Я - подводная лодка ! - Николай Черкашин

После увольнения в запас Соболевский вернулся в родной Питер. Тут бы и пожить в свое удовольствие, однако пресловутая "шоковая терапия" превратила все северные накопления в пшик. И пошел Соболевский на курсы операторов газовых отопительных систем. Благо техника схожа с лодочной вентили, трубопроводы, захлопки... В общем, все как в известные годы - "мы те, кто когда-то носили погоны, теперь же мы носим мешки на плечах". Но это на чужбине, а тут у себя на Родине, которую ты защищал под ракетно-ядерным щитом без малого всю жизнь. Ведь погоны Соболевский надел в четырнадцать лет, поступив в ленинградский "подгот" - военно-морское подготовительное училище. Конечно, мешки на плечах бывший капитан 1-го ранга не носит, да и уголек в печи шуровать ему не приходится. В котельной - корабельные порядок и чистота, словно в реакторном отсеке. И если раньше Соболевскому приходилось иметь дело с градусами широтной сетки планеты, то теперь - с градусами заданного температурного режима.

Что стал я пролетарием - горжусь!

Без устали, без отдыха, без фальши,

Стараюсь, напрягаюсь и тружусь,

Как юный лейтенант - на генеральше.

Эти саркастические слова Соболевский выписал себе в качестве нынешнего девиза.

Полагаю, что Сергей Евгеньевич мог бы найти более престижную работу. Но он предпочел общество дворников и истопников. В этом его протест против чиновной системы, не помнящей заслуг перед отечеством, против унизительной доли отставного офицерства. В любой морской державе подводники - элита флота. А флотские офицеры, как установили российские социологи, воплощают в себе лучшие черты государственных людей: честь, интеллект, отвага... Проймет ли эскапада Соболевского кого-либо из сановников? Не уверен... Но он швырнул им под ноги свою кочегарскую рукавицу, словно рыцарскую перчатку.

Есть и другие мотивы, по которым Сергей Евгеньевич сделал свой выбор.

- Не хотелось быть тыбиком!

- Кем, кем?

- Тыбиком. Сидишь дома и все время слышишь: ты бы сходил, ты бы вынес, ты бы сделал... Не лежит у меня душа и к административной работе. Идти в управдомы, как великий комбинатор завещал? Слуга покорный, я уж лучше в котельной буду, тут машинная среда, к которой я привык в прочном корпусе, тут огонь, жизнь живая... Да и приятно сознавать, что твой труд необходим людям. Вон посмотрите, что на Дальнем Востоке с отоплением творится. Это же форменное издевательство над людьми... У меня служба с первого до последнего дня на Севере прошла. Знаете, намерзся... К огоньку тянет!

И Соболевский идет к своим огромным обмурованным котлам, заглядывает в смотровые глазки, смотрит, как бушует в топках газовое пламя.

В операторской бытовке хранит он потрепанный флотский альбом: вот он на мостике атомного подводного крейсера, вот и сам крейсер-исполин с вздыбленным ракетным загривком, вот друзья-товарищи в пилотках и фуражках. А этот снимок особенный. Он сделан в точке Северного полюса. Всплывать не стали - не позволила ледовая обстановка. Но в первом - торпедном - отсеке накрыли складные столы и отметили подо льдами свою победу, как положено. Даже Нептун с русалками приходили поздравить.

В одном из уголков бытовки устроен небольшой мемориал незабвенной К-411. Вот она, красавица, на полотне, написанная маслом командиром БЧ-2 (ракетной боевой части). Под картиной столик с двумя снарядными гильзами и матросской лентой с надписью "Северный флот"... Это так, для души.

Всякое мелкое коммунальное начальство и не догадывается, что имеет дело не с простым оператором, а с бывшим командиром стратегического атомохода; порой нарывается Соболевский на мелкое хамство, окрики, но выручает флотская привычка воспринимать жизнь с юмором.

Зато по праздником собирается он с офицерами своего былого экипажа в баньку. Вот там он снова для всех - "товарищ командир". Там и гитара прозвенит, там Соболевский и стихи читает, любимое, написанное однокашником Радием Радушкевичем:

Передний край - он есть везде:

В сраженье, в творчестве, в труде.

И за невидимой чертой В ревущей бездне океана В дымах январского тумана Лежит передний край морской.

Сколько раз капитан 1-го ранга Сергей Соболевский выходил на тот морской передний край - и безусым лейтенантом, и седоватым командиром, сочтет он в праздник.

Если вы случайно заглянете в котельную на Лиговке и увидите на стене среди плакатиков по технике безопасности картину в золоченом багете, изображающую черную громадину атомного подводного крейсера стратегического назначения, знайте, командир этого исторического корабля несет свои горячие вахты именно здесь - под ледяной броней нынешней жизни.

Глава третья ПРИНЯЛ ВЗРЫВ НА СЕБЯ...

Я увидел его на балу в санкт-петербургском клубе моряков-подводников: высокий капитан 3-го ранга вел в танце свою жену. В глаза бросился красный охват костыля поверх золотых галунов на рукаве. Каждое движение давалось моряку с большим трудом...

- Кто это? - спросил у председателя клуба Игоря Курдина.

- Это наш флотский Маресьев... У него нет левой руки и правой ноги.

- И служит?!

- Да. Главком разрешил ему остаться в кадрах.

Беда случилась 29 мая 1992 года, когда капитан-лейтенант Дмитрий Лохов вошел в шестой отсек атомной подводной лодки К-502... Раздался взрыв. Неисправный компрессор рванул, как осколочный снаряд. Куски тяжелого железа перебили руку и обе ноги. Лохов упал, даже не потеряв сознания от жуткой боли... Стоявшему рядом флагманскому механику досталось горше - отлетевшая деталь угодила в живот. Через полчаса он скончался на санитарных носилках. И тогда все внимание врачей переключилось на капитан-лейтенанта.

- Ой, да тебя даже не зажгутовали! - удивился лодочный врач, подоспевший на помощь. Лохова вытащили на пирс через тесный аварийный люк.

- Ногу не потеряйте! - пытался шутить он. Правая нога болталась на одной коже. Ее ампутировали прямо на причале, не дожидаясь санитарного вертолета, вылетевшего в Западную Лицу из Североморска.

Не считая убитого флагмеха, покалечило ещё четверых моряков. Но пуще всего его - Дмитрия Лохова... Парня уже не числили в списках живых, ему заказали весьма дефицитный по тем временам гроб. Капитан-лейтенат потерял очень много крови. К тому же оказалось, что у него редкая группа, врачи обратились по местному телевидению к жителям поселка и морякам базы. Первой прибежала жена - Света. Она была готова отдать мужу всю свою кровь, но не совпали группы. Пришли матросы из лоховского экипажа... Они-то и спасли своего офицера: Лохову полностью сменили кровь, но от пережитого шока она не свертывалась. Пять переливаний подряд, пока, наконец, достигли положительного эффекта. Дмитрия откачали в прямом смысле этого слова.