Двери в полночь - Дина Оттом

Я себя не узнала. Я привыкла видеть в зеркале плотноватую девушку с серыми волосами и серыми глазами, с болезненно-желтоватой кожей и неловкими движениями, будто навсегда застрявшую в переходном возрасте, когда всех частей тела слишком много.

Сейчас передо мной стоял кто-то совсем другой. Оказывается, я похудела — это было первое, что бросилось в глаза. Обычно в отражении зеркала я видела меньший кусок комнаты, чем сейчас. Прикидывая на глаз, я с 48-го размера одежды перешла на 42-й или даже 40-й. Кажется, я даже стала чуть ниже ростом. Но это были мелочи. Мое лицо, мои волосы, глаза — все это изменилось. Обсыхая в машине, я стянула с волос «резинку», и сейчас они рассыпались по плечам, немного вьющиеся и совершенно черные — как у мамы. Кожа была бледной, но не того болезненного оттенка, к которому я привыкла, а скорее молочной, почти вампирьей. Но больше всего меня поразили глаза. Они стали черными. Настолько, что я не могла различить зрачок, сколько ни вглядывалась. И еще они стали больше. Я долго разглядывала новую себя, пытаясь понять и принять, что эта девушка в зеркале — я.

Еще год назад я бы почку отдала, чтобы выглядеть так. А теперь все это мне предоставляется просто так, даже не за «спасибо»! Стало понятно, почему с меня постоянно сваливалась одежда: если я так стремительно худела, то она просто не успевала быть мне впору.

— Ой… — Я медленно отползла от зеркала к стене и сползла по ней на пол. — Что-то у меня голова закружилась…

— Хосспади! — Мама подхватила меня под руку и тихонько поставила на ноги. — А легкая ты какая!

Я уже открыла рот сказать: «Это потому, что у меня кости полые», — но вовремя закрыла.

Она усадила меня на стул и сунула под нос нашатырь. Резкий запах опалил носоглотку, я закашлялась, на глазах выступили слезы, зато перестала кружиться голова, и туман в ней рассеялся. Мама внимательно смотрела на меня, и в ее взгляде читались сразу все вопросы обеспокоенной матери.

Я кое-как улыбнулась и отодвинула бутылку:

— Убери эту гадость! Я сейчас от нее в обморок упаду!

Бутылку она отставила, но взгляд не смягчился.

— Чирик, что с тобой происходит?

— Мам, — я подняла на нее страдальческие глаза, — если бы я только могла тебе сказать…

Минуту мы играли в гляделки: она — в требовательные, я — в несчастные.

— Ладно, — она сдалась и, хлопнув ладонью по столу, кивнула в сторону балкона: — Пошли покурим. Расскажешь, что можешь.

Прошел уже не один час, а мы все так же стояли, завернувшись в один огромный плед, совсем как раньше, и курили, говоря обо всем. Она задавала вопросы, я пыталась отвечать, не нарушая клятву секретности.

— Ты работаешь в госструктуре?

— Ну… В общем, да.

— Это опасно?

— Ну… В общем, нет.

Вьется в небо сигаретный дым.

— Тебе нравится?

Пауза.

— Да.

— А почему так неуверенно?

— Вначале нравилось очень, а теперь… Поцапалась с начальством.

— Оно плохое?

— Оно просто замечательное! Оно поит меня кофе, выделило мне машину и квартиру, оно заботливое и внимательное…

— И что же тогда?

— Не знаю… Он просто стал вдруг другим. Чужим.

— Он?

Тихий смех.

— Ну да, он. Мой начальник. Их у меня вообще-то два, но вот сегодня я поцапалась именно с ним. С самым старшим.

— Сколько ему лет?

— Если бы я знала! На вид чуть младше меня.

— Младше?

— Это только на вид. Знаешь, у него такие глаза…

— Какие?

— Как ледышки. Как старые ледышки из Антарктиды.

— Значит, не все так просто.

Молчание, дым и хлопья снега.

— Знаешь, я на задании налажала.

— Сильно?

— Сильно. Возвращаться стыдно.

— Так, может, бросить?

— Ни за что!

Тихий смех, дым и снег.

— Значит, тебе там нравится все-таки?

Вздох, молчание.

— Значит, да.

Тишина, дым и снег…

Мы уже вошли с балкона в комнату, замерзшие, но довольные, с хлопьями снега на волосах и пледе, когда вдруг зазвонил мой мобильник.

— В Институт. Быстро. Машина будет через пять минут. Сразу к Оскару. Общее собрание, — отчеканил холодный голос Шефа, и я вдруг поняла, насколько рада слышать его. Даже таким. Здесь, вдали от работы, вдали от моей новой жизни, я поняла, как она дорога мне. Пусть и такая, временами тяжелая, — зато моя.

Мама, стряхнув снег и развесив плед на спинках двух стульев, вопросительно приподняла бровь.

— Это… — Я замялась, пытаясь объяснить. — Мне надо бежать… Прости.

Я беспомощно развела руками. Или она меня поймет, или нет.

Она улыбнулась, кивнула.

Я побежала в прихожую надевать не успевшие высохнуть сапоги. Мама прислонилась к косяку и разглядывала меня, пока я прыгала на одной ноге, матерясь на молнию.

— Никак не могу привыкнуть, что ты такая.

— Я сама не могу, — я сдула в сторону мешающую прядь, — но мне нравится.

— Я думаю! — Она хихикнула.

— Ну я пошла, — я взялась за замок и оглянулась. — А что ты ремонт не сделаешь? Я же тебе деньги высылаю!

— Не хочу, — мгновенно надулась она, — мне и так хорошо.

— Консерва, — покачала я головой, раскрывая дверь.

Уже когда я стояла у лифта, меня догнал ее вопрос:

— Чирик, а кто это тебе звонил?

Я обернулась:

— Он. Ну мой шеф.

Двери лифта открылись, и я ступила внутрь, когда до меня долетел ее тихий насмешливый голос:

— Ну да, просто шеф, конечно…

23

Сбор был назначен в одном из подвальных актовых залов. Я поспешила вниз, стараясь выкинуть из головы засевшую занозой лубочную картинку счастливой пары — хоть в каталог модной одежды вставляй — Шефа и Айджес. И ее улыбки. И огромного бриллианта. И я уже представила себе идеальную свадьбу.

— Ой, кого я вижу! — раздался позади меня женский голос, и я уже собралась было получить новую порцию ядовитой иронии, но это была Вел — как всегда обвешанная чертовой кучей непонятных амулетов и лохматая как банши. Она как раз прошла один лестничный пролет и увидела меня. На этот раз ее парусиновые штаны были ярко-голубого цвета, а рубашка в стандартный индийский «огурец» — снежно-белой.

Только я успела выдохнуть, как взгляд мой опустился на туфли ядерно-красного цвета — Вел неисправима.

— Куда ты пропала? — Она нагнала меня и улыбнулась, автоматически поправив и без того нормально сидящие очки с толстыми стеклами. — Я даже волноваться начала.

Я махнула рукой:

— Меня блюли. Как и всегда. А вот ты мне скажи, откуда у тебя очки?

— Очки? — Эмпат сняла их с носа и покрутила в руках, как будто видела впервые. — Вообще-то из тумбочки. Я их с седьмого класса ношу.