Черные Вороны. Паутина - Ульяна Соболева

Этой ночью Деус оставил в своей спальне стилет, которым полосовал мою спину. Утром, когда он наконец-то ушел, я дотянулась до него и сжала негнущимися пальцами. Я должна положить этому конец. Обязана прекратить.

И сейчас, стоя под струями воды, смотрела на сверкающее лезвие, потом закрыла глаза.

«Нейл, прости меня, пожалуйста. Прости меня,… я так виновата. Я так себя ненавижу, любимый. Если бы я могла все исправить. Просто дождаться тебя, не позволить императору так легко обмануть…Ты бы защитил, я знаю. Ты бы никогда не допустил того, что происходит сейчас, но я такая глупая, слабая смертная. Все испортила. Жизнь тебе исковеркала, — сжала сильнее лезвие, — Но он больше не прикоснется ко мне. Клянусь. Никогда больше не прикоснется». Я произносила эти слова потрескавшимися губами, зная, что он не услышит их, но чувствуя странное облегчение от принятого решения. Сначала я полосовала лицо, чтобы стать уродливой и вызывающей отвращение. Резала и улыбалась, когда кровь стекала по подбородку в холодную воду, окрашивая её в красный цвет, а потом остервенело полоснула себя по горлу и с наслаждением закрыла глаза, укладываясь в ванной, чувствуя голым затылком холодный мрамор. Послышался звон выпавшего стилета… А мне стало хорошо, так хорошо в воде. Я представляла себе тот самый океан и как волны очищают мое тело, смывая с него кровь и грязь чужих прикосновений.

Из счастливого безумия меня вырвали голоса… и лицо императора в которое я хохотала, как безумная изрезанным ртом, а потом кричала. Я так громко орала, пока не сорвала горло и не начала хрипеть, вырываясь из рук слуг и врача…Какая жалкая и грязная. Жалкая…жалкая…жалкая. Я даже клятву не смогла сдержать. Уже на следующее утро я смотрела на себя в зеркало и не видела на лице ни одного шрама. Алерикс трогал его кончиками пальцев, пока я морщилась от отвращения и залечивал каждую царапинку и порез. Ему слишком нравилось оно. Все остальные украшения в виде синяков и порезов его вполне устраивали, а за волосы наказал — раздирая мне мозг дикой болью и своей ненавистью. Да, я не ты, не регенерируюсь и они вырастут не скоро. Будешь любоваться на мою лысую голову и не сможешь таскать меня за волосы, проклятый ублюдок.

Я смотрела на него изнывая от бессильной, обжигающей злобы и с удивлением понимала, что этот монстр что-то испытывает ко мне. Что-то не поддающееся определению и не имеющее название. Именно испытывает, а не чувствует и теперь я знала, как давать сдачи — причинять боль и ему. Я не упущу ни одной возможности ударить в ответ. Плевать, что потом я буду ползать по полу и сплевывать кровь, задыхаясь от диких мучений, но я буду всегда сражаться. Пусть это будут уколы иголки, но в самое сердце. В его ледяное, проклятое сердце. Оно все же там есть и качает кровь только для него самого. Эгоистичного самолюбивого монстра, который впервые не может получить то что хочет и никогда не получит.

Глава 20. Андрей

Я позвонил Фаине и попросил ее приехать, присмотреть за Дариной. На душе было неспокойно — кто знает, какие мысли могут придти ей в голову. Мне нужно было, чтобы рядом постоянно кто-то находился. Как страховка, гарантия того, что сестра не наделает глупостей. Фая сразу поняла, что сейчас не время для разговоров, и молча направилась в комнату Дарины. Едва дождавшись этого момента, я схватил ключи от машины и, выжав из нее максимум, погнал к Максу.

Ты мне задолжал, братец. Задолжал. Я никогда не вмешивался в твои дела, не учил никого жизни. Не маленькие. Но сейчас ты мне ответишь. Ответишь, мать твою, что за херня происходит в твоей голове и что ты, бл***, творишь. Ответишь, почему я сейчас должен переживать о том, что моя сестра, которая и так хлебнула в жизни дерьма, сейчас может вскрыть себе вены. Ответишь, потому что я не допущу, чтобы она сломалась из-за того, что тебе приспичило отыметь очередную целку.

В голове шумело от накативших эмоций. Крепко сжал руками руль, чтобы унять дрожь от ярости, которая пронзала все тело. За последние сутки я, бл…., только то и делаю, что пытаюсь быстрее дорваться до этого засранца, чтобы схватить его за горло. Только если в прошлый раз хотелось его спасти, то сейчас урыть.

Я выбью из него правду. Потому что или я нихрена не понимаю в этой гребаной жизни, или тут что-то не так. Несмотря на то, что я увидел, несмотря на то, что сейчас меня разрывало от ненависти и злости за сестру, я не мог отделаться от мысли, что я знаю не все. Жизнь научила меня не верить даже своим глазам. Проверь, дойди до конца, только тогда твои решения будут полностью твоими. Слишком много долбаной лжи… из-за которой я прожил не свою жизнь. Черта с два я позволю обмануть себя снова. И ты мне объяснишь, Макс, что все это значит. Иначе это будет началом конца…

Подъехав к дому брата, вышел из машины и поднял голову, отыскав взглядом его этаж. Скорее автоматически, рассматривая неосвещенные окна. Как вопросы без ответа, подобно тем, что крутились в мое голове.

Поднялся по лестнице и толкнул дверь, которая оказалась не заперта.

— Макс… сюда иди!

В ответ — полная тишина. Я огляделся… на полу порожние бутылки виски… осколки стекла… его здесь явно нет. Отправился на поиски очередных приключений, бл***. Конечно. В этом весь ты. Перешагнул и пошел дальше. Плевать. Никому не должен. Только от меня, сука, не сбежишь. Я уже направился в сторону выхода, как краем глаза заметил знакомую сережку. Она лежала на полу возле приоткрытой двери в спальню. Не знаю, какого черта я заглянул внутрь… я, вашу мать, не хотел этого видеть. Огромная кровать, смятая постель… скомканная одежда… я чувствовал себя долбаным извращенцем, который заглядывает в замочную скважину, но я не мог отвести взгляд. Не мог, потому что увидел на белой простыне кровь…. Кровь… Твою мать! Я знал, что это значит… И это было словно плевок в лицо… Эти бурые мазки — и вспышками в голове — Дарина… разорванное платье… босые ноги… шаткая походка… слезы, которые катились по ее щекам… И ее тихое «Мне так плохо, Андрей», «Жить не хочу, понимаешь»…

Дьявол! Это больно… мне, бл***, сейчас было больно. За нее. И ярость, как цунами, завертелась мощным вихрем… Потому что он растоптал… вот так вот, подмяв под себя, как дешевую шлюху, просто отымел, замарал и вышвырнул на улицу… Каким же моральным уродом нужно быть, чтобы так поступить…

Я стоял несколько секунд в ступоре. Когда тело — словно каменное, как и душа, начинает покрываться трещинами. Потому что не можешь поверить, что все так, потому что понимаешь, что легче засадить себе пулю в висок, чем в очередной раз понять, что ошибся, что никому нельзя верить, что гребаная порядочность и родство — просто иллюзия.