Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир

Он должен будет объяснять это странное исчезновение?! Не может же он сказать, что она его обокрала и бежала. Да это так мало похоже на нее, что никто не поверит. Стало быть, причина бегства другая. И принц боялся, что снова, как бывало с ним, правда вдруг скажется сама собою, почувствуется всеми, а если вмешается в дело полиция, великолепно организованная, если будет расследовано дело, то через людей доберутся до Шмидта и раскроется вся суть дела. Хороша тогда будет роль принца, ославленного на весь Берлин!

Наконец, если Алину найдут, то, конечно, спросят о причине исчезновения. Она скажет прямо и откровенно, и окажется, что она, по своей наивности, спасалась от того, что ей нисколько не угрожало! Тогда принц будет окончательно осрамлен на весь город. Такого постыдного поступка с его стороны может, пожалуй, и не простить давно уж сердитый на него Фридрих.

И принц отправился к себе, серьезно встревоженный. Он считал себя умным человеком, а между тем сделал большую глупость – не догадавшись, что, посылая Шмидта только попугать Алину, наведет ее на мысль избавиться тотчас же бегством.

Принц, поздно ночью вернувшись во дворец, сказал, обращаясь к самому себе:

– Стар ты стал воистину! Прежде ты таких глупостей не делал!

XIII

В окрестностях Дрездена, в получасовой ходьбе от Эльбы, среди лесистых холмов и зеленых цветущих равнин Саксонской Швейцарии, в маленьком красивом ущелье сиял яркий, как снег, большой каменный дом. Вокруг него было разбросано много разных построек, а в двухстах саженях далее, но ближе к реке, помещалось огромное здание, серое, с высокой трубой, откуда день и ночь валил густой черный дым.

По этому ущелью протекала маленькая речка, почти ручей, но именно этот ручей и вызвал все эти постройки. Это были поместье и завод, известные в стране.

Этот ручеек был минеральный источник, славный своими целебными свойствами. В здании, труба которого вечно дымилась, был стеклянный завод, в котором изготовлялись в большом количестве бутылки всевозможных величин, и минеральная вода продавалась и расходилась далее границ Саксонского королевства.

Источник и поместье с окружающими землями – все это принадлежало богатому дрезденскому купцу Шелю и носило название Андау.

Пятьдесят лет назад здесь ничего не было, кроме нескольких хижин рыбаков, живших продажей той рыбы, которую они ловили в Эльбе. Сюда явился дрезденский уроженец, еще молодой человек, негоциант, имевший маленькое состояние. Любовь к наукам сделала из него немного доктора, отчасти ботаника, а главным образом – химика.

Густав Шель был бы вполне счастлив, если бы на долю его не выпала тяжелая и трудная болезнь, с которой никак не могли справиться все доктора его отечества. Случайно бродя по окрестностям Дрездена верхом и пешком, он в этом местечке забрел к рыбакам, ночевал в одной из этих хижин и в беседе с ними невольно рассказал свое горе, то есть свою болезнь.

Старик рыбак, слушая его, чуть не презрительно улыбался, тряс головой, в особенности когда дело шло о докторах и лечении; наконец, уверенным голосом посоветовал он молодому проезжему остаться на несколько времени на житье у них, довольствоваться их пищей и простым ночлегом на траве, а вместе с тем усердно, раз по пяти в день, пить из ручья, который протекает около них.

Сначала Шелю рассказ старика показался просто бессмыслицей, но так как времени у него было много свободного, то он подумал и решился… И здесь началась для него новая жизнь.

На первых днях эта новая жизнь заключалась в том, что он довольствовался черным хлебом, печеной рыбой и спал на воздухе, на сухом сене. Когда так прошло около трех недель – началась в ином смысле новая жизнь: он чувствовал себя переродившимся, совершенно здоровым. Еще месяц, и Шель, казалось, стал моложе на десять лет, снова стал юношей бодрым, свежим, сильным, румяным.

Очевидно, что в этом источнике было что-то… Для старика рыбака это был чудодейственный источник, но для химика и негоцианта вода эта была не загадкой, а, во-первых, интересным явлением, во-вторых, залогом состояния. Взяв из этого ручья здоровье, Шелю захотелось взять и богатство.

Густав Шель вернулся в Дрезден с несколькими бутылками воды, которая его воскресила, а через полгода он же явился к правительственным лицам и предложил все свое состояние за сравнительно небольшой клочок земли среди холмов Саксонской Швейцарии. И здесь в третий раз, и снова в ином значении слова, началась новая жизнь Шеля, который, выстроив завод и продавая целебную воду на сто верст кругом, стал скоро одним из первых богачей Саксонии.

Основатель-заводчик умер года за два перед этим, и теперь в этом большом доме жила его семья: старушка вдова, сын, еще молодой человек, но обладатель всего состояния, и молодая сестра лет семнадцати.

Молодой человек, Генрих Шель, был воспитан отцом настолько строго, что служил примером во всем дрезденском обществе для других молодых людей. Покойный отец говорил всегда ему, семье своей и друзьям, что чем кто богаче, тем должен тщательнее воспитывать детей, и в особенности сыновей: кому Бог больше даст, с того больше и спросит. Чем больше у кого средств, тем более должно быть и обязанностей относительно своего отечества, своих сограждан, как в обществе, так и в простом народе.

Незадолго до смерти старик Шель мог с удовольствием видеть, что сын его в двадцать лет уже серьезен, умен и как будто даже опытен не менее его самого. Состояние в таком случае должно перейти в надежные руки: этот молодой человек будет хорошим гражданином, хорошим сыном и семьянином.

Отец уже собирался женить сына, наслаждался мыслью увидеть в этом большом доме, где так много пустых и незанятых комнат, целое новое поколение внуков, а, быть может, со временем дожить и до следующего поколения.

Но судьба распорядилась иначе.

Когда Шель выбрал семейство, из которого хотел взять жену для сына, когда начались только первые переговоры, он внезапно скончался. Что воскресило его когда-то, то и убило. Тут только вспомнили слова одного старика доктора из Лейпцига, который был очень дружен с Шелем и всячески убеждал его бросить пить воду из этого источника, которая теперь уже не могла действовать на него целебным образом.

Но упрямый Шель смотрел на свою воду уже не так, как бывало, не глазами химика, а почти глазами того старика рыбака. Ему казалось, что эта чудодейственная вода нечто вроде того эликсира жизни, который уже несколько веков тщатся и надеются выдумать или найти все алхимики Европы. Он иначе и не называл этот источник, как «эликсир жизни», и говорил про себя, что он, в некотором смысле, изобретатель философского камня. Разве это не философский камень – найти воду, которая воскрешает людей и вместе с тем обогащает?