Точка бифуркации - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Загадка эта изрядно заинтриговала учёных, но тут им пришлось сдать назад - исследования в этой области в любом случае придётся отложить до завершения решающего эксперимента. А там – кто знает? Может, в таинственном мире четырёхпалых отыщется ответ и на этот вопрос. Никола Тесла, углядевший в переводе свитка некий намёк на возможность управления энергией, закачанной в чашу со статуей напрямую, силой мысли так же роет землю от нетерпения. Это, повторял он, поразительным образом согласуется с его теориями, и если удастся разработать и провести соответствующий эксперимент – перед человечеством могут открыться поразительные возможности!
Увы, гениальному изобретателю тоже придётся обождать. Недолго, впрочем – потому что всё решится сегодня, в ближайшие часы. Статуя тетрадигитуса до краёв накачана энергией при посредстве двух заново изготовленных катушек Тесла, взаимное расположение всех элементов установки выверено до миллиметра, настройка «тентуры» проверена и перепроверена не один десяток раз, и около неё дежурит угрюмый лаборант – во избежание любых случайностей.
Напоследок Корф (он, конечно, присутствует при эксперименте) спросил – настаиваем ли мы на своём решении отказаться от оружия и защитных костюмов? Возможно, они передумали, и тогда опыт следует немного отложить, чтобы группа могла экипироваться соответствующим образом? Мы переглянулись, и Иван ответил от имени всех троих – да, настаиваем, и нет, не передумали. Аргументы те же: если предположения учёных верны, и мы действительно готовы войти в оставленную тетрадигитусами дверь – но ни оружие, ни защитное снаряжение нам попросту не понадобится. Что до возможной «тёплой встречи» - мы уже имели возможность убедиться, что ни пистолеты, ни наши кустарные средства защиты, не помогут. Наоборот, добавил Иван, они только повредят – вспомните, ведь Роман Смольский был поражён «парализующим лучом» лишь после того, как открыл стрельбу, а что до защитных костюмов - возможно, именно медная сетка погубила двух наших предшественников, не будь её, ожоги могли бы оказаться не столь ужасными.
«И всё же, меня удивляет подобная беспечность. - покачал головой Корф. Ведь до сих пор встречи с «четырёхпалыми» заканчивались для людей печально…» Видно было, что он смирился, согласился с нашим решением – но всё равно напоследок пытается переубедить упрямцев. «Значит, так тому и быть. - развёл руками Иван. -Мы исходим из того, что там, у себя, они смогут сделать с нами всё, что захотят. А раз так – к чему тащить с собой заведомо никчёмный хлам?»
Я был целиком согласен с этой мыслью, более того – сам же первым и высказал её, во время обсуждения предстоящей миссии. И всё же струйка холодного пота пробежала между лопаток: «что ты делаешь, совсем спятил? Лезешь в адское пекло, тащишь туда своего сына и его семнадцатилетнего приятеля, которые по твоему примеру наплевали на средства защиты, за исключением очков-консервов с затемнёнными стёклами да пилотских курток-кожанок? Безумие, да – но, разве всё, что происходило с нами в течение последних трёх лет, не есть самое настоящие безумие?.."
Пусть. Пусть безумие, думал я, шагая вслед за Корфом по длинному коридору, ведущему в лабораторию. Так или иначе, томительное ожидание закончиться. Сегодня. Прямо сейчас.
Железные петли скрипнули, дверь (толстенная, из потемневших дубовых досок с железными скрепами) отворилась, и лаборант посторонился, пропуская нас внутрь.
Из дневника мичмана
Ивана Семёнова.
«... – Вы уж там того… осторожнее. – сказал Георгий и крепко сжал мою ладонь. Рукопожатие цесаревича было крепким, он и раньше упорно тренировал обе руки, пытаясь добиться одинаково уверенного владения обеими. Увы, теперь этому пришёл конец, потому что из левого рукава высовывался протез. Память о налёте британских дирижаблей на Воздухоплавательную станцию - вместе с крестом, который августейший батюшка, вручил ему прямо на больничной койке. Конечно, ни в какой больнице Георгий не лежал, доктор Колесников пользовал его прямо в Зимнем. Протез, весьма правдоподобную имитацию кисти руки, затянутую в чёрную перчатку, изготовили лучшие мастера Империи - и с тех пор, как цесаревич впервые появился с ним на людях, среди мичманов и лейтенантов возник обычай – носить чёрную кожаную перчатку на левой руке. И хоть это нарушало высочайше утверждённую форму одежды, справиться со всеобщим поветрием флотское начальство было бессильно. Да оно, честно говоря, не слишком-то и усердствовало – преклонение перед цесаревичем, что во флоте, что в армии, приняло характер почти религиозный, и кое-кто уже приклеил будущему императору прозвище «Георгий Однорукий». Надо отметить, что сам он отнюдь не рвался на трон – наоборот, при всяком удобном случае повторял, что желает батюшке царствовать как можно дольше, чтобы само он мог заниматься любимым делом, создавать российский воздухоплавательные силы и авиацию. Полученное увечье не мешало время от времени пониматься в воздух в качестве командира дирижабля или даже пилота аэроплана – их в составе заново созданного воздушного отряда было уже шесть штук, и Шурик не успевал обучать новых лётчиков. В планах был и поплавковый вариант У-2, и большой двухмоторный биплан в вариантах бомбардировщика и пассажирского или почтового самолёта - так что дел у шефа Императорского Воздушного Флота (так звучала занимаемая Георгием должность) обещало только прибавиться. Он уже намекал, что будет рад видеть меня на месте своего зама и ближайшего помощника - правда, для этого сначала надо вернуться из «червоточины»…
- И в мыслях не было. - уверил я собеседника. - В герои тут никто не рвётся, нам бы вытащить Вареньку, и сразу назад.
- Ну да, конечно. – кивнул цесаревич. По-моему, он мне не поверил.
- Нет, в самом деле, чего мы там забыли? – принялся оправдываться я. – Прожекты дяди Юли и Теслы – они прожекты и есть, вот вернёмся, пусть экспериментируют, сколько влезет…
Подошёл отец – он напоследок беседовал с Корфом. Тоже, надо полагать, уверял, что не собирается рисковать понапрасну. И, судя по встревоженному выражению физиономии собеседника, преуспел не больше моего.
- Ну что, молодые люди, готовы? – спросил дядя Юля. «Молодые люди» - это были все мы трое, включая отца.
- Ага, всё в порядке! – бодро отозвался Николка. – Можно… ой, погодите секунду..
И торопливо зашарил в кармане куртки. В лаборатории царил
