимая из рук стольника малиновую настойку, — все здесь ваше! А вы, бояре, девкам скучать не давайте, только за бока сильно не щиплите. А это что за красавица? — заметил Иван в дверях полнотелую бабу. — Во дворце я раньше тебя не видывал.

— Из мастериц я, — сказала девка, — кликать Федуньей, мой батюшка у тебя, государь, в свечниках служил.

Эта девка напомнила Ивану Васильевичу его первую страсть, женщину, которой он овладел, когда ему минуло двенадцать. Бесхитростно учила она его науке любить. Как же ее звали?.. Анюта! Много потом перепробовал баб, а первую зазнобу не позабыл. Пальцы у нее, помнится, были грубые, мастеровые, каких не встретить у иного мужа. Вот по такой ласке истосковался Иван. Другие бабы понежнее были и к мужниному телу боялись прикоснуться, а та и руками любить умела. Как проведет ладонью по коже, так душа наружу выскочить готова. Иван помнил ее голос: «Ты, Ванюша, перед бабами не робей. Люби их всяких, какие они есть. А они тебе благодарны будут. Ты царь, а перед государем любая баба беззащитна. И если девка даваться не будет, то только из лукавства, стало быть, хочет она того, чтобы ты ее силком забрал».

Иван частенько вспоминал слова Анюты, испытывая робкое сопротивление со стороны девиц; государь воспринимал эту слабую защиту едва ли не за один из обязательных приемов любовной игры. И если девица отдавалась сразу, он начинал чувствовать себя обделенным.

— Садись подле меня, вот сюда садись… рядышком. Здесь когда-то царица сиживала. А сегодня твое место будет. Нравится тебе здесь, Федунья?

— Как же место царицы может не понравиться, только высоковато оно для моего зада, — хихикнула девка.

— Эй, стольники, налить девонькам по полному стакану медовухи. И пить до капли, чтобы государя своего не обидеть! А вы, гусельники, играйте побойчее, так, чтобы тоску с души своротить.

Весело бренчали гусли, и берендей, распалясь от крепкого вина, наяривал частушки. Девки поначалу жеманились, стыдливо прикрывая косынками лица, а потом, поглядывая друг на дружку, помалу входили в веселье.

— Бабы! — орал Федор Басманов. — Докажите государю нашему, что веселиться умеете! Сымайте платья, пусть Иван Васильевич красу вашу сполна разглядит.

Замешкались девки, а государь уже на Федунью прикрикнул:

— Сымай платье! Не силой же государь его стаскивать должен?

— Для государя и сорочку последнюю скинешь! — не растерялась Федунья.

— А вы чего, бояре, насупились?! Или царские слова для вас не указ?! Скидайте на пол свои опашни! Не сметь отставать от девиц!

Следом за гусельниками заиграли скрипошники, наполняя комнату бесшабашным весельем.

— Эй, карлы и карлицы! — выкрикнул Иван Васильевич. — Помогите же боярам разнагишаться. Да пока последние порты с них не снимете, не отступайте! Ха-ха-ха! — Обнимал за полные плечи Федунью царь.