Никто, кроме нас! - Олег Верещагин

Но Колька крикнул:

– Да как вы не понимаете!!! Это минус восемьдесят килограммов боеприпасов!!! Ну, решайте же… взрослые!!!

– Как же вы полетите?.. – впервые за все эти недели я видел Шевырева растерянным. – Вы же дети… а если…

– А если турки сюда придут?! – крикнул кто-то.

И наши вразнобой заорали:

– Не в первый раз!

– Мы не дети!

– Мы что, не казаки?!

– Это наша земля!

– Скорее давайте!

– Дядя Игорь!

– Мы сможем!

Мужчины растерянно озирались. Потом вертолетчик сказал:

– Пацаны… У меня в Архангельске такой же… я не знаю, чего с ним… Но как же вы… А если собьют?!

– А если младших перережут?! – крикнул вдруг я. – Лететь надо, а не трепаться!

– Я ж не отмолюсь, – голос Шевырева дрожал. – Я ж не отмолюсь…

– А мы за тебя попросим, атаман, – тихо сказал Колька. Он опять стоял перед мужчинами – прямой и совсем не взрослый, я сейчас видел, что не взрослый…

И все-таки он стоял так, что становилось ясно: за ним – высшая правда и правота.

– Грузимся, – сказал алексеевец. – Сейчас будут наши с боеприпасами.

– Берите больше «Мух»! – крикнул терец.

И все сразу завертелось и закружилось – каруселью. Как всегда бывает, если решение принято – и обратного пути нет.

А мне сразу стало легче.

Мы взлетали по двое, с промежутком в несколько секунд между машинами и в полминуты между парами. Ветер тянул машины в сторону еще на полосе; груз, уложенный в моих ногах и на боковых подвесках, тут был даже плюсом, он утяжелял мотопланеры. Наш «Ставрик» нес два десятка «Мух», два десятка гранат «РГ-42» с нашего же консервного завода и сколько-то цинков с патронами к автоматам и ПКМ. Мы были затарены в перегруз. Если честно, я думал, что не оторвемся – движок выл и даже скулил.

А когда мы оторвались… Честное слово, если бы я знал, как это будет – я бы вцепился во взлетку пальцами, зубами и вообще корни пустил. Нас рвануло в сторону и, как мне показалось, перевернуло. «П…ц, – подумал я без наигрыша. – Мама, прощай… только бы сразу головой об землю… и чтоб шлем не спас, а то буду жить инвалидом…»

– Бляяяяяааааа!!! – услышал я вой Витьки, пронзительный и жуткий. И понял, что мы летим более-менее ровно, а штаны у меня сырые.

Я обдулся. Но в тот момент меня это ничуть не занимало.

Я не мог понять, управляет Витька машиной – или нет. Двигатель был вырублен, но мы летели не меньше чем за сто. Что-то мелькнуло слева и справа – и только когда это мелькнувшее унеслось назад, я сообразил – мы пролетели между двумя танками!!!

– Витька, земля!!! – заорал я в переговорник.

Плечи и голова Витьки над спинкой сиденья изобразили что-то типа «НА Х…Й!!!» Я заткнулся.

Тонко свистнуло, дернуло машину, зажужжало. Металл рядом с моей правой ногой вспучился, как асфальт, через который прорастает деревце. Потом был удар в шлем – как будто палкой. В левом глазу взорвалось, и я несколько секунд им ничего не видел, но испугаться не успел – зрение вернулось.

Внизу, среди вихрей, поломанных деревьев, взрытой земли, каких-то обломков и огня дрались люди. Кто чем. Как в кино (давно у меня не возникало этого сравнения). Дальше – около разваленного дома – возле растянутого брезента махали руками несколько человек, стоял танк…

– Колька, бросай, сука-а! – Витька закрутил шлемом.

– У-у-у-у-у!!! – взвыл я, не зная почему разрывая сцепы груза. Ногами выпихнул ящики из-под ног, надрывая живот и бедра. Нас бросило куда-то в сторону, опять перевернуло… Шарах! Теперь точно перевернуло, кубарем. Господи, пусть сразу, чем такой ужас… не полечу, во второй раз – ни за что не полечу!!! Я не хочу! Я жить хочу!

Снизу снова ударило в броню. Так, что нас подбросило. Я плакал и в голос ругался матом.

Мы летели обратно…

…Починенный мотор на «Не дрищи!» вышел из строя на обратном пути. Машину грохнуло оземь рядом с полосой. Андрюшку выбросило из планера – без сознания, со сломанными лопнувшим ремнем ребрами, головой в ангар… Олежка Гурзо тут же пересел на «Воина небес» вместо Женьки Битцева, которому винтовочная пуля попала в правый бок и вышла через грудь – прилетел он уже без сознания, в сиденье натекла кровь, как в тазик. Олег смахнул эту страшную лужу рукой – и они взлетели вторично как раз перед нами…

Из второго вылета не вернулся «Жало». Пашка Дорош и… и мой Витька Фальк. Ребята видели, как «Жало» загорелся и сел на турецкой территории, почти в самый бой. Но думать об этом было некогда. Мы, наверное, были похожи на чокнутых приговоренных к смерти, которые сами – причем споро, радостно и бодро – строят себе эшафот.

Нужен был и третий вылет.

Нужен, что тут делать…

…Это потом мы узнали, что окруженные было алексеевцы, 12-й и 15-й кубанские полки, получив боеприпасы, ударом с тыла прорвали окружение, отвлекли на себя наступавших – и фронт не только удалось восстановить, но и потеснить врага почти на семь километров обратно. А тогда – можете поверить, нас это не очень интересовало.

Мне помогла сойти со «Ставрика» Дашка. Буря вроде бы стала потише, и я увидел, что со стороны станицы бежит огромная толпа. Вяло подумал: «Ой, что будет…» Дашка стащила с меня шлем (я не сопротивлялся) и обеими руками схватила меня за щеки, глядя мне прямо в лицо ненормальным взглядом – жадным каким-то.

– У тебя… – Губы Дашки прыгали. – У тебя… глаз…

– Что? – прохрипел я, расклеивая губы.

Она зашарила трясущимися руками по карманам, достала зеркальце, сунула мне под нос и проревела:

– Смотри-и-и… миленький мо-о-о-ой!!!

Е-мое. Левый глаз у меня был красный. Весь. Целиком. По щеке текли слезы с кровью. Я посмотрел на шлем и увидел, что он распорот слева. Это вот, значит, чем меня ударило – пулей… А Дашка уже висела у меня на шее и целовала, целовала, целовала – в губы, в щеки, в нос, в лоб, в здоровый глаз, шарила руками по голове, по плечам, по лицу и что-то бормотала.

Потом подбежала мама. Пошатнулась и упала на меня. Я не выдержал двойного веса и сел на бетонку. Тело мягко гудело, в голове переливалась горячая ртуть – туда-сюда, плавно и почти приятно. Вокруг говорили, ходили, бегали, плакали, кричали, даже пели и падали, кажется… и смеялись. Смеялись!!! Мне с трудом удалось сфокусировать внимание на прибежавшей из сада матери Кольки и Сашки. С ней примчалась их сестра Ирка.

– А ну-ка, иди сюда, сынок, – сказала тетя Света.

Я не верил своим глазам – Колька, только что важно разговаривавший с майором-вертолетчиком, попятился от матери, а Сашка оперативно скрылся за его спину.

– Ма, ты чего? – осторожно спросил Колька. Окружающие наблюдали за происходящим с немым восторгом.

– Свет, Свет, – окликнул ее Шевырев, – ты полегче… сын-то у тебя настоящий герой!