Порок - Илья Райх

– Я предлагаю сделку! – громко произнес Воинов.

В ответ страж закона взглянул на Воинова, тот стоял спиной, и что-то пытался уловить через зарешеченное окно. Образовалась пауза.

Воинов повернулся и уже с сарказмом на лице произнес:

– Еще одна сделка, господин следователь! – Воинов говорил, как судья, не принимающий апелляций и вынесший приговор подсудимому с игнорированием фактов защиты.

– Смотря что понимать под сделкой, – уточнил Евгений, но без удивления, он уже привык к столь неординарным выходкам подследственного.

– Вы интересовались, знаком ли я с Баумистровым или со Степановым. Еще раз повторюсь – нет, не знаком. Но я вижу, что вас что-то беспокоит. Если вы будете откровенны, то вы сможете приоткрыть тайну взаимоотношений всех участников процесса и поймете, кто причастен к убийствам помимо меня.

– Значит, ты все-таки знаком с Баумистровым или со Степановым? – тут же набросился Евгений на Воинова с дополнительными вопросами.

– Как вы нетерпимы! Я предлагаю больше! Намного больше! – Воинов, повернувшись лицом к Евгению, говорил с воодушевлением, подначивая его.

– Я должен знать, на что могу рассчитывать, чтобы не купиться на кота в мешке.

– Все будет зависеть от вас, от ваших чистосердечных признаний.

– Чистосердечные признания – это удел таких, как ты, – с усмешкой отрезал Евгений.

– Может, вы и правы, но цена вопроса…

– И какова она?

– Ваша жизнь!

– Моя жизнь?

– Ваша интимная сторона жизни – кого любили, любите, ваши пороки… – он перевел дыхание, сглотнул слюну. – Впрочем, я это уже знаю.

– Одно и то же! Лучше найди кого-нибудь из персонала… сердобольную санитарку! – и влезь ей в душу, чем копаться в жизни следователя. Поверь, даже если отбросить в сторону всю несуразность твоего предложения, моя жизнь – это полная скука и пустая трата времени.

Евгений говорил с иронией, шутливым тоном, это заметил и Воинов, но усмотрел в этом свой шанс.

– Вы не поняли, что я вам предлагаю. Через призму рассказов о вашей потаенной части жизни вы получите некоторое представление о моем участии в расследуемом преступлении. Когда эти беседы подойдут к концу, вы поймете, какую роль играет каждый интересующий вас персонаж, будь это Баумистров или кто еще.

– Кто-то еще? А не проще сразу сейчас поведать мне всю правду?

– Что мне от этого?

– Не потеряем время!

– Мне торопиться некуда! Да и заплатить вы должны соответствующую цену.

– И цена – моя личная жизнь?!

– Да!

– И взамен я буду иметь полную картину совершенных тобой убийств?

– И да, и нет, но это зависит от ваших способностей.

– Хорошо, но зачем это надо тебе? Зачем? – Евгений встал со стула и тоже стал мерным шагом прохаживаться по камере. Негласно они поделили камеру – Воинову была отведена территория возле зарешеченного окна, променад Евгения ограничивался другой стороной, возле умывальника и стола для приема пищи.

– Вы мне интересны как человек.

– Как мило, интересен как человек! – с насмешкой произнес Евгений и посмотрел на Воинова, стоявшего спиною. – Но зачем тебе раскрывать карты?

– Кто поверит показаниям душевнобольного?

– Ну, к примеру, те же…

– Я понял, о ком вы, – перебил его Воинов. – Но поверьте, кто вам сказал, что они – мои союзники?

– А сообщник, которого я чуть не накрыл в твоей квартире?

– Если заключим сделку, вы поймете, кто это сделал! – Воинов говорил в стену.

– Значит, ты готов всех сдать ради моей исповеди?

Воинов повернулся лицом, оно сияло, но улыбка не имела саркастического подтекста. Их взгляды сошлись, но через мгновение каждый продолжил хождение по своей территории.

– Я никого не собираюсь сдавать. Если вы не поняли, то повторюсь: вы сможете через мои опосредованные подсказки оценить роль каждого, кто, по-вашему, может быть замешан в тройном убийстве. Помимо уже известных вам имен, всплывут еще несколько примечательных личностей. Поверьте, это будет увлекательно!

Воинов подошел к железной двери камеры, дверь подсознательно служила границей поделенной территории. Он не переступил ее.

В этот момент и Евгений, сделав пару шагов, очутился возле Воинова, они встали друг против друга: но насколько глубоко каждый из них был готов вторгнуться на чужую территорию? Первым заговорил Евгений, он не отрывал взгляда от оппонента, как и Воинов, без смущения созерцавший глаза следователя:

– Но все же, что ты будешь иметь от своих откровений?

Воинов покачал головой:

– Нет! Это вы будете раскаиваться и каждый раз открывать неизвестные страницы вашей личной жизни. Но потом, в конце исповеди, получите свои дивиденды сполна.

– Но почему я должен верить?

Воинов не ответил на вопрос, а как профессиональный подстрекатель упомянул о проигранном пари:

– Вы еще должны отыграться за проигранный в прошлом спор. Не так ли?

– Но сейчас ставка выше!

– Конечно! Решение за вами! Хорошо? – Воинов протянул руку Евгению. Но страж закона проигнорировал рукопожатие, памятуя о негласных правилах общения с заключенными. Воинов без смущения и чувства неловкости опустил руку.

Евгений отошел от Воинова. Он поднял со стула спортивную черную шапочку. Надев ее, произнес:

– Я подумаю.

Евгений постучал в дверь, чтобы надзиратель снаружи отворил ему, и молча вышел из камеры.

Воинов подошел к окну, вглядываясь в чистое небо, с каждым вдохом он медленно втягивал свежий уличный воздух, который с трудом проходил через крошечную форточку. В эти минуты он не наслаждался вкусом свободы, наоборот – здесь, в четырех стенах комнаты, напоминающей одновременно камеру и палату, Воинов чувствовал себя как никогда свободным. Он был дома, там, откуда и начинался его затейливый жизненный путь.

Глава пятнадцатая

В теплой светлой комнате без окон, за небольшим столом, тяжело вздыхая, восседало двое мужчин, облаченных в белые простыни. По их изможденным и красным лицам можно было сделать вывод, что они только что вышли из парной комнаты. Один пил чай, другой – пиво из стеклянного бокала. Тот, кто предпочитал пиво, был украшен наколками. Особо выделялось панорамное произведение на широкой спине – голубь, распятый на кресте. И человек с кружкой чая не удержался от вопроса:

– Что значит распятая птица?

– А это значит одно, я навсегда выдавил из себя миротворца, – с ухмылкой произнес мужчина с наколками.

– Да? Но ты один из немногих, кто до конца пытается решить любую проблему мирным способом, – продолжил пытать своего напарника тот, кто пил чай.

– Это для тебя я такой пушистый. Ты – человек прогресса, образованный, культурный, тактичный, ты не жмешь «бабки», – где надо заплатить, ты платишь… остальные не могут предоставить таких условий, поэтому приходится многие вещи для других людей решать топорно.

– Спасибо.

– А если честно, то это ошибка молодости.

– Не понял?

– Это я про наколку.

– А, а то я подумал…

– Все хорошо, расслабься, – человек-тату опустошил кружку и налил себе еще пива из кеги, стоявшей на столе.

Стол ломился от еды – от легких закусок в виде овощной нарезки, до горячих кусков барашка на кости. На еду, как и на пиво, больше налегал человек в наколках. Другой только попивал чай, и то медленно, иногда разбавляя его вкус ложкой меда. Столь отличительное поведение за столом не мог не заметить и любитель пива:

– Сколько тебя знаю, ты всегда следишь за своим здоровьем, не пьешь, не ешь всякую всячину… молодчик!

– Возраст, дорогой мой друг, возраст! – важно отвечал любитель чая.

– Да мы с тобой практически одного возраста! – говорил другой.

– Слушай, надо кое-что обсудить, – резко сменил тему трезвенник.

Человек-тату кивнул.

– Меня интересует Воинов и этот следователь, как его там?

– Романов!

– Да, он. Так вот, его активность меня очень беспокоит, его как-то надо отвлечь…

– Зачем? Все и так идет, как по маслу. Воинова признали невменяемым, а что он там наведывается к нему, так это его право, пусть ездит, он все же следователь.

– Хорошо, но его надо как-то контролировать.

– Он и так висит на прослушке. Его телефон периодически слушают, поэтому все под контролем, здесь наоборот излишняя суетливость может помешать делу. Пусть идет, как идет.

Человек с распятым голубем налил очередную кружку пива и за один заход быстро опустошил ее. Затем медленно опустил стеклянную посуду на стол, его лицо выражало удовлетворение:

– Ну, теперь можно обратно в парилку, попариться! – упоенно произнес он.

– Ты единственный, кто парится в турецкой бане. Удивляюсь твоему здоровью – пьешь, ешь, паришься веником и все тебе по барабану.

– Это потому, что все я проделываю с большим удовольствием.

– Только давай вначале договорим.

Человек-тату налил еще пива из кеги.

– У меня второй вопрос, по Станиславскому.