Два писателя, или Ключи от чердака - Марина Голубицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Просил, не просил, а ты попробуй! Землю мерзлую на могилках копать! Ты, Ирина, когда вернешь мне кассету? Что ты делаешь с ней?!
— Клип монтирую, — я обрадовалась своей находчивости, а Чмутов нет:
— Не потеряй, платить придется! Скоро эта кассета будет дорого стоить! Тысячи долларов… Я ведь гений, — он прислушался к своим словам и ужаснулся: — Ты понимаешь, что я — гений??
Он смотрит без юмора и без боли — глаза пусты. Лишенные блеска, они зияют, как дыры, как два черных провала.
— Я гений! — он почти пригвоздил меня к стенке. — А ты… Как подумаю, что все лето эти стихи лежали передо мной на столе… Я мог их просто уничтожить!!!
— Игорь, лучше уйди, — у Марины дрожат губы и катятся слезы.
Она заплачет и через год, когда Леня будет читать стихи — по ее просьбе, — и вдруг ворвутся гости, зашумят, перебьют… Сейчас Марина плачет не из–за стихов, ее опалила злоба, предназначенная не ей: трудно вынести открытую ненависть, трудно смириться с тем, что она существует, заглянуть в ее дьявольские глаза…
Из–за стола выбегают нарядные дети. Начинаются танцы, концерт. Марина плачет в туалете для девочек. Мне кажется, Чмутов сошел с ума, иначе он не стал бы считать себя гением. Я слежу, чтобы он не обидел детей: Лелю в платье принцессы, Зою в блестках, в Машиной мини–юбке. Чмутов читает новогодние вирши — надо же, в них нет ни строчки про Леню… Марина плачет, умывается, снова плачет и умывается, снова плачет — пока не приходит опоздавший Майоров. Он сразу схватывает, в чем дело, хватает поганца под микитки и волочет в раздевалку. Я плотоядно жду развязки. Андрей возвращается бледный с отчужденным лицом:
— Только драки не хватало… Сволочь такая, чуть не ввел меня в грех! В рождественский пост, на детском утреннике… Хорошо, его пацанята не видели. Я его обматерил.
— Как?
Я хочу это слышать!
— Взял вот так, — Майров берет меня за локоть. — И сказал, — Майоров щекочет мне ухо надушенными усами: — «Блядь такая, сучонок этакий!» Он сразу стал таким кротким, как суслик. Лапки повесил, прощенья просил, упал на колени перед Мариной. Но уперся, что ты перед ним виновата.
— В чем?!
Майоров устало хмурится:
— Слушай, я не стал его добивать, он обещал к тебе не приближаться. Что–то с ним не так… Видно, ему правда хреново. Какая–то моча ударила в голову. Говорит: Горинский машины покупает, а моим детям есть нечего…
О, господи…
— Что ж ты мне не сказала? — удивляется Толик по дороге домой — Я б ему чик! кулаком в фейс — и все. Он бы ну очень долго помнил.
— Ты бы действительно его побил?!
— Ну, не знаю… Конечно, поговорить бы для начала, злости напиться, я же не бык…
Как же мне хочется, чтобы Чмутову было больно! Я разворачиваю в мыслях проклятья: чтоб ты сломал нос, чтоб твои стихи не взяли в «Знамя», чтоб ты оказался полным ничтожеством!
— …Меня так и тянет спросить у Ларисы, отвечаю ли я за бюджет их семьи.
— Ириночка, так и сделай. Позвони и спроси.
Я радуюсь, что решение найдено, мне надоело быть жертвой. Надо же, сболтнула сдуру, со зла, но ведь Лера плохого не посоветует.
— Игорь, позови–ка Ларису!
Он заинтриговано хмыкает.
— Лариса? Добрый вечер, это Горинская. Я прошу тебя: закрой своему гению шлюзы таланта!
Лариса в вежливом недоумении:
— Ирина, ты о чем? У вас что–то произошло? На школьном празднике?
— Пусть тебе Игорь сам расскажет. Если ты умная женщина, Лариса, останови это безумие… Я не желаю отвечать ни за зарплату Тураева, ни за ваше безденежье.
В ее голосе звенит металл:
— Я что–то не понимаю, при чем здесь я? Какое безденежье?
— А при чем здесь я? Может, Игорю пора в компартию записаться? С красным флагом ходить?
— Иринушка, бам–ба–ла–ба-ла… — у них опять включен динамик! Я не вслушиваюсь. Вешаю трубку. Знаю, что не права. Но становится легче.
Звонит Майоров:
— Как ты?
— Плохо. Отвратительно. Андрей, ну что мне еще сделать? Принести к их дверям мешок продуктов? Потихоньку, как Дед Мороз? Если детям есть нечего… Слушай, может, и правда принести?
— Нет, не надо, не надо, что ты… Я сказал ему, радуйся, что попал на Горинского, на интеллигентного человека. Другой завез бы тебя в лес, дал монтировкой по печени — и выбирайся…
Как я завидую жене другого…
— Зря ты Ларисе звонила, слушай, у них что–то неладно. Я думаю, мы присутствуем при распаде семьи. Согласись: так продолжаться не может.
Я услышу это еще не раз. Но так продолжается до сих пор.
143
Полтора года, весь первый класс и первое полугодие второго, Леля занималась музыкой без инструмента. Я не могла смириться с упущенной выгодой: покупать старый нелепо, новый — дорого, вдруг ребенок бросит учиться. Было б естественно начинать на моем, столь несуразно отданном Чмутову.
Ошибку хотелось исправить красиво.
— Купи клавиши, сейчас каких только нет, сейчас учатся на электронных! — обрадовался Майоров.
— Ни в коем случае, — возразила учительница, — там принципиально иная система звукоизвлечения.
На этот диалог ушло полгода. Когда стало окончательно ясно, что электронные клавиши не подходят, директор филармонии господин Архангельский предложил члену попечительского совета господину Горинскому помощь в приобретении особого инструмента, который работает и как акустический, и как электронный. На обсуждение этого проекта ушел год. Ошибку все еще пытались исправить красиво.
Во втором классе Леля написала письмо:
ДОРОГОЙ ДЕДУШКА МОРОЗ!!!
ИЗВЕНИ, ЧТО Я ПРОШУ У ТЕБЯ ТАКОЙ ДОРОГОЙ ПОДАРОК. В ОБЩЕМ ОН ДАЖЕ НЕ ПОМЕСТИТСЯ В ТВОЕМ МЕШКЕ. ЕСЛИ У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ СИЛ ЕГО ПРИНЕСТИ, ТО ТЫ МОЖЕШЬ ПРИНЕСТИ ДРУГОЙ ПОДАРОК, Я И ЕМУ БУДУ РАДА.
НУ, А ЕСЛИ СМОЖЕШЬ, ТО ПРИНЕСИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА ФОРТЕПЬЯНО. ДЕЛО В ТОМ, ЧТО Я ИГРАЮ НА ФОРТЕПЬЯНО, НО У МЕНЯ ЕГО НЕТ ДОМА. И ПОЭТОМУ ВСЕ МОИ УСПЕХИ ИДУТ К НИЗУ. ТАК ЧТО, ПОЖАЛУЙСТА ПРИНЕСИ МНЕ ФОРТЕПЬЯНО.
С УВАЖЕНИЕМ ЛЕЛЯ.
Дедушке Морозу пришлось покупать инструмент на местной фабрике, как когда–то моим родителям: по блату. Отчего–то на рубеже тысячелетий самые обыкновенные пианино исчезли из магазинов.
144
Я не припасла для финала эффектных событий. Трагические и радостные, они случались с другими.
Леня защитил меня от Чмутова телефонным звонком — в тот же вечер:
— Игорь, знай, для меня ничего нет дороже семьи. Если ты хотя бы еще лишь раз…
Чмутов вмиг поджал хвост:
— Я все понял, я понял.
Ему все–таки расквасили нос, — это сделал поэт Тураев. Тураев попросил никогда впредь не представлять его интересы, Чмутов, обидевшись, устроил скандал жене поэта, по слухам, он в отсутствие хозяина разбил зеркало в прихожей. Поэт Тураев нанес скандалисту ответный визит, Тураева не впускали, он уговаривал:
— Да ты что, Игореха, я же поговорить…
Дверь приоткрылась, и в переносицу Чмутова въехал кулак. Говорят, он укрылся в детской комнате и плакал, потрясенный коварством поэта…
— От боли он плакал! Только представь, у него же искры из глаз летели… — и Майоров подробно рассказал мне о силе удара и положении слезных мешочков.
Остальные мои проклятия не сбылись, да к тому времени я уж и не хотела, чтобы он оказался полным ничтожеством.
Он позвонил через полгода. Сначала Лере:
— Лерушка, а приезжай–ка ко мне! Я один в пустой квартире, голый… — он жил в пустовавшей квартире пожилой поэтессы. Все полагали, что он ушел от Ларчи или что Ларча выгнала его. — Знала бы ты, голубушка, как я выгляжу: как юноша семнадцатилетний! Я сам себе удивляюсь, у меня все такое же!.. А как же мне быть, лапушка, когда столько любви, что вытерпеть невозможно? Я и Ларчу люблю, и Фаину, и Лизу… Всех готов под свою крышу пустить. Людей люблю. А как ты можешь не хотеть? Я ведь ангел, ты живешь с ангелом на земле… А как же это может быть не интересно? О чем тебе думать–то, милая, как не обо мне? Я скоро отлечу, ты не боишься?
Лера записала монолог довольно точно. Я убедилась в этом на следующий день. Он позвонил как ни в чем не бывало:
— Иринушка, а приезжай–ка ко мне! Я хожу по пустой квартире голый …
От изумления я не повесила трубку, я думала, так бывает лишь на эстраде. С интересом прослушала монолог до конца. Он был пьян, но текст повторял очень точно, пунктуально внося одну поправку, и я до сих пор не знаю, безумен ли человек, контролирующий свой бред: в разговорах с Лерой он называл себя ангелом, со мною — гением.
— Я гений, Иринушка. Ты живешь рядом с гением. А как это может быть не интересно, ну объясни мне, как?! О чем тебе еще думать–то? Я ведь скоро покину этот мир. Приезжай, не стесняйся… Я все знаю, я знаю, голубушка, что вы с Лерой обо мне писали пьесу…