Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея

Смешалась кровь ледяная с кровью Зеркалицы. Жадно впитал её в себя артефакт и запульсировал сильней. Ягиня резко ладони Февронии от дланей Зеркалице отняла, поверх сердца живого наложила, и громко молвила:

«Твоё возвращаю, тебя отпускаю,

Три души местами меняю».

Вспыхнули ниточки оборванные силой напитываясь, потянулись к двоедушнице, стремясь в солнечное сплетение попасть. Яга назад отступила и замерла напротив девиц сцепленных. Рубиновые капли с земли заснеженной вверх взмыли и затанцевали хороводом вокруг обеих.

Феврония визжала, пытаясь вырваться. Но крепко артефакт добычу в путах своих держал. Зеркалица равнодушно глядела на фею темную взглядом пустым белёсым, ладоней не вырывая, от алых лент не отстраняясь. Прожилки на теле Ясуни вдруг засияли, кровью живой наполняясь. На щеках бледных румянце выступил. Темная фея, напротив, с каждым новым толчком сердца бледнела, жизненные силы теряя.

Когда сфера последнюю каплю из тела двоедушницы выпила, за спиной богини огромное зеркало вдруг трещинами пошло и осколками сверкающими на снег осыпалось.

Ясуня Святогоровна легко вздохнула, руки разжала, отпуская сердце своё найденное, широко и радостно улыбнулась, и растаяла.

Феврония, последний раз вскрикнув, руки разжала, роняя артефакт на землю, вспыхнула пламенем черным и исчезла.

Ягиня-зеркало вздрогнула и, по сторонам не глядя, сердце пульсирующее обошла и к разбитому стеклу пошла.

Волк страшно завыл, метнулся за царевной, но воля её последняя требовала исполнения немедленного. Подхватил Сириус зубами артефакт, тоскливым взглядом проводил ведунью, развернулся и тяжело побежал в сторону стен городских. Залетел в ворота, яростно в поисках костра оглядываясь, и со всего размаха, человеком не оборачиваясь, зашвырнул артефакт в пламя.

Взметнулись лепестки оранжевые, добычу принимая. Люди назад так и отпрянули от жара сильного. А волк, не задерживаясь и призывы Ждана не слушая, обратно помчался, Ягиню выручать.

Не успел.

Полыхнул в руках Ягини осколок зеркала разбитого, поймав лучик солнечный, швырнула его ведунья в раму пустую, приговаривая:

«Две души запираю не навсегда,

Как себя осознают — отойдет беда.

Две души разделяю — навсегда.

Кровью родной окропляю одну тебя.

как забудешь обиды и месть свою,

Я тебя птицей вольною отпущу.

Две души запираю в одно стекло,

Кто бы в руки не взял — сотворит добро».

Стёклышко, кровью Ягини окраплённое, влетело в раму, враз потемневшую. И пала бездыханная царевна рядом с зеркалом почерневши, кровью своей заперев внутри зазеркалья сестрицу младшую. Мелькнули два лица, яростью искаженные, застучали кулаками изнутри, наружу вырваться пытаясь. Раззевались рты, проклятья посылая обидчикам. Но слова в гортани застывали стеклянными кусочками, и выплевывали их две новые зеркалицы под ноги себе хрустальными шариками. Вся сила двоедушницы Февронии осталась в сердце Ясуни Святогоровны.

Темной фее только и оставалось: принять волю сестрицы старшей и смириться с участью своей. Слово было сказано, старшими услышано. Покуда тьма полыхать будет в амальгаме зачарованной, не видать освобождения душам исковерканным.

Волк мчался по насту снежному, дороги не разбирая. Все, кто под лапы попадался, кеглями разлетались в разные стороны. Сириус видел, как падала Ягиня на снег, но добежать не сумел. Со всего размаху врезался в стен невидимую, отлетел на сто шагов, на спину опрокинулся. С трудом на лапы поднялся, головой лобастой потряс, в себя приходя, кинулся было снова к Ягине, да остановлен был рукой властной. Ждан успел добежать к другу серому, вцепился в холку, не пуская к царевне мертвой.

В один миг ожила армия снежная, что мертвыми куклами посреди поля стояла. Королева Вечного леса, до этого без движения в санях восседавшая, вдруг поднялась в полный рост, взглядом ледяным всех окинула, рукой взмахнула, и зашагали зачарованные селяне, феи, живность лесная, русалки и лешачки с феями прямиком к столице мимо Сириуса, Ждана и коргоруши. Отчего-то их, в самом центре войска стоявших, снеговые воины будто не замечали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Государь, на секунду было растерявшись, изо всех сил заорал стражникам, за белыми спинами едва видимых: «Закрывай! Ворота закрывай!» — костеря себя на все лады за то, что кинулся за другом и не взял с собой переговорника. Толпа у входа в град стольный не слышала воплей царевых, тонули крики, словно ватой кто пространство вокруг обложил.

Наконец, опешившие сотники опомнились и кинулись огромные ворота закрывать. Ждан, Сириус и коргоруша, нервничая, наблюдали издалека за процессом. Мужчины всем богам известным молились про себя, чтобы успели засов накинуть и оборону занять. Коргоруша подрыкивал грозно, чуя опасность, и хвостом нервно себя охаживал по бокам.

— Что же ты, любый мой, али не рад видеть меня, жену свою законную? — от морозного голоса, что прокатился ледяной волной по полю белому, спины царя и волка пламенем жгучим обожгло.

Воины городские, на секунду запнувшись, сильнее ворота толкать принялись, услыхав возглас громогласный. Ждан I Неотразимый, в последний раз глянув в сторону столицы, выдохнул коротко, удостоверившись: заперли столицу, по стенам позиции заняли, — и медленно повернулся навстречу бывшей жене и возлюбленной.

Амбрелла в санях стояла равнодушно царя разглядывая, глаз не отводя. Стылый взгляд Эллочки, еще недавно огнем зеленым пылавший, отливал серебром и пугал до косточек. У Ждана пальцы на ногах заледенели и сердце будто кто в кулак зажал. Резкой болью окатило грудь, царь покачнулся и едва не упал. Но Сириус плечо подставил, друга поддерживая.

— И тебе по здорову, любушка, — прохрипел Ждан, выпрямляясь. — Давно не виделись, а приходил в гости — не пустила меня…

— В гости, говоришь? — едва Амбреллла из саней на землю ступила, колыхнулся наст белый, поднялись вихри у ног королевы.

Глянули Ждан с Сириусом, а то и не поземка вовсе, а морды змеиные квадратные. Языками острыми шарят вокруг себя, ищут и не находят. Погладила фея по загривкам белым тварей своих, и заскользили они, не торопясь, в сторону мужчин растерянных. Доползли и кинулись. Да не тут-то было: стена, что волка к царевне не пустила, никуда не делась. Тут симуран и осознал: не Амбрелла преграду поставила, к ведунье не пуская. А коргоруша защиту от заколдованной королевы сотворил.

Друзья дух перевели, переглянулись, и на Амбреллу уставились. Улыбка ярости исказила лицо Амбреллы, которая никак понять не могла: отчего слуги верные никак двоих человечков не сомнут, змеиной хваткой не сожмут, чтоб не дергались. Догадалась только когда вслед за змеями подняла из сугроба медведя белого. Встал косолапый, заревел и пошёл в атаку. Стену пробить не сумел, но следы от когтей оставил. Зарычал от злости голосом женским и осыпался снегом подле круга защитного.

Ждан и Сириус выдохнули было, да беда пришла, откуда не ждали. Содрогнулась земля позади, оглянулись воины и обнаружили коргорушу, едва дышащего. Силы кота верного иссякли. За всю свою жизнь не магичил столько верный друг и помощник домового. Тяжело дыша, прикрыв глаза, коловерша упрямо пытался подняться, последние остатки силы отдавая стене невидимой.

Змеи встрепенулись, атаки свои усилили. Но вдруг ни с того, ни сего отпрянули и улеглись поодаль, на жертв непойманных поглядывая. Мужчины оглянулись и поднялись с колен, оставив кота на снегу лежать. Амбрелла, прихватив Дубовода Семидневича, в руках которого плетками извивалась пурга с вьюгой, неторопливо двинулась в их сторону.

— Мур-ры-мр-яу, — раздалось за спинами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что? — не оборачиваясь, переспросил волк.

— Пламау-у-ур-р, — повторил коргоруша, и до Ждана вдруг дошло.

— Огниво с собой? — прошептал он Сириусу.

Волк торопливо по карманам захлопал, достал кресало и растерянно оглянулся: вокруг не былинки, не травинки, не деревца — поджтгать нечего. Надежда, искрой вспыхнувшая в душах, погасла, не разгоревшись. Но упрямства друзьям было не занимать. Сириус скинул с плеч куртку зимнюю, кинул на снег, чиркнул, огонь добывая. Затлела шкура.