Странники - Марина Казанцева

- Повеситься желаешь? - любезно осведомился Цицерон.

- Нет, - отвечал тот, - думаю гамак устроить.

Первые дни все бегали возбуждённые и то и дело ждали, что явятся архангелы или космические корабли, и их заберут отсюда. Всем до чёрта надоело на этом острове и хотелось окончательного вердикта. Уилл и Фальконе не появлялись и вестей о себе никаких не подавали. Заннат попробовал пристать к Рушеру и выведать обстановку.

- Я не знаю ничего, - неразговорчиво отрезал тот и не оторвался ни на минуту от своей работы.

Калвин мастерил из обструганных жердей помост на дереве. Как-то очень быстро он обзавёлся примитивным дикарским набором инструментов и теперь сооружал жилище. Еды он у своих врагов не просил, пакеты оставались нетронутыми. Вокруг полно плодов - можно прожить и без подачек.

Синяки с его лица сошли, он загорел и поздоровел, но был замкнут и мрачен. Странная алчность к работе буквально сжигала его, и он делал свой дом на дереве с рвением и неутомимостью никогда не устающего человека. Постепенно острый интерес к его персоне утих, потому что решительно нечем было поживиться любопытству. В лагере он ни разу не появился, и Маргарет могла быть спокойна. Но с его появления странная мания овладела всеми островитянами. Первым начал Цицерон.

- Хочу спросить, - бесцеремонно явился он рано утром к жилищу Рушера.

- Спрашивай, - безразлично отвечал тот, сидя на пороге своего высоко поднятого жилища и ковыряя самодельной ложкой сладкий плод.

- Ты допускал возможность уничтожения Псякерни или Скарсиды? - требовательно спросил осёл.

- Допускал, - последовал короткий ответ.

- Мерзавец, - так же кратко констатировал Цицерон.

Потом пришёл Аргентор. К этому гостю Рушер уже спустился и встал, сложив руки на груди, с таким видом, словно говорил: руки чешутся дать в морду? Дай.

- Зачем ты убил Айрона?

- Я не убивал его, - отрывисто ответил Калвин, по своему обыкновению глядя мимо собеседника.

Аргентор знал, что это правда, но ненависть гнала его к жилищу Рушера, такое болезненное чувство, желание видеть страх врага. Чесались руки взяться за эту тонкую шею и сломать позвонки. Но Рушер, кажется, ничего не боялся. Всякий раз, когда приходил Аргентор, он бросал все дела и выходил к нему, как будто давал полную возможность расправиться с собой каким угодно способом. И даже не брал в руки свои кремниевые ножи как возможность защиты. Возможно, этим он и удерживал Аргентора от того, чтобы врезать Рушеру по лицу. Впрочем, вина этого кровавого диктатора настолько велика, что простым ударом в глаз не компенсировать всех потерь. Поэтому Аргентор предпочитал сдерживать себя - удовольствие бить слабого невелико. Ведь без своих волшебных сил Рушер ничто. Простодушному гиганту Аргентору в голову не приходило, до чего же легко манипулирует враг его этическим барьером.

Пришёл Моррис, но не один, а с Ингой. Постоял, посмотрел, помолчал. Рушер стругал свою палку и даже не обратил внимания на бывшего Стратега. Эта пара переглянулась между собой и удалилась. Что думали - неизвестно, чего хотели - не сказали.

Нагрянула как-то в гости Нэнси, сопровождаемая Джеком Бегунком, и сказала в своей обычной манере - просто и ясно:

- Я тебя ненавижу.

Это не тронуло Рушера. Он не боялся никого из своих врагов.

Пришёл Заннат, залез прямо на дерево и вторгся в жилище Калвина.

- Я не могу тебя ненавидеть, - сказал он, - ты вернул мне сына. Но я не могу отделаться от мысли, что ты приложил руку к его смерти.

- Нет, Заннат, - серьёзно отвечал Рушер, - я ни в малейшей мере не причастен к этому.

- Тогда откуда ты знаешь все подробности? - враждебно спрашивал Заннат.

- Я следил за всеми вами, - признался Калвин, - У меня была широкая агентурная сеть, которая собирала все сведения о вас.

- Ну и как - доволен? - прищурившись, спрашивал Ньоро.

Рушер чуть вздыхал и брался опять за свою работу - что-то всё время стругал, мастерил, устраивал своё жилище.

Однажды он отложил работу и позвал вниз, где угадывал за листвой наблюдающего за ним Морриса:

- Иди сюда и спрашивай.

Сам сел на пороге своего домика, в котором свободно гулял ветер, и свесил босые ноги.

- Ты должен знать своих Синкретов, - сказал Габриэл, - скажи, почему Фортисс спас Ингу, пожертвовал собой.

- Он ведь этим тебя сломил? - осведомился Рушер и, получив подтверждение, продолжал:

- Сложно ответить, как именно машине пришла в голову эта гениальная мысль - отдать твоей девушке последнюю каплю Силы. Это же чисто человеческое решение, за пределами программы по имени Фортисс. Я бы сказал, что в нём на миг проснулась интуиция. Тебя волнует вопрос: был ли ты предателем? Тогда скажи, что ты думал, когда сказал: сдаюсь?

- Ничего не думал, у меня мозг выключался. Это моя интуиция сказала: сдавайся, Моррис.

- Я думаю, ты не ошибся, - отвечал Рушер, - твоя интуиция - это нечто Свыше, чему я затрудняюсь дать объяснение. Ты сам знаешь: она тебя никогда не подводила. И в этот раз, возможно, она оказала нам всем великую услугу, которую твои друзья пока понять не могут. Но думаю, очень скоро всё откроется, и ты узнаешь, в чем был смысл. И, может, твоё состояние самоупрёка есть то, что делает тебя более совершенным, потому что твоей самоуверенности не хватает самоконтроля. Я знаю, что говорю.

С этими словами он забрался обратно в свой дом на ветвях, давая тем самым понять, что разговор окончен.

Красавчик ушёл, получив вожделенную индульгенцию.

Пришёл Рики и позвал:

- Эй, дядька, пошли играть!

- Нет, не пойду! - отвечал из окошка Рушер, - Я наказан!

Ребёнок засмеялся и убежал.

Он ждал самого страшного - того дня, когда придёт Она. А она придёт - в этом он не сомневался.

И вот однажды вечером не столько увидел, сколько угадал фигуру в белом, которая пряталась от него за деревьями. Тогда он оставил все дела, спустился вниз и сел на землю.

Она вышла из своего укрытия, и лицо её было так же страшно и мертво, как в тот день, когда она бросила ему обжигающие слова ненависти.

Сначала она долго стояла перед ним, ничего не говоря. Он тоже молчал и не поднимал глаз.

- Ты расскажешь всем, как я...

Он молча помотал головой. Нет, он никогда не расскажет никому, что было между ними. И лучше не говори таких слов, чтобы птица не подхватила и не разнесла, чтобы ветер не услышал.

Маргарет молчала, и подбородок её мелко дрожал от напряжения. Он не видел, но чувствовал. Царица Савская сломалась. Унижение убило её гордую красоту. А он, убийца, сидит здесь.

- Я не прощу тебя.