Мои друзья - Борис Рябинин

Ежедневно под вечер я отводил Джери на дежурство, а рано утром, до службы, заходил за ним, чтобы отвести домой. Каждый раз мы встречались там с Григорием Сергеевичем Шестаковым. Он был уполномоченным клуба и руководил охраной ряда объектов. Я сгорал от нетерпения, ожидая случая, который позволил бы моему Джери в полной мере проявить себя. Я и хотел этого случая и побаивался его.

Постепенно, однако, нетерпение стало проходить, ничего особо «страшного» и чрезвычайного не происходило, и я уже начал привыкать к тому новому, что вошло в жизнь Джери. Впрочем, без чрезвычайных происшествий все же не обошлось.

Раз, поставив Джери на пост, я уже собирался уходить, когда дог вдруг тревожно завыл. Он беспокойно нюхал воздух и тянулся мордой в дальний конец помещения.

– Что-то чует, – сказал Шестаков.

Вскоре мы все уловили запах гари. Где горит? В дальнем углу универмага помещался склад детских игрушек: через закрытые двери его просачивались сизые струйки дыма. Немедленно вызвали пожарных, двери взломали.

Оказалось, мастера ушли, оставив на электрической плитке банку с клеем и не выключив тока. Клей вскипел, разлился, и легко воспламеняющиеся картонные и обтянутые бархатом и плюшем игрушки загорелись.

Благодаря чутью собаки пожар удалось захватить в самом начале и быстро потушить. Это напоминало случай с собакой Хусаинова. Оказывается, и мой Джери был способен на подобные штуки. Я все больше гордился им, не подозревая, что близок час, когда я буду трепетать от страха за его жизнь, повисшую на волоске…

Домой Джери возвращался важный, полный достоинства (или я сам, в пылу своей любви к нему очеловечивая его, приписывал ему это?), жадно съедал полагающуюся чашку корма и укладывался спать. Спал крепко до того часа, когда пора было вновь отправляться «на работу». Видимо, к исполнению своих ночных обязанностей он относился добросовестно, не позволяя себе поспать «на дежурстве».

Так прошел месяц, начался второй… И вот однажды ночью в моей квартире тревожно зазвонил телефон: меня просили немедленно прибыть к универмагу. Предчувствуя; что случилось что-то серьезное, одевшись на скорую руку, я бегом бросился к Пассажу. А случилось действительно серьезное, и очень.

Среди ночи в универмаг проникли воры. Выпилив потолок, они по веревочной лестнице спустились в магазин и забрались в торговое помещение. Прислушались – тишина. Сторожа снаружи не было, это они твердо знали, так как, прежде чем влезть на чердак через слуховое окно, обошли здание со всех сторон. Никто и ничто, казалось, не могло помешать им.

Ступая смело и не ожидая никакой беды для себя, они направились в нижний этаж, к отделу готового платья. Только сошли с последних ступенек лестницы – навстречу из темноты метнулись два громадных зверя. Громоподобное рычание нарушило тишину. Это было так неожиданно и страшно, что в первую минуту грабители забыли о ножах, которыми были вооружены, и в ужасе бросились в разные стороны.

Один кинулся к окну-витрине. Посыпались стекла. Но разве убежишь от собаки? Преследователь настиг и вцепился в одежду. Грабитель рванулся и, оставив клок материи в зубах дога, выскочил за окно. Собака прыгнула за ним.

Второй, спасаясь от Джери, вскочил на прилавок. Но дог одним прыжком сбил его оттуда на пол. Падая, вор дико закричал. Рука, которой он старался ухватиться за что-нибудь, коснулась холодного лезвия. Мгновенно злоумышленник вспомнил, что он вооружен. Блеснула сталь…

В глухую полночь в кабинете дежурного уголовного розыска затрещал телефон. В трубке взволнованный, срывающийся голос торопливо говорил:

– Приезжайте арестовать меня. Я в универмаге, в Пассаже, в отделе готового платья.

Странная просьба! Дежурный вызвал оперативных работников, и они поехали к универмагу.

У разбитой витрины сидел мраморный[28] дог. Это была Джана. Перед нею, скорчившись от холода и страха, полусидел человек. По забрызганному кровью асфальту можно было догадаться, что между животным и преступником произошла отчаянная борьба. На дверях магазина все пломбы были целы, замки на месте. Пока вызывали ответственных за сохранность магазина людей и вскрывали пломбы, прошло немало времени…

В будке телефонного автомата, облокотившись на аппарат, стоял другой неизвестный. А перед будкой, как-то весь покосившись, сидел Джери. Хвост и лапы его были в крови. Кровь подтекла под будку, под ближний прилавок.

Джери все еще противился охватившей его слабости и не сдавал свой пост. Можно было поражаться его упорству, физической выносливости. Даже раненый, истекающий кровью, он внушал грабителю такой ужас, что тот с перепугу сам донес на себя.

И, только когда Джери увидел меня, силы оставили его. Он встрепенулся, чтоб выразить свою радость, но вместо этого осел еще ниже и тихо повалился на пол.

– Джери! Джери! – вырвалось у меня.

Но Джери уже ничем не мог ответить на мой призыв. Не мог ответить на мое появление веселым повиливанием хвоста, негромким радостным повизгиванием, не мог сморщить морду в улыбке.

Бессильно раскинулся длинный толстый хвост. Лапы дрожали, резко обозначались ребра. Кровь все еще сочилась из раны. Мелко-мелко трепетали веки, и слабо шевелились уши, как будто прислушиваясь к уходящей жизни.

ОТДЫХ НА ИРЕНИ

Однако Джери еще продолжал бороться со смертью. Могучий организм его сопротивлялся, и это вселило в меня слабую надежду.

Рана Джери была очень серьезна. Удар ножом был нанесен под левую переднюю лапу. Преступник знал, куда бить, и только молниеносные движения собаки в борьбе с врагом и ее крепкое телосложение спасли дога от неминуемой и скорой гибели. Вторично, как и тогда, когда Джери попал под трамвай, его удивительная ловкость и сила крепко помогли ему.

Тем не менее положение было очень серьезно. Нож пробил грудную клетку совсем недалеко от сердца.

Несколько суток я не отходил от полумертвого друга. Часами просиживала около него и Снукки. Молча переводила она вопросительный взгляд то на меня, то на неподвижного, пропахшего лекарствами Джери. Играть и резвиться она перестала.

Леонид Иванович дневал и ночевал около Джери. Спасибо ему, он много сделал, чтобы вылечить Джери.

Врач все время наказывал нам, чтобы мы как можно лучше питали больную собаку, но это было не так-то просто сделать. Джери потерял много крови, ослабел и с трудом лакал молоко или мясной бульон. За несколько дней он превратился в скелет, обтянутый кожей. Шерсть свалялась и потеряла свою глянцевитость, местами была в темных бурых пятнах от свернувшейся крови. Влажный, холодный когда-то кончик носа был теперь постоянно сухим и горячим. Кожа на нем ссохлась и стала серой.