Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир

Но при последних словах Алины принцу надо было отвечать, и снова он не знал, как ответить, снова не хватило у него храбрости, даже наглости сказать этой красавице:

– Прежде чем выгнать меня вон, не угодно ли будет вам заплатить мне то, что вы должны.

Вдобавок принц понял, что самолюбивая и раздраженная теперь донельзя красавица способна вынести ему ту единственную драгоценную вещь, которую он у нее видел, – браслет, который она надевала в концерты; она способна бросить вещь ему на стол, которая может возместить хотя бы половину всех издержек его на ее обстановку.

Алина встала со своего места и будто ожидала, что принц последует ее примеру и удалится.

– Но если я действительно люблю вас, – воскликнул принц, – если я готов предложить вам руку, просить короля о дозволении жениться, хотя бы морганатическим браком.

– Ни простым, обыкновенным, ни морганатическим, ни каким-либо иным я не соглашусь быть вашей женой по той простой причине, что я не только не люблю вас, но даже… Впрочем, зачем вы хотите, чтобы я снова повторила в еще более резкой форме то, что вы сейчас слышали… Прошу вас избавить меня… Одним словом, я вас не удерживаю!

Принц хотел снова сказать что-то с театральным пафосом, собирался, казалось, упасть на колени, но Алина быстро отвернулась от него и, не дожидаясь его ухода, вошла к себе в кабинет и заперлась. Принц остался один в гостиной и в одно мгновение решился на все. «Хотя и постыдно, но другого средства нет, – подумал он, – или я, или тюрьма!»

Он повернулся на каблуках и, быстрыми шагами пройдя весь дом, не взглянув ни на кого, вышел в подъезд.

Когда кучер подал его экипаж, он велел ему ехать домой, объяснив это желанием прогуляться. И действительно, принц, спокойно сидевший у Алины и выслушивавший все то оскорбительное, что она так откровенно и просто высказывала ему, теперь был уже взволнован. В действительности принц, разумеется, был влюблен в Алину, да это было и немудрено. За последнее время и теперь, ввиду последовавшей неудачи, это капризное чувство, пустое, но овладевшее всем разумом прихотливого селадона, казалось, удвоилось. Помимо досады, желания поставить на своем, являлось теперь и известное раздражение. Принц, прогулявшись немного по городу, решился окончательно: или она будет принадлежать ему, или он пойдет на постыдную роль заимодавца и, несмотря на тот скандал, который может произвести это в городе, засадит красавицу в тюрьму за долги. Если это чересчур огласится – а в этом нет никакого сомнения, – то дойдет, конечно, до короля, и этот новый скандал, это поведение, недостойное принца королевской крови, может привести к печальным последствиям… Придется скорее реализовать состояние, чтобы оно не попало при помощи опеки в руки короля, а затем – бежать навсегда из Пруссии.

Во всяком случае, принц решился повидать первого юриста в столице, посоветоваться с ним, как приняться за срамное дело, чтобы как можно меньше компрометировать себя.

XII

На другое утро Алине доложили, что ее желает видеть некто господин Шмидт. Имя это, как сильно распространенное в Германии, ничего не говорило ей, но, однако, она хорошо помнила, что в числе ее берлинских полузнакомых нет ни одного, носящего такую фамилию.

Она велела отказать, объясняя нездоровьем. Лакей вернулся и доложил, что господину Шмидту необходимо ее видеть по делу на несколько минут.

Алина удивилась, велела просить загадочного посетителя и вышла к нему в приемную.

Перед глазами Алины явился человек уже пожилой, с очень умным, но неприятным лицом и с портфелем в руках.

На вопрос Алины о причине его посещения он объяснил кратко и сухо, что многие берлинские заимодавцы госпожи Франк передали ему свои дела для взыскания с нее по счетам тех сумм, которые она им давно задолжала.

Алина изумилась и широко раскрыла глаза.

– Я никаких сумм никому не должна, – наивно выговорила она, – нет ли тут недоразумения?

– Нисколько. Дело совершенно ясно: вы, вероятно, изволили забыть. Суммы эти не очень велики, всего тысяч десять талеров… Впрочем, я могу вам тотчас же показать, какие это счета и кто по ним желает получить уплату.

И перед удивленной Алиной ходатай раскрыл синий портфель, достал оттуда довольно плотную тетрадь и стал перечислять разные имена, совершенно незнакомые Алине.

Но через несколько мгновений молодая девушка поняла, в чем дело. Это были поставщики всей ее обстановки. С нее требовали теперь то, что устроил ей по дружбе, не желая вводить в хлопоты, принц Адольф. Теперь приходилось платить и за наем дома, и за его отделку, и за экипажи, и за разные мелкие вещи, о которых она забыла и думать.

Алина поняла тотчас, что это месть принца. То, что он навязал ей почти против воли, теперь ставило ее совершенно в безвыходное положение. Объясняться с поверенным было, конечно, совершенно излишне.

Первое, что пришло на ум Алине, был вопрос о том, насколько можно выиграть время.

– Я могу подождать до завтра, – выговорил Шмидт, вполне убедившийся, что Алина не имеет никакого понятия о законах.

Оно так и случилось. Алина поверила и пришла в ужас. Единственное ее спасение был приезд Шеля; но ожидать его ранее недели было, конечно, невозможно.

После минутного молчания Алина обратилась к ходатаю с вопросом, в котором сильно заметно было смущение.

– Ну а если я не в состоянии заплатить этого завтра, а пожелаю отсрочить уплату на несколько дней?

– Это невозможно, сударыня. Завтра, в эту же пору, я буду иметь честь явиться к вам, чтобы продавать все ваши вещи. Но так как я предполагаю, что всех денег выручить будет невозможно, то я советую вам приготовиться к тому, чтобы последовать за мною.

– Куда?.. В суд?.. – в смятении выговорила Алина.

– Нет-с, – суд уже свое слово сказал, – а в место вашего заключения.

– В тюрьму?! – воскликнула Алина.

Шмидт пожал плечами, как бы говоря: «Конечно, куда же более?»

Молодая девушка замерла на мгновение и наконец выговорила в порыве гнева и отчаяния:

– Какая это низость! Стало быть, принц заранее все подготовил… И этот низкий человек – член королевской семьи!

Шмидт снова не ответил ничего и только слегка пожал плечами, как бы говоря, что эта сторона вопроса его не касается.

Несмотря на увещания и просьбы Алины, несмотря на то, что она просила ходатая войти в ее положение, подождать всего несколько дней, Шмидт стоял на своем холодно, сухо и совершенно безучастно.

Когда Алина обещала ему порядочное вознаграждение за то, если он оттянет свой второй визит на несколько дней, то Шмидт позволил себе легкую усмешку, которой ясно сказал, что он совершенно не верит в возможность для молодой девушки уплатить деньги, да еще, вдобавок, вознаградить его самого.