Онелио Хорхе Кардосо - Избранные рассказы - Онелио Кардосо

— Вот незадача! — подумала Смерть. — Как бы мне на пятичасовой поезд не опоздать. Нет, уж лучше пойду поищу ее. И сказала вслух:

— А где точно она сейчас может быть?

— С утра-то корову доить ходила, а теперь, должно, маис сеет.

— А поле ваше где?

— Держитесь этой изгороди и за ней увидите распаханный участок.

— Спасибо, — сухо сказала Смерть и снова отправилась в путь.

Она внимательно оглядела все обширное вспаханное поле, но там не было ни души, одни цапли. Тут Смерть просто рассвирепела, выпустила свою косу из-под шляпы и воскликнула:

— Старая побродяжка! И куда ты только запропастилась? — плюнула и опять принялась искать неуловимую старуху.

Часом позже, когда коса снова раскалилась у Смерти под шляпой, а нос больше не в силах был вдыхать запах молодой травы, ей повстречался на дороге путник.

— Скажите, сеньор, вы случайно тут в поле где-нибудь Франсиску не видели?

— Вам повезло, — ответил путник. — Франсиска уже с полчаса в доме у Норьегасов. У них мальчонка захворал, так она пошла живот ему поразмять.

— Спасибо, — сердито выпалила Смерть и прибавила шагу.

Трудной и утомительной была ее дорога. Идти теперь приходилось прямо по распаханному полю, где не было протоптанных тропинок, а сами знаете, как тяжело шагается, когда почва под ногой неровная и мягкая, словно губка, — на такую ходьбу в два раза больше сил нужно. Как бы там ни было, Смерть хоть и в самом жалком виде, но добралась наконец до жилища Норьегасов.

— Позовите Франсиску, будьте так добры.

— Она уже ушла.

— Как ушла?! Так скоро?!

— Почему же скоро? Она ведь только заглянула к нам, чтобы пособить с мальчиком. Пособила и ушла. Чему же тут удивляться?

— Да видите ли… — пробормотала, смутившись, Смерть, — вроде бы после работы и отдохнуть не мешает, так у людей принято.

— Значит, вы не знаете нашу Франсиску.

— Я располагаю ее приметами, — возразила Костлявая официальным тоном.

— А ну-ка, скажите их нам, — попросила мать.

— Во-первых, вся в морщинах; потом — ей не меньше семидесяти.

— А еще?

— Еще… волосы седые… своих зубов почти не осталось… нос, как бы это сказать…

— Что — «как бы сказать»?

— Крючком…

— И это все?

— Да вроде бы все… вот еще имя и две фамилии.

— Но вы же ничего про ее глаза не сказали.

— Сейчас скажу. Глаза… тусклые… да, они должны быть тусклые… от времени потускневшие.

— Нет, нет, вы не Франсиску ищете, — воскликнула женщина. — Все верно, а вот глаза не такие. Глаза у нее молодые, не по летам. Нет, вам не наша Франсиска нужна.

И Смерть снова очутилась на дороге. Она была так рассержена, что не думала больше ни о своих костлявых руках, ни о волосах, которые наполовину вылезли из-под шляпы, а все только шагала, шагала и шагала.

В доме Гонсалесов ей сказали, что Франсиска тут рядышком, косит траву для коровы своих внучек. Но Смерть увидела лишь груду свежескошенной травы, самой Франсиски уже и след простыл.

Тогда Смерть, у которой ноги в облепленных землей ботинках совсем распухли, а черная кофта пропиталась потом, вынула часы и посмотрела на стрелки.

— Господи боже мой — четверть пятого! Да пропади оно все пропадом, у меня же поезд уйдет! — И, бранясь на чем свет стоит, она повернула обратно.

А в двух километрах от Смерти, в школьном саду, Франсиска в это самое время преспокойно выпалывала сорняки. Мимо ехал верхом на лошади старичок — знакомый Франсиски. Он улыбнулся ей и ласково, на свой манер, пошутил:

— Эй, Франсиска! Когда уж ты наконец помереть соберешься?

Франсиска разогнула спину, высунулась по пояс из розовых кустов и весело откликнулась:

— Да никогда. Все какие-то другие дела находятся.

1973.

Белая лошадка

(Перевод В. Капанадзе)

Все началось с карусели, а может, с мальчика, и карусель была потом. Этого уже никогда не узнать.

Дело в том, что мальчик был болен: что-то приключилось с его ногой, и он не мог ходить. И вот мальчик лежал в постели и целыми днями смотрел в открытое окно, как крутится карусель, и слушал веселую музыку, доносившуюся с другой стороны улицы.

Там, закусив удила, стремительно пролетали скакуны, их большие белые зубы сверкали, а деревянные гривы развевались, словно от ветра.

Мальчику очень нравились эти лошадки, особенно одна. Не было дня, чтобы он не любовался ею, не было ночи, чтобы она ему не снилась. И вот в такую ночь, когда ему снова приснилась эта лошадка, он вдруг услышал под окном громкое фырканье — фрр! фрр! — и, проснувшись, с удивлением увидел прямо перед собой ее большие глаза.

— Не хочешь ли прокатиться на мне по полям и лугам? — спросила лошадка, и сердце у мальчика запрыгало от радости.

— Я готов! — закричал он.

— Тогда садись, — сказала лошадка. И мальчик вдруг спохватился:

— А как же моя нога… Тетя говорит, мне еще надо лежать…

— Это верно… Но разве то, что тебя радует, может пойти во вред? — возразила белая лошадка.

— Ты так считаешь? Может, ты и права.

— Тогда не будем терять времени. Вставай и садись на меня, скоро уже рассвет.

Так мальчик и сделал, и они помчались. Ну и весело же было скакать по ночным улицам под цоканье копыт!

Где найти слова, чтобы рассказать, как рождается день, когда на небе остаются лишь считанные запоздалые звезды? И как потом заря встает из-за облаков, окрашивая все вокруг в разные цвета? Такую красоту опишешь, ее нужно увидеть, и это было первым, что поразило мальчика, когда на рассвете белая лошадка, запыхавшись, остановилась в чистом поле.

— Нравится?

— Какие высокие яркие звезды! Но они меркнут!

— Так, да не совсем. Опусти глаза. Видишь, звездочки остались на травинках.

— На травинках?

— Вглядись хорошенько. Вон капельки росы.

— Верно. Они сверкают точно так же.

— Потому что их освещает солнце. Как и вчера вечером, только теперь оно на другом краю неба. Скоро совсем рассветет, и птицы запоют так, что заслушаешься. Все лесные жители отправятся по своим делам. Даже улитки выпустят рожки и поползут по тропкам.

— Как красиво!

— А теперь посмотри вперед и скажи, что ты видишь между моими ушами.

— Большую реку.

— Сейчас мы переправимся через нее.

— Но как? Ведь я не умею плавать.

— Не бойся, поплыву я, а ты будешь по-прежнему сидеть на мне верхом и глазом не успеешь моргнуть — мы уже очутимся на том берегу.

— Да, но… Погоди, это не так-то просто…

— Отчего же?

— Если я промочу ноги… Тетя всегда говорит, что…

— Послушай, если тебе хочется попасть на другой берег, ничего не случится.

— Даже если я немножко промокну?

— Даже если ты вымокнешь с ног до головы.

— Ну, если ты так говоришь, тогда поплыли.

Лошадка прыгнула в воду и скоро уже плыла по середине реки. На противоположном берегу зеленела роща, а на ветвях деревьев целый полк попугаев лакомился спелыми плодами.

— Это кто такие? — со смехом спросил мальчик.

— О, это самые разговорчивые жители леса, — объяснила лошадка. — Они с утра до вечера болтают всякую чепуху, но и от них есть прок: их яркие перья радуют глаз.

— А знаешь, они очень потешные.

— Потешные, если не обращать внимания на их болтовню.

И мальчик, которого звали Алехандро, — мы не назвали его имени потому, что лошадке не было нужды спрашивать, — стал весело смеяться над забавными попугаями, а потом, обернувшись, увидел, как лошадка, выгнув шею, протягивает ему ветку, усыпанную плодами.

— Их можно есть?

— Выбирай любой, если у тебя крепкие зубы.

Алехандро взял в ладони ароматные плоды и уже было надкусил один из них, как снова остановился:

— А вдруг они кислые?

— Ну и что?

— Я не знаю… Вдруг от них разболится живот, тетя говорит, если…

— Если тебе нравится их запах, понравится и вкус. Никакого вреда они не принесут. Попробуй.

И мальчик попробовал. Плоды оказались такими вкусными, что он съел их вместе с семечками. Белая лошадка тоже полакомилась, и Алехандро впервые в жизни услышал, как приятно она похрустывает — лошади всегда так едят, когда им попадается что-нибудь твердое.

Затем лошадка стала пить из реки, а мальчик с интересом смотрел, как поднимается вода по лошадиной глотке — словно маленькие мячики один за другим взбегали под белой шерсткой.

Наговорившись и наевшись вдосталь, полк попугаев взмыл в воздух, сразу расцветив его красками, и улетел восвояси. Тут лошадка сказала:

— Садись, пора ехать.

— Как, уже домой? Так быстро? — спросил Алехандро, но белая лошадка, весело заржав, — а именно так смеются все лошади, — успокоила его:

— Нет, мы еще многого не видели, да и солнце только встало. Так что садись.